В то же время Языков, посылая Прасковье Александровне новое послание и сильным, одушевленным стихом своим вновь рисуя картины жизни своей в Тригорском, так их заканчивал: …Все это радует меня, Все мне пленительно доныне Здесь, где на жизненной пучине Нет ни ветрила, ни огня. О! я молюсь, мой добрый гений! Да вновь увижу те края, Где все достойно песнопений, Где вечный праздник бытия [161]. 8 июня. V Конец лета и всю осень 1827 года Пушкин провел в Михайловском и, по обыкновению, погружен был это время года в литературные труды и переписку с друзьями. В начале зимы он оставляет деревню, является то в Москве, то в Петербурге, тоскует в обеих столицах среди шума и суеты их жизни, и в январе 1828 года выражает тоску свою по деревне в письме к обладательнице Тригорского. «Мне так совестно за мое столь долгое молчание, что я едва решаюсь взяться за перо. Только воспоминание о вашем дружеском расположении ко мне, — воспоминание, которое будет для меня вечно сладостным, и уверенность в том, что я пользуюсь вашим добрым снисхождением, еще дают мне смелости на сегодня. Дельвиг, покидающий свои Цветы[162] для дипломатических терниев, расскажет вам о нашем житье-бытье в Петербурге. Признаюсь, что это житье-бытье довольно глупо, и что я горю желанием так или иначе изменить его. Не знаю, приеду ли я еще в Михайловское, между тем, таково было бы мое желание. Признаюсь, что шум и суета Петербурга сделались мне совершенно чуждыми, — переношу их с раздражением. Я предпочитаю ваш красивый сад и прелестный берег Сороти. Вы видите, что мои вкусы продолжают быть поэтическими, несмотря на скверную прозу моего теперешнего существования. Правда, — мудрено писать вам и не быть поэтом, — Примите уверение… 24 января» [163]. Прасковья Александровна вместе со своим семейством была в это время в тверском имении своего сына, где и хотел было ее посетить барон Дельвиг, при проезде с женой из Петербурга в Харьков. Дельвиг имел какое-то поручение по службе[164]… Поручение, впрочем, едва ли могло быть сколько-нибудь значительным, так как Дельвиг служака был плохой: известно, например, что состоя при Публичной Библиотеке, он по нескольку месяцев не заглядывал в нее, так что, наконец, должны были прислать к нему за ключом, бывшим у него от стола или шкафа в библиотеке; он отдал ключ — тем служба его и кончилась… В Малинники (тверское имение Вульфа) Дельвиг не заехал и уже из Харькова отвечал на одно из писем к нему г-жи Осиновой: «Вы одни не забываете людей, искренне вас любящих, почтеннейшая Прасковья Александровна! Вы одни утешили нас милым письмом вашим в скучном Харькове. Скука и нездоровье занимают наши досуги. Каковы собеседники! Мы радуемся даже „Инвалиду“, который вернее наших петербургских друзей, хотя ничего не говорит, кроме того, что он жив и здоров и, слава богу, глуп. О свадьбе Ольги Сергеевны [165] мы узнали еще в Москве, и немало удивились решимости ее бежать. С.Л. [166] жаль очень, и еще жальче потому, что он во всем этом представляет комическое лицо. Он не подозревал даже, что Павлищев, едва им замеченный у Лихардовых и не бывающий у него, любит его дочь; вдруг она, не спросившись, запретит ли он ей думать о предмете любви ее, уходит и соединяет свою судьбу с судьбой этого неизвестного. Надежда Осиповна [167], кажется, подозревала это, и чуть не ее ли внезапная перемена в обращении с Павлищевым ускорила все это дело. Пишите к нам чаще, повелительница очаровательного Тригорского. Любите и помните меня и напомните обо мне девам гор, воспоминание о которых, как прекрасное дело, живо во мне и проч.» [168].
Романический эпизод из жизни семейства Пушкиных, о котором распространяется Дельвиг в приведенном письме, разумеется, интересен для нас постольку, поскольку он относится до нашего поэта. К сожалению, нам решительно неизвестно, как велико было участие в этом романе Александра Сергеевича, совершился ли он с его ведома? Одно, в чем можно быть уверенным — это то, что все происшествие не могло не интересовать его в высшей степени, так как Ольга Сергеевна с детства была его самым искренним, самым любимым другом и об ее отсутствии он, между прочим, не раз грустил в бытность свою в заточении, в Михайловском… Впрочем, в одном из последующих писем Пушкина к г-же Осиповой мы найдем упоминание о романическом браке его сестры. Между тем, Пушкин писал в это время «Полтаву» и, как рассказывает предмет его тогдашней любви — А. П. Керн, «полный ее, т. е. новой своей поэмы, поэтических образов и гармонических стихов, часто входил ко мне в комнату, повторяя последний, написанный им стих…» В то же время продолжалось печатание по главам «Евгения Онегина», и Пушкин в марте того же, 1828 г., препровождая вновь вышедшие главы своего романа, писал к г-же Осиповой: «Беру смелость послать вам три последних песни Онегина; желал бы, чтобы они заслужили ваше одобрение. Прилагаю к ним еще один экземпляр для m-lle Euphrosine [169], принося ей большую благодарность за лаконический ответ, который она соблаговолила дать на мой вопрос.