Солдат шумно вздохнул.

– Извольте подписать те срочные бумаги, что я оставил на вашем столе в кабинете? Дело важное…

– И что, оно никак не может подождать до моего возвращения, Ершов? – царственно спросил Деникин. В сердце затеплилась надежда избежать прогулки в белокаменную резиденцию.

– Боюсь, что нет…

– Но отчего же вы не сообщили мне ранее, когда я не так торопился исполнить свой долг перед его превосходительством?

– Простите, Дмитрий Николаевич. Вы были так заняты, что я остерегся вас беспокоить – а о визите к его превосходительству и вовсе запамятовал…

Ординарец осуждающе-сочувственно покачал головой.

– Ну, что ж поделаешь… Подпишу.

Деникин отправился в закуток Осецкого и уселся на стол.

Сперва он ликовал, как ребенок. Но уже через миг в голову прокрались отрезвляющие мысли. Отсрочка долго не продлится. И хотя Деникин не сомневался, что солдаты не посмеют силком доставать его из укрытия, но когда-либо все же придется выйти. И отправиться прямиком к генерал-губернатору – человеку жесткому и жестокому.

– Что же вас привело, барышня? – тем временем спросил Ершов.

– Заявить хочу о пропаже.

– Пропаже чего? Имущества?

– Человека! Барышни нашей, госпожи Миллер. Она пропала намедни прямо из-за закрытой двери!

– Солдат! В управе курить не дозволено! – вдруг грубо окрикнул Ершов, изменившей своей раздражающей привычке к вежливости. – Попрошу выйти и ждать за дверью!

И снова его голос, уже в адрес девушки:

– Из дерева сложена! Мы так никогда с пожарами не справимся. Люди его превосходительства, а городские уложения не чтят. Так, давайте-ка я возьму бумагу и начнем сначала.

Деникин, почти не спавший накануне, задремал на стуле, положив голову на стол.

– Деникин, вставайте! Решительно не понимаю, чем вам так приглянулась управа в качестве места для отдыха. На мой взгляд, она совсем для того неудобна.

– Те люди ушли?

– Нет. Они солдаты – терпеливые. Стужа им нипочем. Впрочем, даже если бы и земля разверзлась, они бы не сдвинулись с места. Гнев его превосходительства, говорят, пострашнее непогоды.

Деникин вышел из-за огородки, зевая.

– И что теперь будет, Ершов? Зачем я тебя послушал? Как мне объяснить свой отказ явиться к господину Софийскому?

– Ничего такого я не советовал. Я вас лишь ненадолго задержал. А все остальное —ваше собственное решение.

– Сколько у нас сегодня пропавших?

– Вместе с дочерью господина архитектора – уже шесть.

– Эх, Александра Александровна… Красивая барышня.

– Ваша правда. Возможно, похищена. Но она – не дело первой важности. Как ни отвратительно мне говорить такие вещи.

– Если бы исчез его превосходительство…

– Вы, конечно, понимаете, Деникин, что если подобный инцидент свершится – упаси господь – наяву, то именно вы и будете мной заподозрены.

Ершов достал стопку свежей бумаги. На общем столе в посетительской лежали письма, найденные накануне в доме Вагнера, и приколотый к чистому листу запятнанный обрывок ткани, аккуратно вырезанный из рубахи пропавшего. А еще – книги. Деникин взглянул на обложки. Их-то он и искал! «Доктор Ганс Гросс. Руководство для судебных следователей, как система криминалистики», «Руководство для чинов корпуса жандармов при производстве следствий и дознаний, составил полковник Попов». Последняя – порядком устаревшая, как-никак 1885 год.

– И что, вы почерпнули оттуда что-то новое, Ершов? – стараясь не показывать особого интереса, спросил Деникин.

– Нет, я позаимствовал их у господина Осецкого, после того, как он нас покинул, и пока не нашел возможности прочесть.

Ершов уселся, поудобнее устроил перевязанную руку, обмакнул перо в чернильницу.

– Вы собрались писать стихи?

