Вскоре начало темнеть, а вместе с заходящим солнцем вернулось нему прежнее напряжение и чувство страха. Стволы деревьев стали превращаться в черные как уголь громады. Тени забегали по кустам. Где-то вдалеке снова завыло дерево, что-то зашуршало рядом, что-то ударило сверху по обшивке.

   - Все нормально, это ветер, просто ветер... - утешал он себя, поспешно перебираясь внутрь корабля. Прямо у двери, на небольшом, выкопанном брюхом корабля при посадке холме, который уже успел зарасти травой, он сложил ветки в костер и поджег их последний, остававшейся зажигалкой. Сухие дрова почти сразу вспыхнули и в воздух поднялся приятный, знакомый с детства запах дыма горящих дров. Виктор притащил ко входу свой матрац и опустился на него. Пламя костра согревало его замерзшие ноги, и его медленно начало тянуть ко сну. Но закрыть дверь изнутри и пойти спать он пока еще не спешил. Внутри было по-прежнему холодно и сыро, поэтому он решил жечь костер еще некоторое время, еще хотя бы час, чтобы хоть как-то нагреть воздух внутри.

   Ветер начал дуть сильнее. Костер затрещал, охватывая пламенем дрова. Виктор привстал, потянулся, взял несколько наломанных заранее веток и бросил их в пламя. Он снова приземлился на матрац, сложил на груди руки, на мгновение у него даже появилась мысль прикорнуть, но вдруг... он вздрогнул и потянулся в карман за пистолетом. Снова какое-то видение, снова очертания фигуры, стоявшей чуть дальше, у кромки леса. "Начинается", - подумал он, с усилием напрягая взгляд в темноту.

   - Ты кто? - спросил он где-то через минуту. Спросил громко, но тут же пожалел, вспоминая, что давал себе слово не говорить с "ними". Ведь это были не реальные существа, а видения, галлюцинации, продукты его подорванной психики. И сейчас, там стоял тот, кого не могло быть, тот, кто мог существовать лишь внутри его черепной коробки. Говорить с ними, решил он для себя еще днем, было бесполезно и даже опасно для и без того подорванного психического здоровья. Каждый диалог, каждый спор, каждая брошенная фраза все дальше и дальше затягивали его в этот водоворот безумства откуда, он знал это, выход был только один - пистолет в его руке и оставшиеся в нем патроны.

   Фигура не ответила. Фигура молчала. "Черт с тобой", - проговорил он тихо себе под нос и тут же почувствовал какой-то странный позыв встать и уйти прочь, закрыть за собой дверь и не выходить, пока не пройдет ночь, пока снова не наступит день, пока он снова не сможет смотреть дальше кустов, дальше двух черных громадин стволов деревьев. Он начал приподниматься, он начал уже искать глазами круглое колесо ручки запорного механизма, но вдруг голос "останься" послышался рядом и Виктор невольно, будто кто-то с силой дернул его за руку, осел вниз.

   Это был Кораблев. Он не мог спутать его голос ни с кем другим. Виктор осторожно повернулся и увидел знакомые очертания его лица, как он, свесив ноги вниз, уже сидел почти рядом с ним и, так же, как и он, смотрел на полыхавший в полутьме костер.

   - Однако, холодно у тебя. Замерзнешь здесь зимой-то.

   Виктор молчал. Он хранил верность данному себе обещанию. Но с каждой секундой, с каждой проходящей минутой в компании этого видения, делать это становилось все сложнее и сложнее.

   - Ты можешь, конечно, разжечь огонь внутри, но куда отводить дым? - Кораблев продолжал, не замечая замешательств собеседника. Он повернулся и несколько секунд смотрел внутрь, своим наметанным техническим взглядом пытаясь определить наилучший способ отопления обломков космического корабля. - Эту дверь можешь закрыть, открыть в соседний отсек и разжечь там. Теплосбережение будет лучше, хотя... с текущим состоянием корабля, разницы большой я не вижу.

   - Из кусков обшивки я хотел сделать печку и трубу... трубу, которая выходила бы наружу, - не выдержал, наконец, Виктор.

   - Печку это хорошо! Только как ты ее сделаешь? Нужен сварочный аппарат, нужны инструменты по обработке металла, у тебя ничего этого нет. Да и обшивка эта сплошная гниль. Больше ржавчины, чем железа. Идти бы тебе надо отсюда, пока силы еще есть. Вот мой тебе совет.

   - Зачем? - шепотом спросил его Виктор, спросил совсем тихо, но Кораблев услышал его:

   - Как зачем, чтобы не замерзнуть здесь и с ума окончательно не сойти! Или ты хочешь вечно сидеть в этом корабле?

   - Здесь или там умереть, какая разница. Это не жизнь, это мучение. Каждый день я скатываюсь все ниже и ниже в эту яму с дерьмом. И какой смысл хвататься за ее края если снаружи такое же дерьмо, как и внутри?

   - Но умирать-то все равно не хочется?

   - Не хочется, - грустно подтвердил ему Виктор.

   Кораблев улыбнулся и полез в карман на груди. Он хотел достать что-то оттуда, но там этого не оказалось. - Черт, где же?... - он приподнялся и начал ощупывать карманы брюк. - А, вот! - он извлек из левого кармана брюк примятую пачку сигарет. - Дашь огоньку? - он положил одну сигарету в рот и кивнул на зажигалку, которая лежала рядом с Виктором. Но Виктор не двинулся. Он будто не понял вопрос и как-то странно смотрел на свое видение. Кораблев выглядел так естественно, так натурально, как будто живой! Казалось, можно было протянуть к нему руку и пощупать. Несколько раз у Виктора даже возникало дикое желание схватить Кораблева, ущипнуть его, сделать ему почему-то больно, чтобы крикнул, чтобы почувствовал боль физическую. Но он перебарывал в себе это желание. Немного разума в нем еще оставалось и тратить эти остатки по пустякам, ему совсем не хотелось.

