- Без понятия, – беспечно пожимаю плечами. – Уехала, наверное.

- Значит, приезжала, – морщится.

Губы у него пересохшие, потрескавшиеся, и я догадываюсь, из-за чего он нервничает больше положенного. Никотиновая ломка.

У некоторых она очень острая, и без никотина ни сосредоточиться, ни успокоиться невозможно – знаем, видели.

- Может, сигаретку? – предлагаю. – Выйдем на балкон, перекурим, перетрём пару новостей.

Без раздумий кивает:

- Давай.

С потрясающей скоростью расшнуровывает массивные, наверняка тяжёлые шузы и следует за мной на балкон.

Нервный тип прикуривает первым, чуть не выхватывая у меня сигарету с зажигалкой и, явно наслаждаясь, затягивается. С хмыком забираю жигу, подпаливая свою сигарету. Облокачиваюсь на подоконник.

- А ты чего приехал и как меня нашёл?

Тип отчасти успел успокоиться, поэтому, не поворачивая головы, ответил:

- Насчёт заварушки. Ты, походу, в курсах. Всё пока тихо, но эта баба натворила дел. Свезло, что целилась она хреново, но дока всё равно вызывать пришлось. Не, у нас полно тех, кто без этой ихней лицензии, а бабло нужно, но хрен найдёшь нормального: у одного руки из жопы, второй запрашивает столько, что можно дачу в Крыму купить. Я пока с одним базарил, чуть сам ушлёпка не пристрелил. А тебя я не искал, я даже не знал, что вы контачите, хотя у нас перс известный. Но у неё там, в хате, чей-то адрес на стикере начирикан – к холодильнику приторочен, так там всё вплоть до номера хаты. Я по нему и поехал – на авось. Надо ж было попытаться найти чёртову сучку. Кто-нибудь другой хрен бы от меня помощи дождался, но эта…

Несмотря на тон, говорил он размеренно, прерываясь только на затяжки.

- Ты тут не матерись, – стряхиваю на подоконник пепел. – У меня тут, между прочим, где-то бродит любопытное дитё.

- О как, – неподдельно удивляется. – И давно?

- С дитём? – уточняю. – Лет восемь как.

Присвистывает:

- Я и не знал.

Флегматично пожимаю плечами:

- А я и не распространялся. Кто на хату заглядывал – Соню видели, но, кажись, думали, что она моя младшая. Шурик знает, потому что она когда-то прямо спросила, а я прямо ответил.

Докурив, снова засовывает руки в карманы:

- Ясно.

- Кстати, к её приезду всё норм будет?

- Да, только от меня выхватит. Я её когда-нибудь всё-таки куда-нибудь удачно уроню.

Мы наконец-то встретились взглядами, а затем крепко пожали друг другу руки. Вышли. Рассевшись на диване, Сонька сосредоточено, даже с каким-то остервенением клацала телефон.

Я усмехнулся – дитё это заметило и демонстративно от нас отвернулось.

Любопытная мелочь.

- Ты доела? – интересуюсь, провожая гостя.

- Там чуть-чуть осталось, – скривилась. – Я больше не хочу.

Закатываю глаза к потолку: вечно одно и то же. А доедать всё, естессно, мне.

- Марш на кухню, – выхожу в коридор. – Или останешься дома.

Нервный тип, обуваясь, чему-то улыбнулся. Я включаю свет, чтобы в помещении стало посветлее, и тут в дверь стучат.

Не глядя в глазок, – было бы неудобно перегибаться через гостя – открываю дверь.

Если бы знал, кто за ней, попробовал бы азбукой Морзе выстучать «Вали, пока цела». Но, увы, даже если так, ни я, ни Шурик азбуки Морзе не знали. Печально.

Нервный тип оборачивается и застывает, а открывшая рот Шурик мгновенно его захлопывает. Осторожно, не веря своим глазам, отходит назад.

- Э-э-э… – зависает. – Лёша?

Вот, точно, никак не мог вспомнить его имя.

Улыбка Лёши больше похожа на кровожадный оскал:

- Свиделись, дорогая.

Она сделала пару шагов назад, оступилась, схватилась за перила и так рванула вниз, что одни пятки засверкали.

- Стой, инфантильная сучка! – гаркнул вслед Лёха и, запихивая незавязанные шнурки внутрь шуз, умчался следом.

Дела-а. Что тут вообще творится?

