– Лариса… подожди минуту.

– Что?

– Ничего особенного, – выходя в коридор, произнес Гуров. – Просто присланный уже прибыл.

– Ой… Здравствуйте, – смущенно проговорила миловидная белокурая девушка. – Юрий Петрович, вы, оказывается, не один. Что же вы не сказали? Извините, я, наверное, вам помешала.

– Да нет, совсем не помешаете, мне уже пора уходить, – улыбнулся полковник. – А вы оставайтесь, спокойно обсуждайте свои дела. Не буду вам мешать.

– Лариса, это он.

– Кто «он»? – удивленно уставилась на Китаева девушка.

– Тот самый человек. Тот, которого ты ждать собиралась. Он уже приехал. Познакомься.

– А! О… Вот это да! Вот это оперативность. То есть, значит… Значит, вы уже приехали?

– Выходит, что так.

– Так ведь это… ведь это же чудесно! Юрий Петрович! Теперь вы видите? Видите, что не зря были все эти мытарства, все эти бесконечные петиции? – возбужденно проговорила Лариса.

– Вижу, вижу. Только человек уже, наверное, устал, давай мы его отпустим, а потом с тобой обо всем поговорим.

– Да, конечно. То есть… что же вы, вот так вот сразу и уйдете?

– Почему же сразу? Мы с Юрием Петровичем успели уже о многом поговорить.

– Найдите его! – воскликнула Лариса, проникновенно взглянув в глаза полковника. – Максим не виноват, даже не сомневайтесь в этом! Найдите настоящего преступника!

– Я именно для этого приехал сюда, – обнадежил Гуров, покидая квартиру старого техника.

Несмотря на то что беседа с Китаевым намного превысила все возможные и невозможные нормы времени, Лев не считал, что эти несколько часов потрачены зря. Он получил немало конкретной дополнительной информации и теперь гораздо отчетливее представлял себе, каковы тайные пружины, приводящие в движение механизм внутренних взаимоотношений.

На следующее утро в шесть часов полковник уже вновь ехал в такси по направлению к летному городку.

Он не забыл о своем намерении побеседовать с обслуживающим персоналом авиабазы вдали от бдительного начальственного контроля. Служебный автобус, увозивший в часть утреннюю смену, несомненно, должен был привезти оттуда вечернюю, и Гуров решил, что не следует упускать такую возможность.

За пределами базы сотрудники вряд ли так уж строго поддерживали «внутреннюю дисциплину» и заботились о «неразглашении». Поэтому техники и инженеры, возвращавшиеся с работы, представляли собой весьма подходящую аудиторию для бесед на интересующие полковника темы.

Сидя в такси, Лев вспоминал свой вчерашний разговор с Китаевым и те размышления, на которые навела его полученная новая информация.

Он очень внимательно выслушал и очень хорошо запомнил все, что Китаев говорил о денежных махинациях Курбанского. Несомненно, здесь мог крыться мотив, и тогда инициатором убийства действительно мог быть кто-то из «вышестоящих».

Вдобавок он отметил и еще кое-что. Загадочное самоубийство Иванникова, заступившего на пост непосредственно после Курбанского, не выходило у него из головы. И то, что на первый взгляд оно выглядело абсолютно беспричинным, только заставляло лишний раз задумываться над этим вопросом.

Без причин ничего не происходит в этом мире, а уж тем более такой акт, как расставание с жизнью. Что-то здесь, несомненно, крылось, и, узнав о хищениях, Гуров сформулировал некую предположительную версию.

Судя по всему, Кубанский имел большое влияние в части и, даже смещенный с должности, мог оказывать воздействие на происходящее и на принимаемые решения. С другой стороны, способы этого воздействия, судя по рассказу Китаева, не отличались особым благородством. Даже те немногочисленные намеки, которые сделал в разговоре отец Максима, давали ясное понятие о том, каким образом бывший командир части добивался своих целей. Прямота и открытость явно не были ему свойственны. Он предпочитал делать все исподтишка и чужими руками.

Трудно было судить о том, какой характер был у Иванникова, но краткая характеристика, которую еще в Москве дал ему Орлов, да и отзыв Гремина наводили на мысль, что он был полной противоположностью Курбанскому. Волне возможно, что это и породило конфликт.

