Причин для отказа не нашлось, поэтому мы встали с крышки, и я спустил Тоби на содержимое сундука. И пока он копался, я разглядывал серое утреннее небо за окном, стараясь не обращать слишком много внимания на позвякивания и постукивания.

— Лори?

— Что, милый?

— Ты не подойдешь? Я в этом ни хрена не разбираюсь.

Вот так я и оказался на полу рядом с Тоби в окружении секс-игрушек, словно мы сошли с картинки самого разнузданного Рождественского утра, какое только можно вообразить. Назначение большинства предметов, слава богу, было очевидно, плюс Тоби как-никак вырос в эру интернета, так что до практической демонстрации все-таки не дошло. Но не стану отрицать, насколько приятно — из разряда невероятной и пробирающей до мурашек смеси предвкушения, страха и наслаждения — было смотреть на него и представлять себя во власти Тоби и всего содержимого сундука.

— Так, вот этому, — объявил он, — по виду самое место на кухне.

Господи ты боже мой.

— Нет, Тоби, не на кухне.

— Оно как будто одно из этих, ну знаешь, хитромудрых приспособлений для отделения белков от желтков, пользы от которых маловато, потому что для таких вещей есть руки.

Я многозначительно на него посмотрел.

— И увидел Бог Адама, созданного по образу и подобию Своему, и подумал Он: «Надо бы снабдить его конечностями для отделения белков от желтков», и дал Он человеку две руки, и стали белки отделяться от желтков, и увидел Бог, что это хорошо.

Тоби хихикнул — хихикнул, по-другому даже не назовешь — и я улыбнулся ему, захлебнувшись беспомощной радостью от того, как сумел рассмешить, и как естественно, как легко мне было с ним сейчас, когда уже не надо постоянно следить за собой, чтобы, не дай бог, каким-то образом не проявить свое неравнодушие. Пусть даже часть меня до сих пор упиралась и называла это безрассудством.

— Ну а для чего же оно тогда? — спросил он.

— Это просто такое эрекционное кольцо, Тоби.

— Вернее, эрекционные кольца, правильно? — позвенел он всей конструкцией.

— Они называются «Врата ада».

Вдруг он улыбнулся, как тогда в «Извракратии»: слишком широко, слишком ослепительно, слишком дурашливо, с выглядывающим из-под края губы кончиком клыка.

— Ты бы в них обалденно смотрелся. Можно я на тебя надену?

— Что, прямо сейчас?

— Спокойно. Не, в смысле… потом как-нибудь.

Мой член капитулировал и затвердел, словно в мазохистском предвкушении грядущей неволи.

— Ты же знаешь, что можешь.

— Знаю, просто люблю слушать, как ты соглашаешься. — Он обвел пальцем самое широкое кольцо. — Больно?

— Да, но я не против. Если тебе хочется.

Он заинтересованно склонил голову к плечу.

— А кончить с ними можешь?

— Возможно. Если ты… — Мой выверенно ровный голос слегка дрогнул. — …меня заставишь.

— Мне хочется. Еще как хочется. Ах ты ж. — Возвращал «Врата ада» на место он уже со слегка порозовевшим лицом, отчего меня захлестнуло нестерпимое желание его поцеловать, доставить удовольствие, вытерпеть для него боль.

И рассказать ему об этом всем.

Признать, что я всегда был Занзибаром.

— Так, ну вот это, — подцепил он что-то еще, — точно с кухни. Очень похоже на какую-нибудь из деталей под раковиной.

— Это анальный крюк.

— Мама родная… он и правда… вставляется туда, куда я думаю?

— Нет, Тоби, он вставляется… — я попытался придумать какую-нибудь саркастическую альтернативу, но тут осознал, насколько бесцельно грубой она прозвучит. — Да. Да, именно туда.

Он осторожно провел ладонью по изогнутой стали.

— Да-а, вкусы у тебя реально хардкорные.

— Не назвал бы их вкусами, скорее, просто имеющейся подборкой.

— И как мне теперь оправдать твои ожидания?

Я вытянул у него из рук и отложил в сторону проклятущий крюк.

— Не надо оправдывать.

— Нда. — Он нахмурился, лицо вытянулось в череду резких обиженных линий.

