Но проходили дни. Проходили месяцы, "Орион" молчал. Сколько раз он ругался с ними, спорил с ними в своей голове, тряс тростью куда-то в угол, упрекая их в том, что они подвели его, что он, девяностолетний старик, по-прежнему был здесь, по-прежнему ждал их, как и обещал тогда, на стартовой площадке. А они... сосунки, предали его, так жестоко, так бессердечно. "Вы обманули меня", - повторял он снова и снова в пустую тишину коридоров и холлов его одинокого жилища. "Я ждал вас, а вы..."
Он подошел к сервизу, оперся на трость и наклонился. Ноги, спина, руки, все затрещало и захрустело в его обветшавшем теле. Он до боли прикусил свои тонкие бледные губы, нагнулся еще ниже и взял с дальней полки покрытую слоем пыли бутылку "Джемесона". Кто-то когда-то подарил ему ее на день рождение или на Новый год, или еще на какой-то очередной праздник, который он уже не помнил. Рядом с ней, чуть в стороне, стоял большой, наполненный сигарами хьюмидор, подарок, который сделал ему Хью незадолго до полета. На лице Кораблева появилась улыбка, когда он вспомнил его "когда мы вернемся, командир, мы выкурим их у тебя на крыльце"!
- Выкурим, - будто ответил ему своими хриплым голосом Кораблев. - Сегодня... выкурим их у меня на крыльце, ребята.
Снова, шаркая ногами по полу, он дошел до двери и снял с крючка свою старую куртку, ту, в которой был он тогда, двадцать четыре года назад, на стартовой площадке космодрома.
Тем временем, сад жил своей насыщенной ночной жизнью. Сложно подумать, что скоро здесь будет кружить вьюга, перестанут кричать ночные птицы, замолкнут кузнечики, что не будет слышен шелест листьев на ветру, лишь его жалобные завывающие напевы будут слышны где-то в скрипящих стволах голых деревьев. Кораблев опустился на небольшой деревянный стул и осторожно поставил бутылку и хьюмидор на столик рядом. Он взял в руку стакан, который принес заранее, и с какой-то особой тщательностью протер его чистым носовым платком. Даже сегодня от брезгливо относился ко всякого рада грязи. Закончив, он поставил его на стол, медленно налил в него виски, откинулся на стул и сквозь толстые линзы своих очков начал рассматривать звездное небо, которое тянулось от кромки леса до темной крыши его дома.
- Такое же небо и там, - проговорил он тихо. - Везде одно и то же звездное небо! - он протянул руку вверх и прочертил ей по кромке млечного пути, проходящего светловатой, еле заметной полосой, через весь небосклон. Где-то вспыхнула и вмиг сгорела звезда. "Надо загадать желание", - подумал он про себя, но тут же усмехнулся, покачал головой и сделал большой полный глоток.
С каждой минутой становилось все холоднее. Светлая полоса, отголоски садящегося где-то вдалеке солнца, которую он видел из окна еще совсем недавно, уже полностью исчезла. Куда ни посмотри, небо представляло собой черную однородную массу, покрытую, как сыр дырками, яркими точками звезд. Кораблев втянул голову в воротник и посильнее укутал себя. Была обычная ночь обычного августовского дня. "Как много таких дней я провел за городом, в походах, в экспедициях", - снова полезли в голову прежние мысли, остатки воспоминаний. Когда-то и он был молодым, когда-то он мог ночь на пролет сидеть без костра, без теплого свитера, в одной рубашке и смотреть на это вечное небо. Оно манило его всегда своей загадкой, своей вечность, своим безграничным и неразгаданным для науки потенциалом. Прошли годы, прошло много лет, страсть его к небу осталась, в душе он чувствовал себе все таким же молодым, как и прежде, но тело его, эта "скрипучая и пердящая субстанция", как говорил он, не чувствуя стеснения, каждому, кто спрашивал его о здоровье, подводило его все больше и больше. Он рос к земле и с каждым днем, чувствовал свое приближение к ней все ближе.
Он потянулся к хьмидору, открыл защелку и извлек сигару. Их там было несколько сортов, отделенных друг от друга (чтобы не смешивался вкус, как объяснил ему тогда Хью). Он не разбирался в сигарах и в этот момент это показалось ему досадным. "Надо было хоть почитать!", - подумал он с какой-то досадой, но тут же погнал от себя эти мысли, как глупые, и уже совершенно неуместные.