– Не склонен к поэзии, Дмитрий Николаевич, как ни прискорбно. Обделен сим талантом. Вместо того я планирую зафиксировать все, что нам стало известно. После же мы с вами разорим, с его будущего позволения, запасы вашего хорошего приятеля фельдшера и попробуем провести анализ обрывка ткани.

– И что это даст?

– Ну, если вы не погубили образец и не испортите реактивы, которые приготовите – я бы смешал их сам, но вы отстрелили мне руку – то мы узнаем, кровь ли на рубахе и принадлежит ли она человеку.

Околоточный подчистую присвоил себе замысел Деникина! Помощник полицмейстера разозлился.

– Мы можем допустить это и так, не занимаясь алхимией.

– Верно. Но, возможно и то, что господин Вагнер по неосторожности замарался вареньем. И он вовсе не похищен и убит, как мы предполагаем, а отправился туда, куда и, судя по письмам, собирался. Это изменит нашу картину, не так ли?

– Ну, допустим, мы все же решим поставить ваш опыт. Как же мы это сделаем?

– Не имею ни малейшего представления! Может, вы дадите мне указания? Ведь вы, в отличие от меня, образованны в достаточной степени, чтобы соответствовать образовательному цензу.

– А в книгах случайно о том не сказано?

– Весьма надеюсь, Деникин! Весьма!

Ершов вывел на листе бумаги большую цифру «1», и ниже – букву «В». Судя по почерку, в гимназии он числился самым прилежным учеником.

– Капитан Вагнер, предположительно, пропал еще осенью. Так и запишем – октябрь месяц, 1906 год. Что еще мы знаем? Писем пока не касаемся.

– В его доме работала каторжная прислуга, связанная с нынешними беглецами.

– Верно! И мы ими непременно займемся. Точнее, лично я, как вы и приказали, а вы тем временем навестите его превосходительство.

– С осени в городе ходят разговоры об отъезде инженера к государю. Источник их неизвестен.

– Пока неизвестен! Да, запишу. А еще отметим, что Вагнер руководил строительством участка железной дороги, ныне замороженным в связи с затруднениями технического толка до его возвращения.

– Инженер был очень дотошным начальником. Стремился знать все в мелочах, в том числе за пределами своих полномочий. Он слыл высокомерным, неприятным, нелюдимым человеком. Вечера проводил дома, общество не посещал, в карты не играл.

– Ответственный, принципиальный, честный офицер и добродетельный семьянин. И почему мы так упорно говорим о нем в прошедшем времени? Это не более, чем гипотеза.

– Складывалось впечатление, что он за всеми наблюдает.

– Да-да, и оно не обмануло.

– Тем не менее, пост Вагнера не позволял допустить мыслей о том, что его труд и персона способны заинтересовать государя лично.

– Мы ясно видим, что в городе догадывались о его истинных задачах.

– И потому он так тщательно спрятал свои бумаги между досками за стеной, да еще и в укладке с двойным дном.

– Действительно – он вряд ли предполагал, что кто-то из его гостей окажется способен не только видеть сквозь стены, но и столь поспешно их разрушать. И, по правде говоря, даже я не ожидал, что вы одним лишь ударом ноги обратите укладку в труху.

– Вы меня недооценили.

– Прежде, чем растоптать ее, вы могли позволить хотя бы взглянуть на тот хитрый замок. Но, впрочем, сделанного не воротишь. Итак, переходим к главному. Рубаха, спрятанная под половицей.

– Ее аккуратно сложили. Его жена?

– Не исключено.

– В таком случае, она знала о том, что случилось с супругом.

– И если так, то опасалась предавать дело огласке. Вот и спрятала рубаху, сложив по привычке – а сама поддержала весть об отбытии Вагнера. Или даже стала ее источником, что мы и выясним.

– Впрочем, спрятать рубаху могла и прислуга.

– Верно. Далее, в своих отчетах Вагнер доносил не только о взяточничестве и беззаконии. Он прямо намекал, что деньги, выделенные на строительство другого участка, присвоены. Однако о деталях умолчал, хотя и заметил, что обладает достаточными доказательствами. И потому просил министра о личной аудиенции.

– Но почему последние письма не отправлены?

– За ним следили? Или шантажировали?

Ершов отложил перо.

– И что мы имеем в результате?