Одежда, считая и то, в чем он был одет, состояла из трех пар длинных, толстых шерстяных носков, двух футболок, двух пар боксерских трусов и одних спортивных шорт, двух фланелевых рубашек, толстых слаксов, походных ботинок, теплых перчаток, шлема гонщика и тяжелых очков, а также толстого жакета и длинного шерстяного шарфа. Все это было неплохо с точки зрения теплоты, но следовало помнить, что в этом мире резких перепадов температуры все будет быстро гнить, не говоря уж о том, что стирать и мыться ему нечем.

Правда, одежду он может и чинить. Эта мысль заставила его пошарить по углам, и Дольф нашел два свернутых старых одеяла, рваную тряпку, складной саквояж и пять футов бельевой веревки, плюс шпульку сверхпрочных ниток с иглой с китобойного корабля, старый нож и холстину, лежащую на полу ящика. Да, у него был еще и складной бойскаутский перочинный ножик с острым шилом.

Так что он мог чинить и одежду, и обувь. Правда, Дольф не умел ни того, ни другого, но он станет учиться, пока у него есть чем дышать.

Мысль о витаминах напомнила ему, что он может и заболеть. Поэтому Дольф проверил коробку с лекарствами. В запасе у него оказались аспирин, йод, бинты, десяток капсул антибиотиков и полупустой тюбик обезболивающей мази. Это было все.

Если он заболеет серьезно, то умрет. Но учитывая нерешенную проблему с кислородом, медицинская проблема не очень-то встревожила его. Хотя он и боялся, но еще не утратил юношеского оптимизма, а кроме того, сомневался, что марсианские микробы могут стать угрозой его земному телу.

По крайней мере, хорошо, что он не девчонка. Одной неприятностью меньше.

Что касается оборудования, что у него было в наличии, чтобы построить насос, зарядить батарею и собрать любые другие устройства? В каюте он не заметил ничего особо ценного, кроме простейших инструментов и самого его неработающего антигравитационного устройства. А кроме того, пара карандашей, шариковая ручка, чертежный циркуль, транспортир, карманный компас, наручные часы, бинокль, две карты звездного неба и карты Марса (новейшие, созданные по фотографиям беспилотных аппаратов).

Подумав, он добавил к этому списку химикаты: соль, агар-агар, коробочка щелока. Шесть унций чистого спирта и четыре — формалина. Что еще?.. Ну, еще можно назвать инструментами столовый комплект с ложкой, на конце которой были зубья, как у вилки. Все!

Он медленно осмотрел каюту, которую должен был называть теперь домом, и не увидел ничего, что бы не включил уже в перечень. Осталось выложить на стол содержимое карманов. Проделав это, он увидел, что обогатился цветным носовым платком, шнурками из сыромятной кожи, карманной записной книжкой, несколькими монетками и бумажником, в котором было четыре доллара, а также фотографией Наннет в потайном отделении, брелоком на цепочке в виде змеи с одиннадцатью ключами и, наконец, колечком, которое он хотел подарить Наннет после возвращения с Марса.

Ну, теперь-то все?.. Нет, не совсем. Еще восемь скрепок и четырнадцать канцелярских кнопок, которыми были прикреплены к стенке ящика диаграммы, таблица параметров космических тел и карта Марса.

Что бы Дольф об этом ни думал, это был не слишком большой комплект для выживания. Так что на Марсе он будет зависеть, в основном, от удачи, которая уже так резко перестала улыбаться ему.

И что теперь? Думай же, думай!

Но Дольф ни о чем не мог думать, кроме того, что внезапно почувствовал сильную жажду.

Если уж богиня удачи перестает кому-нибудь улыбаться, то делает это в самое неподходящее время. Дольф не мог знать заранее, что она отвернется от него, когда он будет за сорок восемь миллионов миль от Земли.

Наннет заметила отсутствие домика на дереве на следующее утро после его отлета.

