— Вот мое завещание.

Нотариус ван Дален в свою очередь поднялся и сказал спокойно и с достоинством, хотя легкая дрожь в голосе все же выдавала, насколько он возмущен:

— Милостивый государь, я слишком стар, чтобы надо мной шутки шутить.

— Я крайне сожалею, господин нотариус, что у вас создалось такое впечатление. Прошу вас безотлагательно убедиться в серьезности моих намерений.

С этими словами Хейденрейк отвел в сторону какую-то деталь одежды своей жены, и на открывшейся поверхности тела обнаружилось отчетливо вытатуированное традиционное начало завещания: «Семнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать пятого года я, Йоханнес Хейденрейк…» Почерк был красивый, и лишь блеск глянцевитой кожи чуточку смазывал четкость текста.

Нотариус упал в кресло, обеими руками ухватившись за подлокотники. Он был ошарашен, но случай-то довольно пикантный… Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями. Черт возьми, да он тотчас же мог бы выдвинуть хоть десять, хоть двадцать аргументов против подобного варианта, и все эти аргументы нахлынули такой лавиной, что в голове у него образовалась пробка и он не в силах был вымолвить ни единого разумного слова… И чем дольше это длилось, тем отчетливее он ощущал, что где-то в глубине его сознания черной тенью уже угнездилась мысль о неотвратимости положительного решения. Эта же самая неотвратимость явственно выражалась во взгляде и осанке женщины, стоявшей перед ним. Мало-помалу мысли его снова потекли своим чередом, в них даже образовался определенный порядок, ибо возник некий центр, вокруг которого они вращались: нигде в законодательстве Нидерландов, ни в одной статье не сказано, что юридический документ непременно должен быть написан на бумаге. Это был неопровержимый факт.

— Мы прекрасно понимаем, — прервал Хейденрейк круговорот мыслей нотариуса ван Далена, — что вам кажется несколько необычной необходимость занести в протокол в качестве завещания мою жену, но хотелось бы знать, какие веские аргументы предоставляет вам закон, чтобы отказаться выполнить свой профессиональный долг. Само собой, дополнительные расходы, связанные с этой акцией, будут вам щедро возмещены.

— Но согласно статье шестнадцатой нотариального законодательства нотариус обязан хранить свои документы запертыми в надежном и безопасном месте. Как вы это себе представляете?

— Послушайте, господин нотариус. Вы же знаете, что такое восточный темперамент. Моей жене не доставит ни малейшего неудобства находиться взаперти хоть круглые сутки. А что касается надежного и безопасного места, то мы и это предусмотрели. Я полагаю, он уже здесь…

И в самом деле, перед домом нотариуса стоял фургончик.

— Мы заказали специальный сейф, где моя жена может с удобством расположиться, вытянувшись во весь рост. Сам по себе сейф довольно скромных размеров, и мы рассчитываем, что в вашей конторе найдется для него местечко. Кроме того, вы сможете использовать его в качестве полки для бумаг.

Нотариус ван Дален чувствовал себя между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, ему грозил вызов в инспекционную палату за отказ от исполнения профессионального долга без уважительной причины, с другой — на какое посмешище он себя выставит, если обстоятельства дела получат огласку! Да и кто поручится, что на него не падет подозрение в торговле женщинами. Как ни смешно попасть под подозрение такого рода и получить повестку из инспекционной палаты, но, на его взгляд, ничего ужаснее с ним не могло произойти.

Однако же согласно ст. 7 закона о регистрации регистрировать завещание в соответствующих инстанциях полагается лишь после смерти завещателя; значит, пока что это дело наружу не выплывет. И сообщать в Главный реестр, на каком материале написано завещание (см. ст. 5 закона о регистрации завещаний), тоже нет надобности. Выходит, что закон, хотя и невольно, рассматривает подобный случай положительно. К тому же одна из статей — ст. 26 «а» — закона о гербовом сборе категорически воспрещает использовать для акта о передаче на хранение собственноручного завещания гербовую бумагу и особо указывает, что гербовый сбор надлежит взимать лишь при вступлении наследника в права наследования.

