– Да нет, не ерунда. На этот раз, по-моему, серьезная проблема. Да еще и в мою смену. Афанасий говорит, что из кабинета профессора пропал диктофон с секретными записями.
– Так-так. Говорит, что пропал, и он это первый обнаружил. Очень это странно. Да еще и тебя позвал, когда обнаружилась пропажа, чтобы наверняка при свидетелях было. Владимир Сергеевич, ты же умный мужик. Так не бывает. Это он очень грубо работает. На кражу и на тебя все хочет списать. Я тебе так скажу, поверь моему опыту. Все здесь совсем не просто так складывается. Ванштейн за границей. Не знаю, как это ему удалось загранпаспорт себе так быстро получить. Всех научных сотрудников отправили на две недели в отпуск. Остались только обслуживание, и Афанасия он вместо себя за начальника оставил. Ты такое можешь понять? Слесаря оставить за начальника? И еще, ты ведь знаешь, что профессор наш с Афанасием друганы большие. У них особые отношения. А теперь сразу – пропажа секретных материалов. Вот и подумай… Сразу горячку пороть не будем, но за Афанасием приглядим… Где он сейчас?
– В кабинете был, когда я уходил. Он действительно какой-то странный. Нервничал очень. Света говорит, вчера ее в ресторан дорогой приглашал, и денег у него было много. Целая пачка денег. Откуда столько? Да и по ресторанам он точно не ходок. Это у него нервы.
И хотя охранники, бывшие чекисты, и высказывались иносказательно, было понятно, кто у них главные подозреваемые в краже секретных материалов.
– Знаешь, что, Владимир Сергеевич, ты здесь побудь пока на вахте, а я пройдусь немного по территории. Посмотрю, что и как тут у нас происходит.
После того, как Афанасий выпроводил охранника и Светлану из кабинета, он почувствовал ужасный упадок сил. Эта сумбурная беседа с ними совершенно выбила его из колеи. Более того, он не мог вспомнить, действительно ли в ящике стола вчера был диктофон.
Сказывалось негативное воздействие на его мозг принятой им вчера таблетки для стимулирования физического трудолюбия. Он бы так и сидел еще долго за столом в бесполезных размышлениях, но взгляд его упал на стеклянный шкаф, где на полочке стояли коробочки с таблетками для шимпанзе.
– Вот ведь черт, чуть не забыл с этими проблемами. Надо же нашим подопечным таблетки дать. Выдам им двойную дозу. Что-то вчера трудолюбия они совсем не проявляли.
Афанасий подошел к шкафу и взял для обезьян таблетки, как он думал для развития физического трудолюбия, хотя на самом деле это были таблетки для умственного развития. Долго путаясь в подсчетах, сколько надо выдать обезьянам таблеток, он, в конце концов, отсчитал нужное количество, это была двойная норма, и положил их в карман.
Потом, еще немного поразмыслив, он взял из коробочек по одной таблетке для стимулирования трудолюбия как физического, так и умственного и проглотил их, даже не запивая водой. Буквально через пару минут он был полон сил и желания действовать. Петрович отправился во внутренний дворик института, в парк, переделанный под вольер. Ему срочно хотелось проделать там много всяких работ и многое выяснить.
Когда Афанасий зашел в вольер, молодой ассистент профессора, Леша, как раз занимался с обезьянами. Он обучал их различать слова и запоминать, как называются различные предметы. Методика обучения была простая. Леша показывал шимпанзе картинку предмета или сам предмет, потом произносил, как он называется и показывал плакатик, на котором это слово было написано большими печатными буквами. И так несколько предметов подряд. Потом он произносил название предмета и показывал плакатик с его написанием, а обезьяны должны были выбрать нужную картинку предмета или сам предмет. У обезьян ведь уникальная зрительная память, возможно, даже лучше, чем у человека.
– Ну что, Алексей, как успехи? Как наши подопечные, справляются? – Петрович крепко пожал ассистенту руку, так что тот даже немного поморщился от боли.
– Да, Афанасий Петрович, все хорошо. Но со вчерашнего дня они справляются просто отлично. Прогресс колоссальный. Если раньше они выдерживали максимум полчаса занятий, а потом отказывались заниматься, то сегодня мы занимаемся уже больше часа, и я вижу, что они хотят продолжить. И еще на прошлой неделе они запоминали максимум три слова за день. А вот сегодня, только утром, всего за час – двадцать слов. И ни одной ошибки.
