Прежде всего, размеры существа были внушительными. Даже в полусидячем положении он был высотой в шесть футов. Его грубый ворсистый мех — желтовато-коричневый, покрытый сине-зелеными пятнами, точно лишайник — создавал первое впечатление, что это дикий зверь, но, не считая напоминающей рысь морды и львиной гривы, он не очень-то напоминал кошку. Сидел он в позе кенгуру, и его руки (или передние лапы?) были короткими, пропорционально туловища, но мускулистыми. Завершались они самыми настоящими кистями: пять длинных, широких пальцев «лопатками» и противостоящий им большой палец. Дольф решил, что он опирается порой на сжатые кулаки. Но, в отличие от кенгуру, — хотя позже Дольф увидел у него набрюшный мешок, — у него не было хвоста, хотя задние ноги были явно приспособлены для прыжков.

Но именно его глаза производили самое сильное впечатление. Полностью открытые — а они могли закрываться почти прозрачными крышками, точно мигающие мембраны у ящериц или птиц, — они были большими и невероятно глубокого аквамаринового цвета, точно марсианское небо во время рассвета. Встретив их пристальный взгляд, Дольф испытал шок. И глядя в них, Дольф не мог сомневаться, — несмотря на то, что песчаная кошка была голой, если не считать вещей, полученных ею от Дольфа, — что наконец-то он встретил настоящего, разумного марсианина.

Затем кошка шевельнулась, очень спокойно и плавно. Она протянула лапу к голове Дольфа и разжала длинные пальцы. Тыльная сторона руки была покрыта мехом, но суставы были голыми и мозолистыми. Из узловатого кончика центрального пальца выдвинулся кривой и острый, как сабля, коготь в дюйм длиной.

Дольф остановился, вспотев, слыша тонкий свист ветра и шелест песка. Ему было холодно, как никогда в жизни.

Острый коготь — зачем этому существу вообще нужен нож? — дотронулся сначала до одного окуляра маски Дольфа, затем до второго: стук... стук... Дольф стоял неподвижно, стараясь не вздрагивать.

Кошка убрала лапу, но тут же протянула другую, с ножом. Кончиком ножа она осторожно постучала по окулярам маски.

Дольф боялся, что не выдержит и бросится бежать, но не посмел шевельнуться. Большая рысья голова приблизилась к нему, словно решая, что он такое. Затем кошка снова постукала ножом по стеклам маски: стук... стук...

Дольф почувствовал, что из глаз у него потекли слезы, но он старался держать себя в руках и глядел на кошку, сделав серьезное лицо. И, очевидно, у него это получалось.

Кошка убрала руку. Нож воткнулся в песок между ними, кошка сделала шаг назад и голосом, напоминающим тридцатифутовую трубу органа, произнесла:

— Ммррееорррттдмманнн.

Дольф попытался ответить, но во рту у него совершенно пересохло. Он лишь беспомощно поднял руки и показал существу раскрытые ладони.

Удивительно, но существо кивнуло в ответ.

— Дммм, — раздалось в его широкой груди. — Дммнннн...

— М-мм... — нерешительно проворчал Дольф, пытаясь, чтобы голос был максимально глубоким.

Вышел какой-то тоненький писк, но кошка подняла голову, и его прижатые, как у рыси, уши стали торчком, подрагивая на утреннем ветерке. Для пробы Дольф попробовал еще раз, и теперь у него получилось громче.

Кошка снова кивнула — хотя Дольф сообразил, что понятия не имеет, что значит этот привычный жест: «Да», «Нет» или «Слушаю!». Однако, чтобы успокоиться, Дольф обернулся к иллюминатору, за которым стояла и глядела на него Наннет.

Начались долгие переговоры.

Общаться с песчаной кошкой, оказалось действительно трудно. Дольф не раз с завистью вспоминал истории, прочитанные в журналах, в которых придуманные инопланетяне прилетали, снабженные автоматическими переводчиками, или сами владели телепатией. Переводчика у Дольфа не имелось, так что пришлось трудиться самому.