— Я не имел в виду что-то оскорбительное. Просто понимаешь, главное не что ты делаешь, а… — Я помедлил, пытаясь сам понять, что хочу сказать. — …а что оно значит.

«О. О, вот оно что».

Судорожно заглаживая свою небрежность, я наткнулся на основополагающее для меня же зерно истины, скрытое так глубоко в сердце, что и сам забыл про него. И пытаясь донести смысл до Тоби на голом инстинкте, я вместо этого вернул его для себя.

Главное не что ты делаешь, а что оно значит.

Голова на секунду пошла кругом от осознания. А потом осталась одна боль. За ней хлынула череда воспоминаний, накопившихся за три года безнадежных, бессмысленных случайных связей. Нужных в тот момент, но оказавшихся совершенно не тем, чего я хотел, и даже близко не похожих на то, что мне требовалось. И какими пустыми они смотрелись сейчас, когда появился Тоби. Как же делиться таким мерзопакостным прошлым с этим прекрасным мальчиком?

Не думаю, что я что-то сделал или сказал, но, похоже, некий обрывок моих мыслей отразился на лице, или их выдало тело, потому что Тоби внезапно оказался у меня на коленях, прижимаясь и целуя.

— Я так рад, что тебя встретил, — сказал я ему.

Так серьезно, насколько вообще был способен.

Позже мы покидали все обратно в сундук, кроме плетки, которую Тоби до сих пор держал в руке. Он пропускал хвосты сквозь пальцы, и шорох замши на коже его ладони казался одновременно невыносимо громким и невыносимо чувственным в тихой и практически пустой комнате.

— А что если мне захочется тебя высечь? — спросил он.

— Ну, с такой тебе вряд ли удастся. Слишком мягкая.

— Да, знаю. Я просто думал… — он замялся.

— Ты ведь раньше с плетками никогда не практиковался, так?

Он пожал плечами.

— Что я могу сказать? Общеобразовательная школа. Плетки не входят в программу.

— Тогда инстинкты у тебя верные, потому что эта как раз подойдет. — Мои слова частично разогнали его угрюмые настроения, уголки губ Тоби приподнялись в легкой улыбке. — Ты не… слишком высокий, так что, боюсь, с подбором плетки под свою руку будет морока.

— Весь мир против меня. — Он картинно положил ладонь на лоб и пошатнулся.

— Боюсь, что так, милый. Большинство хлыстов сделаны не с расчетом на… э-э…

— Недомерков?

Я кивнул.

— Но с этой проблем не возникнет. Хвосты у нее не слишком длинные, а рукоятка должна быть удобной. — Я положил руку поверх его ладони и показал, как найти центр тяжести, а потом подправил хватку, чтобы он держал плетку правильно. — Здесь главное — работа запястья.

Тоби как-то странно, с придыханием, вздохнул.

— Что, слишком?

— Да нет, просто… безумно возбуждает. Что ты мне показываешь, как… чтобы я… на тебе. Ты даже не представляешь, как я сейчас распалился.

Свободной рукой я залез между складок халата и обнаружил там подрагивающий налитый член.

— Ну, я имею некоторое представление.

Тут он заерзал и залился смехом, и я расхохотался вслед, накладывая этот момент, как свежий слой краски, на старые, потрескавшиеся воспоминания.

— Но смотри… — бесстыдно вжался он в мою ладонь — …я все еще не уверен, что мне хватит духу ударить ей живого человека.

— Показать тебе?

Повисла небольшая пауза.

— Э-э… эм… звучит, наверное, странно, но не думаю, что мне понравится. То есть в принципе. Это как я знаю, что не хочу спать с девчонками, хоть и не пробовал ни разу. Извини.

— Я и не прошу тебя подчиняться.

Он вывернул шею и скептически на меня воззрился.

— То есть связать и отхлестать — это с какого-то перепугу не подчинение?

— Связывать я и не собирался.

— Ах, ну, тогда, конечно, совсем другое дело.

— Тоби, решать в любом случае тебе, всегда. Но, думаю, все упирается в то, в чем по-твоему заключается доминирование и подчинение: в действиях или в людях.

Он помолчал и ответил:

— Ну, наверное… власть у того, кого ты ей наделяешь. — Он опустил глаза на плетку, опасливо ее оглядел. — И как ты это себе представляешь? Я… Я, честно сказать, боюсь боли, как последняя тряпка.