   - Зажигалку дай, - повторил ему Кораблев, он будто понимал те бурные процессы, которые проходили в Викторе и еле заметно улыбался. Несколько секунд продолжалась эта уже немая сцена и Виктор, наконец, сдался. Он взял зажигалку, зажег ее и поднес к самому лицу наклонившегося к нему Кораблева. Тот сделал несколько больших затяжек и выпустил в воздух дым. Виктор не должен был его чувствовать. Этого дыма не было, как не было и этой сигареты, как не было и самого Кораблева. Но он чувствовал! Дым этот, знакомый и давно позабытый, как ножом резал его натянутые до предела нервы. Дым этот бросил его в мелкую дрожь. Пальцы, губы, зубы, все затряслось и застучало. Он чувствовал табачный дым так ясно, так отчетливо, будто бы курил сам, будто сигарета эта была у него во рту и он медленно посасывал ее всей своей грудью. Все эти чувства, все эти эмоции, нахлынувшие на него, обострились вдруг настолько, что он, уже не контролируя себя, нервно потянулся к Кораблеву. Он хотел взять у него сигарету, хотел сделать хоть одну затяжку, может, да не то, что может, а, наверняка, последнюю затяжку в своей жизни, пусть воображаемую, пусть не реальную. Но какая разница!

   - Именно это я и любил всегда в тебе! - раздался голос Кораблева и Виктор очнулся от чар этого воображаемого табачного дыма. Сигареты уже не было в руках Кораблева и где-то внизу, в траве, тонкой струйкой сизого дыма, догорал брошенный им окурок. Кораблев выпустил из ноздрей последний дым и в пол оборота повернулся к Виктору. - Когда все опускали руки, ты не сдавался!

   - Раньше не опускал! Раньше у меня была цель! Все, что я делал, я делал ради чего-то. А какая цель у меня сейчас? Какая, вообще, здесь и сейчас может быть цель?! Прожить лишний день, лишний месяц? Ради чего? Чтобы мучиться, чтобы медленно сходить с ума?! Каролина была права, - Виктор покачал головой и заговорил уже тише. - Мне не осталось ничего. Здесь нет смысла. Я последняя живая клетка мертвого организма. Я как растение, выросшее вдруг посреди безжизненной пустыни. Еще есть корни, какие-то ростки еще пробиваются наружу. Но радиация Солнца выжигает все вокруг, как, совсем скоро, выжжет и его.

   - Но почему ты тогда еще не... - Кораблев замялся, пытаясь подобрать слова, но не мог. Впрочем, Виктор понимал его даже без слов.

   - Почему не снес себе череп твоим пистолетом?! - Виктор с усмешкой посмотрел на собеседника. Диалог их становился оживленнее, он не стремился к этому, но поделать с собой не мог уже ничего. Он наклонился ближе к Кораблеву, к его исчерченному морщинами старческому лицу: - Думаешь, я боюсь смерти? Жалко себя, думаешь? Ошибаешься! Я мог бы достать пистолет хоть сейчас и покончить все это раз и навсегда. Боли, думаешь, боюсь? Но жить-то больнее! Да и какая, к черту, боль! Башка разлетится как резиновый шар. А, впрочем, - Виктор продолжил где-то через минуту, уже спокойнее, - может я это еще сделаю, но позже, чутка позже, когда совсем уже накроет, когда совсем станет невмоготу. А пока я еще поживу! Не потому, что страшно, а потому, что я последних из всех, кто когда-либо жил. С моей смертью не окончится просто моя жизнь, окончится мир. Рембрандт, Айвазовский, Пушкин, Толстой, Оскар Уайлд, Фредди Меркьюри, Стивен, мать его, Кинг, все художники, все писатели, все музыканты, все те, кто когда-то ходили по этой чертовой земле и что-то делали, все то, что когда-либо было создано человеком, все произведения искусства, все открытые когда-либо законы, все религии, все учения всех людей, все войны, все катастрофы, все переживания, все чувства, эмоции, все что заставляло людей смеяться, плакать, ненавидеть друг друга и искренне любить, все это осталось здесь, - Виктор постучал себя пистолетом по голове, - и все это закончится здесь, со мной, в тот момент, когда пуля, - он достал из пистолета магазин и показал Кораблеву верхний патрон, - вот этот вот девятимиллиметровый кусок свинца пробьет мою больную голову. Эпоха разума на этой планете, а может и во всей Вселенной закончится в этот самый миг и наступит тьма, вечная, непроглядная тьма... А может и не вечная, - Виктор вдруг как-то весело рассмеялся. Настроение его менялось от подавленного до восторженного в считанные секунды. - Может через миллионы лет какая-то бактерия снова мутирует в этом поганом болоте, - Виктор кивнул в сторону озера, того, куда в один из первых своих дней здесь, еще не зная, что это за планета, ходили они с Хью, - там пройдет еще миллион лет, два, десять, сто, потомок этой бактерии вылезет на сушу, эволюционирует, разовьется, получит разум и станет жить так, как когда-то жили мы. Только это будет уже не человек и даже не животное, в привычном для нас понимании животное, это будет уже другое существо и... дай Бог, чтобы оно было разумнее!