Но, по крайней мере, не было проблем с сотрудничеством. Кошка уходила из лагеря ежедневно перед полуднем, но возвращалась каждое утро, как только слабела рассветная песчаная буря. Вначале она выказала готовность помочь физическим трудом — в данном случае, поддержать подпорки шахты, пока Дольф заменял их. При этом она продемонстрировала силу мускулов, которые, как подозревал Дольф, скрывались под ее мехом. Казалось также, она понимает простые диаграммы, которые Дольф рисовал на песке, хотя трудно было судить, насколько правильным было это понимание.

Настоящей проблемой, конечно, оказался язык. Рот песчаной кошки и органы, производящие звуки, просто не могли произносить некоторые звуки английской речи, а то немногое количество доступных слов было явно недостаточным. Дольф, со своей стороны, не мог рычать и тянуть горловые низкие звуки так, как было естественным для кошки, хотя кое-что у него получалось. В результате таких бесед начал складываться своего рода гибридный язык, в котором смешались отдельные английские слова и порыкивания кошки, а так же он был дополнен жестами.

Таким языком можно было передавать весьма ограниченную информацию, и то лишь примитивную. Но определенные мысли они все же доносили друг до друга. Песчаная кошка научилась произносить «Дольф» вполне сносно, только звук «ф» получался у нее неясным, и она применяла это имя к обоим людям (не считая роста, в масках они с Наннет выглядели весьма похожими).

«Дммннн», казалось, было именем собственным, и Дольф переделал его в «Дохмн», и когда он произносил это имя, кошка тут же отзывалась.

Что же касается вопроса, откуда они появились, эксперименты Дольфа с чертежами и рисунками вскоре показали, к его разочарованию, что у кошки были лишь самые элементарные знания астрономии. Его попытки рассказать, что они с Наннет прилетели с сине-зеленой звезды под названием Земля, были встречены с тупым непониманием. Через несколько недель Дохмн, казалось, понял, причем сомнительно, что они прилетели с Деймоса, и Дольф оставил на время эту тему. По крайней мере, был сделан шаг в верном направлении.

Выяснилось, что песчаных кошек не много. Больше двенадцати — основой счета Дохмна, но меньше двенадцать раз по двенадцать. Эти существа были прекрасно приспособлены к марсианским условиям, но все же Дольф заподозрил, что они вымирают. Кошка позволила осмотреть себя с терпеливой снисходительностью, и Дольф с удивлением обнаружил, что зеленые пятна были не мехом, а лишайником, нити которого глубоко впились в кожу. Но лишайник был не паразитом, а полноправным симбионтом. Он питался кровью кошки, но снабжал ее кислородом. Это сотрудничество объясняло, как такое большое животное может жить в атмосфере Марса. Его основной едой были ракообразные, которых Дохмн с хирургической точностью убивал одним ударом когтистой лапы. Вряд ли ему нужен был нож, так как лапы были оснащены когтями, как у земного тигра, но способными втягиваться. Он, однако, быстро научился пользоваться ножом, и даже сделал для Дольфа вскрытие ракообразного не хуже анатома.

Судя по всему, кошки мигрировали за летом по всей планете. Оазис был одной из постоянных стоянок Дохмна, и он даже сумел начертить приблизительную карту других. Дольф тщательно перерисовал ее, хотя это принесло ему разочарование в другом аспекте: оказалось, что Дохмн считает Марс плоским. На карте была также начертана огромная область в форме колеса, в которой Дольф узнал Lacus Solis — Озеро Солнца, но почему оно было важно для Дохмна, Дольф так и не сумел выяснить.

Одновременно Дольф установил, что кошка появилась в оазисе не в ответ на глушитель Дольфа, и даже, наверное, не знала о нем. Но это все равно не доказывало, что собратья Дохмна не могли производить сигналы маяка, хотя Дольф уже сомневался в этом. Дохмну было совершенно неизвестно обычное электричество, не говоря уж о радио.

Однако, он попытался выяснить это как можно подробнее. Наннет оказывала большую помощь в их беседах. Правда, на языке кошки она говорила еще хуже, чем Дольф, поскольку голос у нее был выше, и она не могла произносить низкие звуки. Зато она частенько понимала Дохмна быстрее, чем Дольф, и предлагала заносить отдельные слова в словарик, который Дольф отчаянно пытался составить.