— Не проливай зря слез, Таша. Любовь вечна. Он по-прежнему будет любить тебя, независимо от того, где ты находишься, — говорит ба, но ее голос для меня звучит неискренне.

Бросив горсть земли, баба встает рядом со мной и крепко обнимает меня за талию, уводя с этого места.

Я позволяю ей повести меня назад в дом. У двери она останавливается и протягивает руку. Она хочет забрать мой платок, в который я плакала. Таков наш обычай — выбрасывать использованные платки после похорон. Своеобразный способ напомнить живущим, что после похорон становится легче, и не стоит нести страдания в свое будущее.

На автомате я кладу свой носовой платок в ее руку.

— Мы выпьем чаю? — спрашивает меня ба, убирая оба наших платка в целлофановый пакет.

Я отрицательно качаю головой.

— Мне хочется немного полежать, — отвечаю я.

Она улыбается мне в ответ.

— Да. Возможно, тебе следует вздремнуть. Я разбужу тебя через пару часиков к обеду.

Я не осознаю, что киваю ей в ответ, когда вхожу в дом. В доме так тихо, не как обычно. Я чувствую, как по мне проходит странный холодок из-за гробового молчания. Я поднимаюсь в свою комнату.

Пока меня не было кто-то убрался здесь. Я нигде не вижу лежанки Сергея и в воздухе витает запах освежителя воздуха. Я подхожу к окну и вижу, как Джон крутится у могилы Сергея. Он выкопал могилу на штык лопаты. Я вижу, как он хватается за свою поясницу, а потом садится под дерево, закуривая сигарету. Его жизнь кажется простой и незамысловатой.

Никогда больше я не увижу глаз Сергея..

Слезы заволакивают мне глаза, я отворачиваюсь от окна и подхожу к кровати. У меня такое чувство, словно я стала полой, словно у меня нет внутренностей. Похороны Сергея разбили мое сердце и дух, раньше такого никогда не было. Я любила Сергея, как часть самою себя. Он всегда был на моей стороне перед другими, за исключением тех редких моментов, когда не мог отчего то мня уберечь. Сейчас я словно нахожусь в каком-то забытье.

Такое ощущение, словно я до сих пор сплю.

Разве это может не быть сном, если в один момент мой теплый и живой друг взял и ушел? Навсегда. Я не могу его увидеть или дотронуться до него, не могу услышать его лай, ничего не могу. Все живущие думают, что живут реальной жизнью, будто она в мгновение ока не может превратится в ничто?

Это было вопиющей наглостью предполагать, что я смогла бы удержать всех своих близких от горя. Какое грандиозное самомнение. Должно быть, мой отец теперь потешается надо мной. Я верила, я была уверена, что смогу выиграть этот раунд, что смогу разрулить ситуацию. Я предполагала, что моя мама, ба, Сергей, даже папа и Ной — одна большая счастливая семья. Какой же дурой я была. Одним жестоким жестким ударом отец доказал мне всю разницу. Я недооценивала его.

Ужасно.

Мой отец не знает, что такое любовь, но обладает даром манипулировать любовью других людей. Он видит к чему тянется сердце другого человека, чувствует его самые уязвимые места и бьет именно туда. Да, он забрал моего любимого Сергея, но я знаю, что Сергей умер по-прежнему любя меня, также как и я его.

Раздается тихий стук в мою дверь.

Я подхожу и открываю, за порогом стоит Росита.

— Ваш отец хочет, чтобы вы присоединились к нему внизу за обедом, — сообщает она.

— Спасибо, Росита. Скажи, что я спущусь через минуту, — говорю я и закрываю перед ней дверь. Оказывается, он дома, я не знала об этом.

Я прислоняюсь к двери, чувствуя себя оцепеневшей, у меня нет даже сил выяснить у Роситы, зачем мой отец хочет, чтобы я присоединилась к нему во время обеда. Он желает позлорадствовать? Или напугать меня? Или он всего лишь хочет пообедать со мной, потому что считает убийство Сергея второстепенным?

Я выпрямляюсь, открываю дверь и спускаюсь вниз в столовую. По пути я встречаю одного из его охранников. Он кивает мне, я автоматически киваю в ответ.