- Спички! - проговорил он вслух. - Спички забыл... старый мудак! - он с трудом приподнялся, опираясь на трость, и снова зашаркал в сторону дома. Коробка спичек лежала в шкафу справа, на большой деревянной коробке с красной звездой. Кораблев взял спички так же аккуратно извлек коробку. С особым напряжением в пальцах, он снял незакрытый замок, попытался положить его на комод, но тот вывалился из рук и с грохотом, прыгая по полу, ускакал куда-то в другую часть комнаты. Кораблев уже не стал его поднимать. - Зачем, - проговорил он тихо, открывая вышитую темной тканью изнутри коробку. Он провел рукой по пустой выемке в форме пистолета, именного пистолета его деда. Его не было в коробке уже двадцать четыре года, коробка пустовала и пистолет, которым когда-то давно наградили старого генерала, был сейчас там, где-то в миллионах миллиардов километров отсюда.
Через минуту кукушка прокричала пол часа. Кораблев вздрогнул от этого звука. Но не само пение механической птицы напугало его, а время, которое неумолимо продолжало нестись вперед. Он снова сел за стол, зажженная сигара в руке, полупустой бокал виски в другой. "Хотел бы я сейчас посмотреть на физиономию своего врача", - невольно подумал он, затягивая табачное послевкусие несколькими глотками. На лицо натянулась улыбка и вдруг, вместе с хрипом, откуда-то из глубины груди вырвалось что-то, отдаленно похожее на смех. "Меньше мяса, там холестерин, ничего жаренного, никакого приема пищи после восемнадцати и, упаси Бог, алкоголь или сигареты!.." - он беззвучно затрясся, наливая себе снова в стакан и делая полную затяжку, не так, как учат сигарные профессионалы, а всей грудь, по-русски, как курил на крыльце старого дома много лет назад "Беломор" его дед.
Снова упала звезда, листья вокруг зашумели от слабого ветра. Кораблев поднял голову вверх. Небо медленно ползло над головой. Звезды, он отчетливо видел их теперь без очков. Зрение возвращалось к нему. Он чувствовал какую-то особую легкость бытия, чувствовал силы в обветшавших членах разваливавшегося тела. Казалось, он снова мог встать, как мальчишка побежать голыми ногами по мокрой улице за стаей голубей, прыгая, смеясь! Чувство это было так живо, что он попытался встать, но не смог, он схватился пальцами за край стола, но они отказывались цепляться и руки бессильно опустились вниз. Что-то скрипнуло в саду, калитка, кто-то шел к нему, кто-то был здесь, уже совсем рядом с ним, за этим столом.
Он опустил голову от звезд и присмотрелся. В темноте ночи, слабо подсвечиваемые зеленой луной, видел он лица тех, кого ждал все эти годы. Сегодня, в этот час, в этот миг, они пришли к нему, они были здесь, за одним с ним столом. Он протолкнул подкатившийся к горлу ком алкоголем (алкоголь всегда делал его чуть сентиментальным), поставил пустой стакан на стол и снова потянулся за бутылкой. Но рука уже не слушалась его, рука задела бутылку и та с грохотом полетела на бок. Виски было уже немного и все остатки вылились бы на пол, но чья-то рука, сильная рука командира корабля, поймала ее в полете и осторожно поставила обратно на стол.
- С-спасибо! - с трудом проговорил Кораблев. Он затянулся сигарой, но та погасла, он потянулся за спичками, но зажженная спичка была уже тут, перед самым его лицом.
- Как... как же так! - он развел руками и пустой стакан слетел куда-то вниз, на деревянный пол. - Мужики!.. Я... я ждал вас все это время, а вы... сучьи дети... - он поднял голову к звездному небу и после паузы еле слышно проговорил, - не вернулись... Все эти годы я ждал вас, я представлял, как... как однажды скрипнет калитка, я выйду на крыльцо и... тут будете вы... вы все. Но поздно!... Теперь... теперь уже поздно... - он хотел хлопнуть кого-то по плечу, хотел потрепать за щеку, просто коснуться... Но обветшавшие пальцы лишь водили по пустоте напротив. Его видения, его призраки исчезли, как исчезли когда-то там, на бескрайних просторах дальнего космоса, пять космонавтов проекта "Орион"... - Черты бы вас побрал, - проговорил он уже тихо, языком, который заплетался во рту, и тело его медленно откинулось на спинку старого стула.