Так что нотариус тщетно искал в законе зацепку, на основании которой можно было бы отвергнуть просьбу Хейденрейка как абсурдную, к тому же люди, по-видимому, твердо на него рассчитывали, вон уже и сейф стоит у дверей… Нотариус ван Дален сдался.

— Нелегко мне согласиться, но в настоящий момент я не нахожу в законе достаточно веских оснований для того, чтобы отказаться выполнить вашу просьбу, хоть она и кажется мне довольно странной, — сказал он.

Восточная дама, похоже, только этого и ждала, потому что едва он успел произнести последнее слово, как она, гибко выпрямившись, снова заговорила своим удивительно чистым и теплым голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Господин нотариус, моему мужу хотелось бы, чтобы вы, читая это завещание, осветили его светом вашей правовой мудрости. Ведь может статься, оно сформулировано не вполне четка Я со своей стороны не возражаю, чтобы с моего тела удалили всякую, даже малейшую, неточность, — добавила она с неописуемой улыбкой, и лишь легкая насмешка в глазах показывала, что она не только прекрасно сознает все совершенство своего тела, но что ее забавляет, какое ошеломляющее впечатление оно производит на окружающих.

Нотариус ван Дален провел рукой по лбу, пытаясь избавиться от легкого головокружения, и, видя, что Хейденрейк согласно кивает, просто сказал:

— Ну хорошо.

— Тогда я отдаюсь на ваш суд.

Одним движением, будто срывая простыню со статуи, сбросила она одежду, и в тот же миг вся нотариальная контора наполнилась сиянием ее волшебной наготы.

Текст завещания был нанесен на верхнюю часть тела во всю его ширину до самого пупка. Женщина стала прямо перед нотариусом, подняла руки, будто бы для того, чтобы они не бросали тени, и сомкнула пальцы на черном узле волос.

Сцена эта здорово смахивала на искушение св. Антония. Но тот хоть имел возможность отвести глаза, а нотариус ван Дален вынужден был водить своим взглядом по интимнейшим округлостям соблазнительного тела. К тому же нотариус ван Дален был человек педантичный, вот почему он с таким пристальным вниманием читал завещание. Ни по какой другой причине! Правда, время от времени он ловил себя на том, что читает между строк. Ведь завещание дышало, жило.

Но стоп, он ведь не в Париже, он на службе, в своей конторе, ему нельзя отвлекаться. Нотариус отбросил прочь все человеческие чувства и сосредоточился на профессиональном изучении завещания. А отблеск роскошной женской плоти лежал на его челе. Так на лице торговца апельсинами сияет отблеск его доверху нагруженной тележки.

В документе было указано некое не очень значительное состояние, затем названа госпожа Хейденрейк как единственная наследница.

— Никаких изменений или дополнений не требуется. Юридических ошибок в завещании нет, воля завещателя выражена совершенно ясно. Некоторые придаточные предложения можно было бы, пожалуй, опустить, кое-что сформулировать менее многословно, но это не так существенно. Впрочем, погодите… На оставшихся в тексте завещания пробелах следует сделать чернилами четкие прочерки, дабы согласно статье двадцать восьмой нотариального законодательства предотвратить возможность в дальнейшем приписок и дописок.

Тут госпожа Хейденрейк громко рассмеялась.

— Господин нотариус, по-моему, вы хотите превратить меня в зебру. Кстати, что такое «пробелы»? Белые места? Но на моем теле белых мест нет. Разве что моя душа, — ханжеским тоном добавила она, обернувшись к мужу.

— О, конечно, в данном случае это предписание неприменимо. Но поймите меня правильно, вы меня немножко… хм… ввели в некоторую растерянность. Все-таки вы представляете собой некую особую, нетривиальную, неаутентичную форму завещания. Давайте, однако, приступим к составлению акта о передаче на хранение. Его надлежит вписать под завещанием. Но не могу же я просто вписать его чернилами!