Я переглянулся с высунувшей нос из кухни Соней и вместе с ней вышел на балкон. Внизу он застеклённый, поэтому дочери не пришлось доставать табуретку, чтобы увидеть любопытное зрелище.

Шурик на ходу скинула мешающие босоножки, куртку и со всех ног уматывала в сторону парка. Впрочем, далеко убежать не успела – её преследователь оказался в разы быстрее: он схватил свою жертву у самой дороги, бесцеремонно закинул на плечо и на радость поразевавшим рты соседям поволок обратно.

Впрочем, Шура, не стесняясь посторонних, ему задачу не облегчала: она брыкалась, орала благим матом и пиналась, как могла, а их переругивания, по-моему, слышала вся улица.

- Лахудра истеричная, придём – я тебя так взгрею – неделю на зад не сядешь.

- Да пошёл ты, мразь, – немедленно следовал ответ. – Ты мне не батя, чтобы клешни загребущие к моей заднице с воспитательными работами протягивать.

Ну, в таком духе, причём ближе к подъезду из цензурных слов у них остались только предлоги и междометия.

Спохватившись, я увидел, что дочь, нахмурившись, о чём-то сосредоточенно размышляет. Повернувшись ко мне, она спросила:

- Он её любит, да?

Аналогично нахмурившись, я пришёл к выводу:

- Похоже на то.

- А она? – следующий вопрос.

Пожимаю плечами:

- Без понятия.

Соня, соглашаясь с моими словами, кивает:

- Она нам совсем ничего о нём не рассказывала. А мне Лёля всегда о своих парнях рассказывает.

Вот те на. Провести, что ли, с Лёлей нравоучительную беседу на тему детского сексуального воспитания?

- Ладно, разберёмся, пошли встретим наших гостей. Они, кажется, должны меня насчёт кое-чего просветить.

Хихикнув, дитё умчалось в коридор, оставив меня озадаченно чесать затылок.

Ясно одно – что ничего не ясно.

И что всё-таки произошло на самом деле?

========== Глава 9: О детях ==========

- Детей баловать нельзя! – категорично заявила пожилая тётенька.

По-моему, она преподавала английский, и Сонька при одном упоминании её имени-отчества смешно морщила нос.

- Как это «нельзя»?! – возразил увесистый дяденька, скрещивая руки на груди. – А что с ними тогда делать? Скоро повырастают – оглянуться не успеем, а уже с нас ростом будут. Кого я тогда буду баловать – им-то это не нужно будет.

Мы, аки примерные родители, битый час сидели на собрании. Лидия Батьковна сначала рассказала об основном вроде куда уйдут сдаваемые деньги и какая у детей успеваемость, дальше дала высказаться учителям, пошло-поехало. Учителей в принципе было немного – большинство предметов вела классрук, но каждый «оратор» стремился высказаться на полную: кого-то выделить, кого-то пристыдить, кого-то поощрить. А мы сидели: гордились, стыдились и прочее по списку, совершенно ясно осознавая, что нашим дорогим чадам на это совершенно наплевать. Лично моё сейчас, облокотившись на меня, загадочным взглядом пилило плафон на потолке.

Кстати, ребёнка с собой взял не только я: тот калорийный, посмевший возразить англичанке дяденька сидел рядом с тощим веснушчатым пареньком. Мелкий откровенно скучал, пытаясь не заснуть прямо за партой. Группа из шести мамашек объединилась и что-то тихо, но бурно обсуждала, делая на бумажках пометки. Причём они не забывали время от времени поддакивать ораторам, поэтому те не возникали.

Потом в класс робко заглянула замдиректорша, чтобы передать приказ сверху насчёт школьной формы. Мол, теперь в школе должен быть дресс-код. Как организованно возмущался хор мамочек – надо видеть. Папочкам оставалось растерянно переглядываться.

Впрочем, «против» высказались не все: некоторые ворчали, что тогда хоть разврата станет поменьше, но их быстро задавили количеством. В общем, со всеми заморочками домой мы попали только к четырём.

Лёха и Шурик уехали, оставив нас в гордом одиночестве. Но, наверное, оно к лучшему, всё-таки я не переношу, когда близкие мне люди начинают врать. А Шурик… Она мастерица перекручивать историю на свой лад. Её послушать, так она мне не врала, а просто утаила парочку событий.

Оказалось, тот нарк её не по глупости «поцарапать» хотел и даже не от поехавшей крыши, а с вполне определёнными целями.