Я открываю двери столовой, отец поднимает голову и улыбается. Глядя на него в данную минуту, нельзя даже предположить, что он послал кого-то ко мне в спальню, чтобы убить мою любимую собаку для того, чтобы проучить, чтобы я, наконец-то, поняла насколько он серьезен в своих словах. Я не улыбаюсь ему в ответ, просто молча смотрю на него. Если честно, я в шоке от того, что за все эти годы так и не узнала его до конца, что он за человек.

Он опускает вилку с ножом.

— Заходи, — добродушно приглашает он, продолжая жевать.

Я продолжаю стоять в дверях, не двигаясь.

Он улыбается.

— Не обманывайся моим дружеским тоном по поводу моего приглашения, я приказываю тебе войти сюда.

Я медленно захожу в комнату. У меня отчаянно чешется правая ладонь. Я с остервенением начинаю почесывать ее левой рукой.

— Подойди ближе, — мурлычет он. — Чего ты боишься?

Я делаю еще несколько шагов в направлении него.

Он встает из-за стола, и наклонившись, поднимает картонную коробку. У меня на лице вероятно написан абсолютный ужас и отвращение, потому что я вижу перед собой щенка добермана. У меня глаза чуть ли не вываливаются из орбит. Этого не может быть. Щенок точно такого же возраста, как Сергей, когда он принес его мне домой.

Я медленно перевожу на него взгляд.

— Это тебе подарок, — говорит он, протягивая его в мою сторону.

Я озадаченно поглядываю на него. Я была уверена, что мой отец — чудовище, но он не чудовище. Он монстр, у которого вообще отсутствуют чувства. Мама была права. Мой отец не знает, что такое чувства и эмоции. Всего лишь пару часов назад он обезглавил мою любимую собаку, а теперь протягивает мне другого щенка. Тем самым он хочет показать, что может забрать у меня любимого, вернуть другого, которого потом тоже может забрать, как только я к нему привяжусь. На самом деле, мой отец — больной урод. Только человек, который не знает, что такое любовь, способен на такое. Он опять протягивает мне щенка, чтобы я взяла его.

Я делаю шаг назад.

— Я не хочу его, — произношу я.

Он хмурится.

— Если ты не согласишься его забрать, мне придется попросить наш персонал его утопить.

У меня отвисает челюсть, он делает шаг в мою сторону, щенок извивается в его протянутой руке. Я забираю его к себе. Он такой маленькой, мягкий и теплый, у меня появляются слезы на глазах, готовые вот-вот пролиться.

Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он не успел их заметить и выбегаю из комнаты. Я останавливаюсь на минуту в фойе. Розита на карачках моет мраморные ступени. Я подхожу к ней.

Щенок пытается залаять, но у него еще плохо получается. Мое сердце плачет от его лая, потому точно также делал и Сергей, когда был в его возрасте. Бедный щенок, он не в чем не виноват. Фактически, он ничего не сделал, но я не могу даже смотреть на него. Мое сердце разбито. Я протягиваю его Розите.

— Пожалуйста, прошу тебя, не могла бы ты забрать и позаботиться о нем.

Она растерянно с удивлением смотрит на меня, но забирает щенка. Я вытираю руки о бока своего платья.

— Спасибо, Розита, — выдыхаю и бегу наверх.

Оказавшись в своей комнате, я падаю на кровать и у меня вырываются рыдания. Из-за рыданий я даже не слышу, как открывается дверь, только чувствую, когда ба садится на постель и гладит меня по голове.

— Я ненавижу его, — всхлипываю я. — Я ненавижу его всеми фибрами своей души.

Баба молчит, а потом начинает петь старинную русскую песню, которую она пела мне, когда я была совсем маленькой и не могла долго заснуть.

https://www.youtube.com/watch?v=N6voHeEa3ig

Гангстерский рай

Они поджидали меня в темноте. Удар пришелся в район чуть выше уха, и от неожиданности мой мозг зарегистрировал его как глухой удар, но на самом деле, такой удар не захочет получить никто.

Наповал. К такому удару невозможно подготовиться, сколько бы не тренировался.