Он замолчал.

Ни говоря ни слова, Шоу кивнул. –Благодарю, - сказал он, -Мне было важно услышать это от тебя, Аргуин.

-Не сомневаюсь, Матиас, - иронически ответил ворген и, отвесив человеку поклон, шагнул к двери.

Топот ног и шум в коридоре заставил его отступить и посторониться.

Шоу с интересом вздернул брови и поправил застежку на плаще.

Секундой спустя, в комнату ввалились стражники во главе с капитаном Сэмуэльсоном.

-Именем короля, - начал было капитан и растерянно осёкся. –Господин Шоу? Господин Склиф?

-И вам добрый вечер капитан, - Шоу любезно поклонился, -Так мило, что вы решили навестить нас столь своевременно.

-Но…

-Вы как-раз помешали опаснейшему преступнику совершить очередное преступление против жителей Буреграда и самого короля, -не давая ему сказать, продолжал Шоу, -Займитесь телом и будьте столь любезны оказать господину Склифу и его людям всемерную помощь в случае необходимости.

-Но, ваша честь…

-Что-то еще, Сэмуэльсон?

-Нет… Простите, то есть – да, ваша честь…

-Я слушаю вас, - произнёс Шоу с самой любезной улыбкой, от которой лицо капитана приняло слегка зеленоватый цвет.

-Простите, ваша честь, но у меня есть приказ об а…аресте…

-С этого момента и впредь, по моему личному указанию все обвинения с господина Склифа, или, если вам угодно, Аргуина Редьярда Седогриффа сняты.

-Н-но ваша честь…

-Капитан, -перебил его, нахмурившись, Шоу, -Вы серьезно злоупотребляете моим временем. Какое именно слово из произнесенных мной вызвало у вас затруднения?

-Н-но м-мне прик-казано арестовать вас, в-ваша честь, -выдохнул капитан, глядя на начальника королевской службы безопасности в священном ужасе.

В возникшей гробовой тишине, воздух, казалось, вибрировал от напряжения.

Внезапно, ворген запрокинул голову и громко расхохотался. –Однако, -промолвил он, вытирая слезы из уголков глаз, -История порой принимает неожиданные повороты, а, Матиас?

Шоу, в немом изумлении взиравший на бледного капитана, изо всех сил старающегося сохранить остатки достоинства, неожиданно присоединился к Склифу.

-Действительно, ты прав, Аргуин, - отсмеявшись, согласился он, -А еще забавнее, что мой собственный сценарий, похоже, получил признание зрителей и теперь набирает популярность. Что ж, я не против познакомиться с моими подражателями. Кем подписан ваш приказ, капитан? Да смелее, же, демоны вас подери – кто кого арестовывает, в конце концов?

-Е-его сиятельством канцлером, -выдавил Сэмуэльсон, подавая Шоу бумагу.

Тот наскоро пробежал её по диагонали. –Так-так, занятно! – весело сказал он, -Будьте так любезны, передайте лорду Риджвеллу, что я немедленно направляюсь во дворец и буду поистине счастлив встретиться там с ним в присутствии его величества.  Можете также доложить ему, что арест со своей стороны вы произвели по всем правилам, о чем впоследствии вам выдадут удостоверительный документ в моём ведомстве. Можете хранить его у себя как своего рода облигацию. Уверен, Фитч предложит за него достойную цену!

С этими словами начальник службы королевской безопасности похлопал опешившего капитана по плечу, и подошёл к окну.

-Рензик! – крикнул он в темноту.

-Да, ваша светлость, - отозвался гоблин.

-Лошади готовы?

-Так точно, ваша светлость!

-Замечательно!  Хорошей ночи, господа!

С этими словами Матиас Шоу перемахнул через подоконник и исчез в ночи.

-Хорошей ночи, господа, - повторил Склиф, коснувшись рукой головы и проследовал вниз по лестнице.

Оставшиеся в комнате стражники растерянно смотрели на Самуэльсона.

-Что будем делать, капитан? – спросил один из них.

Сэмуэльсон поскреб подбородок и вздохнул. –Надо заняться трупом, - сказал он.

