Когда сводящий с ума поцелуй закончился, и Сагара отстранился от него, Шайн еле удержался от тихого разочарованного вздоха. Но тот только мягко улыбнулся и, взяв его за руку, повел за собой, как маленького мальчика. Шум крови в ушах не давал расслышать звук их шагов, да и дорогу назад он бы никогда не нашел… Он видел только ЕГО. Волосы, роскошной волной лежащие на плечах, пальцы, осторожно сжимающие запястье Шайна…
Стук двери за спиной был мягким и почти неслышным. Но даже он заставил Шайна вздрогнуть. Словно в ответ на его дрожь Сагара только сжал пальцы на его запястье сильнее, причиняя боль, а потом просто дернул на себя. И Шайн, тихо охнув от боли, влетел в его объятия. На миг захлебнулся воздухом и со стоном потянулся вперед. Прижался к нему всем телом, проводя раскрытыми ладонями по обтянутой тканью груди, жадно впитывая стук его сердца. Не встречая возражений, коснулся верхней пуговицы рубашки и только сильнее стиснул зубы, когда почувствовал, как в ответ зарываются тонкие пальцы в его волосы, как теплые губы целуют тяжелые пряди. Никогда раньше… Это не было ТАК сильно, так ярко… Чтобы чувствовать каждое прикосновение ВСЕМ телом, чтобы задыхаться только от того, что твои волосы ласково перебирают. Восхищение… Истинное и острое… Открывавшееся его жадному взгляду тело было почти совершенным, к гладкой матовой коже хотелось прикасаться и прикасаться. Ласкать, впитывая ощущение нежности и силы.
Шайн забыл обо всем. Он не чувствовал ничего, кроме своего желания. Даже то, как раздевали его руки Сагары, ощущалось, словно через туманную дымку. Дымку, которая исчезла, как только обнаженную кожу спины обожгло осторожное прикосновение. Шайн вздрогнул, отодвинулся, вскинул испуганный взгляд на Сагару… И тихо-тихо застонал, сдаваясь голоду, который стоял сейчас в горьком расплавленном шоколаде его глаз. Страсть, желание, огонь… Шайн хотел… Хотел почувствовать все это, утонуть.
- Пожалуйста… - губы еле шевельнулись, дыхание только лишь слегка коснулось лица Сагары. Но тот не заставил просить дважды. Кровать не была мягкой и воздушной, холод простыней обжег горящую кожу спины, но все это – где-то на краю сознания. Только руки Сагары, его губы, ласкающие и изучающие тело Шайна так нежно, но сильно… Дыхание рвалось из груди со всхлипами; кажется, он умолял не останавливаться… В первый раз в жизни…
- Пожалуйста…
…ноги словно сами собой расходятся в стороны, открывая жадному взору карих глаз все тайны.
- Пожалуйста…
…тяжесть тела так приятна.
- Пожалуйста…
…бесстыдно подставиться под приносящие концентрированное наслаждение губы.
- Пожалуйста…
…вздохнуть, приветствуя боль первого подготавливающего проникновения.
- Пожалуйста…
…вдохнуть полной грудью запах разгоряченного тела – острый, пряный, холодно-жгучий
- Пожалуйста…
…громко, отчаянно застонать, чувствуя, как покидают его дрожащее тело пальцы.
- Пожалуйста…
…получить жгучий поцелуй и вскрикнуть, когда такое желанное вторжение становится реальностью.
- Пожалуйста…
…потеряться в его движениях, в голосе, шепчущем на ухо что-то нежное и сводящее с ума. Прижимать его к себе, впиваться в плечи ногтями в безуспешной попытке изменить изматывающий душу размеренный ритм.
- Пожалуйста!
…вскрикнуть, задохнуться от сильного и точного движения внутри себя. Содрогнуться и увидеть, как вспыхивает сверхновая перед глазами…
- Пожалуйста…
…почувствовать жар, омывающий изнутри, и осыпаться хлопьями белого пепла на раскаленную постель, на заботливо подставленные руки.