Курбанский понял, что «преемник» не собирается плясать под его дудку, к тому же и получать «дополнительные доходы» от махинаций, скорее всего, стало проблематичным.

«Не мешало бы поподробнее разузнать про это самоубийство, – думал Лев, подъезжая к «летке». – Его ведь могли элементарно спровоцировать. А могли даже и «помочь». Как именно все произошло? Орлов говорил, что новый командир застрелился из табельного оружия. Но точно ли сам он это сделал или здесь та же история, что и у Максима с этим ножом? Вопрос. Если в самоубийстве Иванникову «помогли» или как-то спровоцировали на такой поступок, наверняка все сразу догадались, кто за этим стоял. А это – еще один существенный мотив для убийства Курбанского. В данном случае инициатором мог выступать кто-то из близких Иванникова, решивший отомстить. Если Иванников не из «местных», до Максима Китаева ему и соответственно его близким очень мало дела. Им нужно было отвести подозрения от себя, а для того, чтобы избежать тюремного срока, как известно, все средства хороши. В этом ключе свалить все на Максима – способ очень неплохой. О его вражде с Курбанским знали все, оставалось только подстроить все так, чтобы он оказался в нужном месте в нужное время. Да, тема вырисовывается интересная. Только как, спрашивается, к ней подобраться? Этот Гремин и на простые-то вопросы толком отвечать не хочет. А если с ним разговор о махинациях в отделе научных разработок завести, так он вообще онемеет. Нет, лучше не рисковать. Попробую как-нибудь своими силами эти тайны вызнать. Спросить у Китаева? В этом стане «чужих» он пока единственный мой надежный союзник»…

Гуров подъехал к дому № 16 как раз вовремя. Не успел скрыться из глаз синий «Рено», подвозивший его до места, как из подъезда показался Китаев. Сейчас он был одет уже не в гражданское, а в специальную форму.

– Доброе утро! – улыбнувшись, приветствовал он. – Вы уже здесь?

– Как видите.

– Что ж, тогда в путь. Наша остановка на самой окраине, идти не очень близко. Впрочем, я уж привык. Вместо утренней физзарядки.

Территория летного городка была густо усажена деревьями и с виду напоминала собой большой парк, посреди которого стояли жилые дома. Вот и сейчас, направившись следом за Китаевым, полковник углубился в живописную аллею, по обе стороны которой стояли развесистые вязы, создававшие почти непроницаемую тень в это солнечное утро.

– Красиво у вас тут, – издалека начал он.

– Правда? А многие, наоборот, пугаются. Как, говорят, в таких домах вообще можно жить.

– Я природу имел в виду, – уточнил Лев. – Смотрите, какие деревья. Настоящая роскошь. А что касается домов, тут вы, конечно, правы. Ремонт явно не помешал бы, причем желательно капитальный.

– Какое там! – безнадежно отозвался его спутник. – Не то что капитальный – штукатурку в подъездах не могут обновить. Все средств у них не хватает. Все стены облуплены, в трещинах, как после бомбежки. А уж канализация эта – даже смотреть страшно. Вся дрянь вниз, под дома стекает, считай, на воде живем. Венеция!

– А начальство ваше тоже в таких домах живет?

– Эти нет. Они больше в пятиэтажке квартируют. Все наши высокие чины там гнездятся. Считай, единственный на всю «летку» нормальный дом. Недавно построили.

– Это такая, с белым цоколем?

– Да, как в белых тапочках, – усмехнулся Китаев.

– Хм, то есть получается, что все вы тут друг от друга недалеко.

– В том-то и дело, – согласился Китаев. – За семь верст не ходить. Руку протянул – вот тебе и Максим, вот тебе и Лариса. А у него, у Курбанского-то, шушеры этой здесь, на побегушках, считай – все. Начальник же. Был. А теперь не то что раньше, теперь всяких тут у нас много, сплошная пьянь-рвань. Как «перестроились», так и пошло. Работать они не хотят, да и не могут уже, а выпить на что-то нужно. Вот и пробавляются кто во что горазд. А для разных подлых штучек такой контингент – самое оно. Вот он и использовал их, Курбанский-то. К Ларисе пристать или Максиму подножку какую подставить – милое дело.