Лика не помнила, как оказалась внизу, на первом этаже, в каморке, предназначенной для привратника-консьержа. Здесь была кровать, на которую Пых бережно уложил неподвижное тело гнома. Лохматая пандаренка-консьержка, испуганно прикрывая лапой рот, робко топталась в дверях, не зная, что ей делать.

-Лика, - шаман осторожно коснулся её, -Мы ничего не сможем тут поделать…

Гномка не слышала его. Она смотрела в лицо Штепселя и не могла, не хотела верить, что произошло непоправимое. Только не с ним и не сейчас! Дреней, кажется, говорил что-то ещё, но она, уже и не видя теперь толком ничего из-за застилавших глаза слёз, протянула руки и возложила их на голову гнома.

Слова молитв вспыхнули в её сознании, но в них не было нужды; её боль, её жажда жизни, желание помочь и спасти словно выплескивались из неё наружу, казалось, сердце, переполненное чувствами, пульсирующими толчками направляло их, подобно импульсам света через сосуды, к рукам и кончикам пальцев, и оттуда – к холодному телу под её пальцами.

С каждым тактом сердечного ритма, с каждым вдохом, она чувствовала, как всё холоднее делается вокруг и словно погружалась в темноту, всё глубже и глубже, куда не доносились звуки внешнего мира, где не было ничего, кроме бесконечной пустоты, раскинувшейся перед неё бездонной пропастью с мириадами звёзд, светивших в глубине её крохотными искорками.

Она уже не чувствовала холодного тела под своими руками, как и самих рук; она вообще ничего не чувствовала, паря где-то в невесомости, словно бесплотная мысль, вспышка сознания, солнечный зайчик, затерявшийся в просторах Вселенной.

Она не помнила, ни того, кто она, ни откуда, как давно она здесь находится; казалось, ни прошлого не будущего тут не существовало, и ничто не имело смысла, потому что его не существовало тоже.

Наверное, она бы просто бесследно растворилась в этом безграничном Ничто, влившись в него, вместе с бесконечным множеством таких же хаотичных атомов, но мысль, всё еще хранившая свою форму, неясная и нечёткая, все еще определяла её бытие. Словно тонкий лучик сознания, словно едва заметная дорожка света на ряби волн. Она следовала по ней, и, постепенно, эта дорожка делалась ярче и четче, материальнее, если тут вообще существовало понятие материи.

Теперь это уже была не только и не столько мысль, сколько образ, даже серия образов, окружавших её. Некоторые из них были ей смутно знакомы, где-то в глубине подсознания она чувствовала, что знает эту маленькую гномку, смотревшую на неё, раскрыв глаза и держащую палец во рту, а также окружавших её гномов, людей и прочих существ.

Вот этот пожилой гном с курчавой белой бородой, трубкой в зубах, мастерящий что-то за верстаком. Румяная гномка в переднике, с полотенцем, перекинутым через плечо и кувшином молока в руках. Пандарен, жующий траву.  Два смешных брата-коротыша, подталкивающих друг-друга локтями и ссорящихся. Человек-волк, глядящий на неё серьёзно и грустно.

Высокий дреней, ритмично ударяющий в узкий высокий барабан, стоящий перед ним.

«Мы все упавшие с небес. Мы все проросшие из трав. Бредем по маякам сердец. По трепету страниц и глав…»

Она не сразу осознала, что слышит слова, наложенные на Ритм.

«И каждый шаг будто снова с нуля, как во сне, в заколдованном царстве…»

Тихая, звенящая мелодия и приглушенный напев постепенно возвращали к ней сознание.

«Но мы счастливы – у нас есть земля – прекрасный повод для странствий…»

Она стояла на тропе, словно сотканной из мерцающих лучей, переливающихся всеми оттенками цвета, и при этом выглядящей ослепительно белой.

Перед ней стоял (или сидел?) – парил шаман, которого она сперва приняла за отца Оккама.

-Пых? – неуверенно произнесла (или подумала?) Лика.

-Сестра Лика, - голос шамана, казалось, раздавался отовсюду, и в то же время шел откуда-то изнутри её самой, -Ты далеко зашла. Тебе нужно вернуться.

Она упрямо покачала головой. –Нет! Я должна найти Штепселя! Я должна… найти Яна!

-У него свой путь. Ты не можешь последовать за ним сейчас. Слишком рано для тебя.