Хотя она все время прикрывала Дольфа, ум у Наннет был быстрым и одаренным, и строго логическим. Каким только может быть женский ум без формального образования. А кроме того, у нее было сильное визуальное воображение, так что она все еще колебалась между желанием стать художницей — ее первой мечтой — и ученым, мысли о чем были разожжены Дольфом во время их полуночного полета в первом ящике Дольфа. А кроме того, в чем Наннет едва осмеливалась признаться себе, этот полет пробудил в ней дремавшие до той поры чувства.

Наннет уже тогда знала о необъятности проблемы, в которую вцепился Дольф. Если антигравитация была достижима вообще, то девяносто процентов работы Дольф уже сделал, а все остальное было делом техники, которым могли заниматься обычные инженеры или, может, даже простые электрики.

А теперь домик на дереве исчез, исчез без следа. Домик был сделан надежным и прочным, и бесследно исчезнуть мог, лишь улетев по воздуху. Значит, Дольф куда-то улетел на нем.

Наннет осторожно расспросила мать Дольфа. Это было не трудно, поскольку обе женщины нравились друг другу, но Наннет с трудом скрывала тот факт, что она обеспокоена. К счастью, при обсуждении Дольфа было много причин для беспокойств, а если он действительно отправился в поход, ни словом не сказав об этом Наннет, то у нее были все основания разозлиться, и миссис Хэртель сделала такой вывод и посетовала на мужскую беспечность. Наннет ушла, не раскрыв истинные причины расспросов, но на самом деле разозлившись, хотя по совершенно иному поводу.

Учитывая имеющиеся у нее дополнительные факты, Наннет сразу поняла, что в версии похода слишком много прорех, и она осмотрела инструменты, отходы, стружку и бракованные детальки, которые оставил Дольф, что подтвердило ее выводы, какие она все утро боялась сделать.

Она поднялась на чердачное помещение гаража и присела на корточки в углу, там, где несколько лет назад, прежде чем они встретились, Дольф держал голубей, которые потом погибли от какой-то болезни. Миссис Хэртель сказала, что эта болезнь опасна и для людей.

— Задница! — ожесточенно сказала Наннет. — Потная, дрянная, трусливая сбежавшая задница!

И она ничуть не удивилась тому, что заплакала. Правда, всхлипывала она тихонько, чтобы никто не услышал. А когда кончила полчаса спустя, то почувствовала, что слезы смыли ее ярость, и она была готова справиться с мужским вероломством любого масштаба, смотря по ситуации. Вытерев нос воротом рубашки, она сначала осмотрела рабочее место Дольфа. А потом заброшенный пробный образец его устройства.

— Задница, — сказала она устройству.

— Я покажу ему, — ворчала она, доставая полведра вара.

— Он еще будет убегать от меня, — прорычала она, расправляя на столе электросхему, которую достала из мусорного ведра.

— А кроме того, — сказала она прошлогодней таблице орбит небесных тел, — он, несомненно, попал в беду.

И неожиданно громко хлюпнув носом, Наннет пошла в дом на поиски паяльника, а в голове у нее возникло изображение собственного портрета на обложке журнала. Хотя она никогда раньше не делала ничего подобного, но в ней зрела мрачная уверенность, что может справиться с этим лучше, чем Дольф.

И не вина Наннет, что вся эта история — ее самой, Дольфа, всего остального мира, длилась еще с тех пор, как корабли викингов нащупали путь в Гренландию. В конце концов, она всего лишь пыталась удержать своего мужчину тем же способом, каким всегда пользовались женщины еще за 250000 лет до нашей эры.

— Межпланетный ты бродяга, — бормотала она за сорок восемь миллионов миль космоса от него. — Я тебе покажу...

Дольф долго приходил в себя, одеревенев от холода, лежа на твердых досках закутанный в одеяла. Во рту у него пересохло, губы растрескались, в легких хрипело. Он чувствовал себя полузадохнувшимся, а когда сел, охваченный тревогой, то закружилась голова, так что он поспешно лег обратно, задаваясь вопросом, где он и что с ним случилось.