[170] Не знаю, милостивая государыня, буду ли я иметь счастье видеть вас в нынешнем году. Говорят, что вы хотели приехать в Петербург. Правда ли это? Между тем, я постоянно рассчитываю на соседство Тригорского и Зуева. Как бы судьба ни гадала, все-таки нужно, чтобы в конце концов мы собрались под рябинами на берегу Сороти. Примите, милостивая государыня, как вы, так и все ваше семейство уверение в моем уважении и в моей дружбе, в моих сожалениях и в моей совершенной преданности» [171]. Летом, действительно, застаем Пушкина в Михайловском, но в октябре он уже вновь в Петербурге и необыкновенно усердно принимается дописывать и обделывать «Полтаву». В самое короткое время одна из лучших поэм Пушкина была написана, и поэт, по свидетельству его биографа, «в самом ясном состоянии духа» [172], спешит из Петербурга в Малинники к своим друзьям — г-же Осиповой и ее семейству. Здесь он проводит два месяца, и проводит в самом веселом расположении духа: пишет посвящение к своей поэме, набрасывает рукою великого художника несколько мелких лирических произведений, оканчивает VII главу «Онегина», ведет самую оживленную, шутливую переписку со своими друзьями и приятелями и, разумеется, не забывает в числе их и хозяина того имения, в котором он наслаждался таким покоем и удовольствиями мирной, счастливой жизни… А. Н. Вульф — был в это время в Петербурге; кончив курс в Дерптском университете в 1826 г., Вульф ввиду войны России с Турцией, вступил в это время, т. е. в 1828 году, в гусарский, принца Оранского, полк. «Тверской Ловелас[173],- писал Пушкин к Вульфу, в первые же дни по приезде в Малинники [174],- С. Петербургскому Вальмону здравия и успехов желает[175]. Честь имею донести, что в здешней Губернии, наполненной вашим воспоминанием, все обстоит благополучно. Меня приняли с достодолжным почитанием и благосклонностию. — Утверждают, что вы гораздо хуже меня [176] (в моральном отношении) и потому не смею надеяться на успехи, равные вашим, — Требуемые от меня пояснения насчет вашего петербургского поведения дал я с откровенностию и простодушием — от чего и потекли некоторые слезы и вырвались некоторые недоброжелательные восклицания, как например: какой мерзавец! какая скверная душа! но я притворился, что их не слышу. При сей верной оказии, доношу вам, что Марья Васильевна Борисова[177] есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море, и что я намерен на днях в нее влюбиться, — Здравствуйте; поклонение мое Анне Петровне [178], дружеское рукожатие Баронессе etc, — 27 октября 1828 г.» [179]. вернуться Изд. 1858 г., т. I, стр. 102. Стихотворение это в рукописи начинается так: «Аминь, аминь, глаголю вам»; в печати стих этот выброшен. вернуться Т. е. альманах «Северные Цветы», редактором которого он состоял. вернуться Письмо на французском языке: оно оканчивается, вслед за уверениями в чувствах и посылке поклонов, вопросом: «довольна ли m-lle Euphrosine пребыванием своим в Торжке, и много ли одержала она там побед?» Письмо на полулисте, из коего сделан пакет с адресом: «à madame Ossipof», рукою Праск. Алекс, приписано: année 1828. вернуться Барон Дельвиг в конце января 1828 года был командирован министерством внутренних дел, при котором он состоял чиновником особых поручений, в Харьков на следствие по заготовлению провианта для войск по высоким ценам. вернуться Письмо без числа и года, рукою А.Н. Вульфа отмечено «1828 г.». вернуться Экземпляр этот, с надписью Пушкина, хранится у Евпраксии Николаевны, как святыня. вернуться Пушкин послал Евпраксии Вульф четвертую-пятую главы «Евгения Онегина», сделав на книжке надпись: «Евпраксии Николаевне Вульф от автора, — Твоя от Твоих. 28 февр. 1828 г.»; в этой надписи исследователи находили подтверждение мнения о том, что Евпраксия Вульф послужила прототипом Татьяны Лариной. М. Л. Гофман показал, что слова надписи относятся только к одному месту «Евгения Онегина» — именно к XXXII строфе пятой главы, в которой имеются стихи, несомненно относящиеся к Евпраксии Вульф или Зизи, как звали ее в семье. …Вот в бутылке засмоленой, Между жарким и бланманже, Цимлянское несут уже; За ним строй рюмок узких, длинных, Подобно талии твоей З_и_з_и, к_р_и_с_т_а_л_л д_у_ш_и м_о_е_й, Предмет стихов моих невинных. Любви приманчивой фиал. Ты, от кого я пьян бывал… См. М.Л. Гофман. «Из пушкинских мест», — «Пушкин и его современники», в. XIX–XX. стр. 101–105,- Экземпляр этих глав «Евгения Онегина», как и экземпляры шестой главы (с надписью «Евпраксии Николаевне Вульф») и последней главы ныне находится в Пушкинском Доме Академии Наук СССР. вернуться Писано на фр. языке, на осьмушке, без адреса; рукою Прасковьи Александровны отмечено: «reèue le 13 de Mars 1828». вернуться Материалы 1855 г., стр. 182, 194, 200, 201, 212 и 215. вернуться О получении этого письма Вульф в своем дневнике сделал запись (см. дневник). вернуться Старицкого уезда, Тверской губернии. вернуться Ловелас — герой нравоописательного романа Ричардсона «Кларисса Гарлоу», — Вальмон — главное действующее лицо в нравоописательном романе Шодорло-де-Лакло «Les Liaisons dangeureuses…». вернуться Дочь тверского помещика, жившая в доме Петра Ивановича Вульфа, дяди Алексея Вульфа. По словам В. И. Колосова, «она была очень красива, имела выразительные глаза и черные волосы». вернуться Писано на четвертушке, из которой сложен пакет с адресом: «Алексею Николаевичу Вульфу». |