– Ну, так отлично, Леша. Молодец. Работает твоя методика. Вот, дай им по бананчику. Это им будет, как отличная оценка за учебу.
Как раз перед этим, Афанасий взял из холодильника свежих бананов, аккуратно проткнул их кожуру ножиком и положил в них по две таблетки для развития ума, которые, как он предполагал, были таблетками для трудолюбия физического.
Чудесный парк, наполненный утренней прохладой и позитивное общение с ассистентом Лешей, еще улучшили настроение Афанасия, и он уже полностью забыл неприятную беседу с вахтером в кабинете профессора.
В приподнятом настроении он бодрыми шагами направился в дальний конец парка, где они начали работы по созданию небольшого экспериментально поля для выращивания помидоров. Это поле как раз и предназначалось для того, чтобы обучать шимпанзе сбору урожая.
Садовник, он же агроном, уже пенсионного возраста, Михалыч, неспешно перекапывал небольшой участок примерно в двести квадратных метров. Эта работа давалась ему с большим трудом. После каждого нажатия на лопату он останавливался и потом на выдохе переворачивал лопату, которая только наполовину заходила в землю.
– Привет, Михалыч. Извини, не знал, что тебе эту работу поручили. В твоем-то возрасте. Давай я сам все сделаю. Иди попей водички. Потом рассаду подготовишь, и мы с тобой посадим.
Афанасий подкатил брюки, взял лопату и начал перекапывать землю. Работал он с такой силой и скоростью, что ему мог позавидовать молодой спортсмен. И именно в это время к нему подошел охранник, бывший майор.
– Гамарджоба генацвале. Бог в помощь, Афанасий Петрович. Что это ты здесь копаешь. Клад, поди, шукаешь.
Майор, когда хотел пошутить, всегда начинал вставлять всякие известные украинские или грузинские слова. Еще, как его учили в разведшколе, употребление таких слов сбивает собеседника с мыслей. Он теряется, пытаясь осмыслить их правильное значение, и может сказать что-либо очень важное и секретное сходу, не подумав.
Но Петрович был явно не расположен к разговору. Он прокопал еще не менее метра. И только потом, с силой воткнув лопату в землю, достаточно недружелюбно ответил:
– Слушай, мне сейчас не до разговоров. Видишь, сколько надо вскопать. У нас уже рассада подошла. Завтра пора высаживать. Ты, кстати, как здесь? А кто на проходной?
– На проходной Владимир Сергеевич. У него на смене вся домашняя одежда пропала. Идти то ему домой не в чем.
Майор снова хотел перевести разговор в шутливое русло.
– А у профессора из кабинета, он говорит, какой-то магнитофон пропал. Там то ли музыка была записана особенная, то ли речь профессора на съезде пацифистов. Он ведь на старость лет немного того, типа сбрендил. Был милитарист, стал пацифист. Сейчас так модно стало. Мы вот что теперь все делаем? Понятно, огурцы разводим. А враги не дремлют. Только ждут, когда совсем размякнем. Ты как думаешь, Петрович?
– Мне думать некогда. У меня работы много. А Лев Семенович, он человек и мудрый, и талантливый. И что-либо плохое для других он никогда не сделает. Все, давай иди. Ты мне мешаешь. Не люблю, когда мне за работой мешают. А Владимир Сергеевич пусть идет домой. А куда его одежда делась, мне неинтересно. Там у вас в подсобке скоро черт ногу сломит. Там у вас бутылок из-под пива, если сдать, на зарплату потянет. Я не против. Есть у вас свое начальство.
Майор многозначительно посмотрел сбоку на работающего с лопатой Петровича, хитро улыбнулся и ушел. И когда он вернулся на проходную, его напарник Владимир Сергеевич пристально всматривался в запись с камеры наружного наблюдения, установленную как раз напротив входа в институт. Чтобы ускорить просмотр, он ее перематывал и останавливал только в тех местах, которые были ему интересны. Он так увлекся, что даже не заметил, как майор тихо вошел и, стоя у него за спиной, тоже просматривал ночную запись. И только когда интересовавший его отрезок записи закончился, он оторвал взгляд от монитора и заметил вошедшего товарища. Немного смутившись от того, что его застали врасплох, Владимир Сергеевич уверенным голосом по-военному отрапортовал: