Диана заголосила, к нему бросилась. Бусы отнимает, приговаривает:
— Отдай! Отдай немедленно! Это же моё! Хенд-мейд! На ярмарке купила! Кучу денег стоили! Моё! Моё!
А Андрюха не отдаёт. Вцепился и вопит. Типа, это мой обед, отдай, отдай!
Слышу я: ключ в двери поворачивается. Мама пришла!
— Говорю тебе, мои бусы! — крикнула Диана и вырвала у Андрюхи свой «хенд-мейд».
Тот заревел. Я бросилась к нему, подхватила на руки.
— Ну как вы тут, всё в порядке? — спросила мама.
— Конечно! — заявила Диана. — Памперс поменяли, пюре яблочное почти готово, опасные для жизни бусы вне досягаемости ребёнка. К тому же мы почти починили ваш блендер.
— Молодцы! — обрадовалась мама. — Давайте чай пить, я печенье творожное купила.
— Нет, спасибо, — отказалась Диана. — Я пойду. Уход за ребёнком — дело хлопотное.
И убежала. А Андрюха всё ревел. Так мне его жалко стало, что я принялась его целовать в щёки, в лоб, в нос, так крепко, что он замолчал и растерянно уставился на меня. А мама на это посмотрела и говорит:
— Хорошо на тебя Диана влияет. Ты с ней побольше общайся.
— Обязательно, — говорю. — А ты пюре принесла? А то у нас там с яблоком ничего не получилось, блендер не работал.
Мама засмеялась и сказала, что блендер нам был ни к чему. Нужно было просто отдать Андрюхе яблоко целиком, чтобы он его грыз и чесал дёсны, в которых режутся зубки.
Я ещё долго расспрашивала маму про то, как правильно ухаживать за малышами, и с тех пор с удовольствием оставалась с братом. Потому что, если знать наверняка; как и что делать, любой может стать чемпионом по уходу за детьми.
Моя экосистема и Тараторкин
На уроке Нина Сергеевна объявила тему: «Экосистема озера». Напомнила, что экосистема состоит из воздуха, воды, почвы, горных пород, кормильцев, едоков и мусорщиков. Как только она произнесла слово «мусорщиков», все засмеялись, а Катя, моя соседка по парте, наклонилась ко мне и прошептала:
— Я влюбилась.
— В кого? — спросила я.
— В Тараторкина.
Она глянула на меня счастливо и испуганно и отодвинулась, словно я собиралась озвучить её новость всему классу.
А я и не собиралась. Новость меня так оглушила, что я не расслышала вопроса Нины Сергеевны.
— Ну что же, Кристина, — сказала Нина Сергеевна терпеливо, — продолжи пищевую цепочку! Камыш — плотва… дальше кто?
— Кот, — брякнула я, и все снова захохотали.
— Кот — часть совсем другой экосистемы, — огорчённо сказала Нина Сергеевна. — Дома подумай, ладно? В среду спрошу.
А мне в этот момент, честно сказать, было не до кота и плотвы, и даже не до мусорщиков. Я по-прежнему ничего не слышала и не видела, словно сидела не за партой, а на дне озера. Катя влюбилась в Тараторкина! Трагедия! Катастрофа!
Ну почему в Тараторкина, а?! Неужели мало других мальчиков?
Мне давно нравился Тараторкин, просто я не решалась признаться в этом Кате. А что делать теперь? Если признаюсь, она подумает, что я его собираюсь у неё увести. Или что я повторяю за ней из зависти. И спросит: «Неужели других мальчиков мало?»
Мало. Вообще нет. Тараторкин — он такой один. Во-первых, он симпатичный. У него такие глаза! Во-вторых, он спортсмен. Хоккеист. Постоянно на сборах. А как это важно звучит: «На следующей контрольной присутствовать не смогу, у меня сборы!» И учителя всегда с улыбкой отпускают его. И просят принести школьной команде победу.
А главное — мы с Тараторкиным в один Дворец детского творчества ходили ещё до школы. Я — на ИЗО, он — на свой хоккей. А домой вместе ездили. Ну то есть нас бабушки забирали, но мы в автобусе рядом садились. И он всегда делился со мной половинкой «Сникерса», который покупала ему его бабушка. В общем, мне Тараторкин ещё с самого детства нравится! А тут — здрасьте вам… Эх, Катя-Катерина!
Что и говорить, моя собственная экосистема была разрушена. И выхода не было.
Да ещё Нина Сергеевна задала дома прописать пищевые цепочки, а у меня в голове — один Тараторкин.
— Ты спишь? — спросила мама, войдя в комнату, где я делала уроки.
То есть не делала, а, склонившись над столом, выводила в блокноте большую букву «Т» под прикрытием тетрадки с недописанными цепочками.
— Плачу, — вздохнула я.
Мама подошла к столу и взяла тетрадку.
— Почему плачешь? — удивилась она. — Что тут сложного? Плотва ест камыш. А плотву — окунь. А окуня кто ест?
Я молчала.
— Ну ты чего? — расстроилась мама. — Это даже в детском саду знают.
А я и в самом деле всхлипнула и маме в юбку уткнулась.
— Да что с тобой? — испугалась она. — Ну забыла ты щуку, бывает. Не плачь!
— Я не из-за щуки, — проговорила я. — Я из-за Кати! Она сама как щука! Съела моего Тараторкина.
— Как это съела?!
— Влюбилась она в него, мам! Понимаешь! Она в него влюбилась. Это нечестно. Тараторкин мой. Мы с ним вместе во Дворец творчества ездили. Он меня «Сникерсом» угощал. А теперь он, получается, Катькин.
— Погоди, — сказала мама. — Почему ты решила, что он Катин? Он в неё тоже влюбился?
Я замерла.
— Не знаю, — ответила я. — Вроде нет.
— А тогда какая разница, нравится он ей или нет? Наоборот, хорошо, что он и тебе, и Кате нравится. Значит, неплохой парень.
Я задумалась. Вообще, мама права. Странно, что мне самой не пришло это в голову. Но…
— Но если ему всё-таки нравится Катя, — сказала я, — ну вдруг? Значит, он ей принадлежит?
— Это окунь принадлежит щуке! — улыбнулась мама. — Да и то не всякий. А если твоему Тараторкину действительно нравится Катя, то это не значит, что тебе нельзя с ним дружить. Тем более, вам есть о чём поговорить. Например, вспомнить, каким вкусным был тот «Сникерс» в автобусе.
Тут наконец и я улыбнулась. Тараторкин в моей голове уступил место водорослям и дафнии из следующей цепочки. К маминой радости, я сама дописала: «водоросли — дафнии — уклейка — окунь — бактерии». И ещё нарисовала их всех. Даже уклейку и бактерии.
Уклейка вышла чуть-чуть похожей на Катю. Мне стало даже немного жаль подружку. Не потому, что она похожа на уклейку. А потому, что она пока просто влюбилась в Тараторкина, а я с ним, можно сказать, уже давно дружу. Ведь я и правда могу подойти к нему завтра и сказать: «Привет! А помнишь, как мы пережидали ливень под навесом крыльца во Дворце творчества?» В тот вечер в моей экосистеме царил полный порядок.
Плаксивая история
В 5 первом классе мы с Оксанкой были подружками. А потом она такой выскочкой стала!
Стоим мы с девчонками недавно на ритмике. Мы — это я, Надя, Иринка, ну и Оксана. Мария Семёновна спрашивает:
— Кто хочет разминку провести? Мы все подняли руки. Прямо подскакиваем от нетерпения — всем хочется провести разминку!
Вдруг видим: Оксанка тоже руку подняла. А сама, между прочим, с первого сентября уже успела три раза разминку провести! И сегодня опять захотела. Это же нечестно!
— Оксанка! — прошипела я. — Руку опусти!
А она — ни в какую! Ещё такую улыбочку милую изобразила. Лишь бы Мария Семёновна именно её выбрала.
— Опусти! — Иринка с Надей просят. — Мы тоже хотим разминку провести!
А Оксанка только головой дёрнула. Нет, мол! Обойдётесь!
Мы надеялись на справедливость. А зря. Учительница выбрала Оксан — ку. В четвёртый раз!
Разозлилась я. И говорю язвительным тоном:
— Знаете, девочки, надо Оксану проучить. Давайте объявим ей бойкот.
— Как это? — растерялась Иринка. — То есть разговаривать с ней не будем? Совсем?
Иринка добрая у нас, но я считаю, что нечего всяким выскочкам давать спуску.
— Совсем, — говорю уверенно, — ни одного словечка не скажем!
— А если по учёбе? — спросила Надя-отличница. — Вдруг она что-то спросит про домашнее задание? Вдруг она его записать не успеет? Или ей непонятно будет что-то в учебнике и она мне вопрос задаст?