Исчезнуть из этого мира…
***
Пробуждение было медленным. Он словно поднимался с глубины океана. Из темноты к солнечному свету. И голоса доносились до него, как сквозь толщу воды. Голоса? Шайн открыл глаза и тут же зажмурился. Солнце… Повернувшись к окну спиной, он снова поднял ресницы. Большая кровать, вторая половина которой пуста. В удивительно-аскетичной для этого дома спальне, абсолютно лишенной помпезности, не было никого, кроме него. Только голоса за дверью… Сагары и кого-то знакомого. Скатившись с кровати, Шайн на цыпочках подошел к двери и прислонился к ней. Здесь было отлично слышно. Похоже, дверь была прикрыта не так плотно, как казалось на первый взгляд. Задавив слабую мысль о том, что подслушивать, в общем-то, нехорошо, Шайн напряг слух, пытаясь идентифицировать второй голос. Память сработала отлично, но от этого воспоминания обнаженная спина Шайна мгновенно покрылась холодной испариной. Этот голос… Это он шептал ему тихое «тогда умри». Крестник! Но какого черта он делает здесь? Наплевав на остатки собственной гордости, Шайн опустился перед дверью на корточки и заглянул в замочную скважину. Сагару он увидел сразу, и сердце отозвалось, мгновенно сжавшись в маленький, бешено стучащий комочек. Сагара… Сидел на диване, закинув одну руку на его спинку. Расстегнутая рубашка, небрежно наброшенная на плечи говорила о том, что его буквально выдернули из постели. Растрепанные волосы, припухшие губы… Сейчас, в свете утра он выглядел… так желанно. Шайн на миг прикрыл глаза, обещая себе, что не будет смотреть на него. Не хватало ему еще и влюбиться… Когда он открыл глаза, его взгляд лишь скользнул по сидящей фигуре. Крестник… Где он? В доступной для просмотра части комнаты его не было. Но ощущение его присутствия… Шайн еле слышно выдохнул и прислушался к разговору.
- …хочешь меня подставить? – Сагара смотрел куда-то прямо перед собой. Кажется, разговор начался не так давно.
- Подставить? – голос Крестника, так странно оттенявший голос Сагары, раскатился по комнате. – Я не знаю об этом ничего.
- Хочешь сказать, что ты не причастен к этим убийствам?
- Нет! – страсть, прозвучавшая в голосе Крестника, почти ошеломила Шайна. Почему-то ему казалось, что Крестник не должен испытывать подобных… чувств. А потом…
- Сагара… - Крестник шагнул вперед, появляясь в поле зрения Шайна. На миг застыл перед сидящим мужчиной, а потом вдруг присел перед ним на корточки. Протянул руку так осторожно, словно боялся, что ее оттолкнут. – Как ты мог подумать… Я никогда бы не сделал ничего, что навредило бы тебе…
Его отчаянный жест… Голос, в котором пела почти смертельная тоска… Сердце Шайна дрогнуло, а потом сорвалось в бешеный ритм. Это же… Это же не то, что он думает?!
- Сагара… Я люблю тебя. Ты ведь знаешь…
Шайн вздрогнул и отстранился, боясь, что стук его сердца и сорвавшееся дыхание услышат за дверью. Черт… Черт, черт, ЧЕРТ!! Прислонившись пылающим лбом к прохладной полированной поверхности двери, Шайн опустил ресницы, пытаясь восстановить дыхание. Но перед глазами все еще стояла эта картина: сидящий в небрежной позе мужчина, перед которым почти на коленях стоял другой. Протянутая рука, застывшая в нескольких миллиметрах, горящие тусклым огнем глаза, в которых больше не было безумия, только тоска и боль. Шайн мотнул головой, отгоняя слишком яркую картину, и открыл глаза, снова приникая к скважине. Кажется, пока он пытался привести свои раздраенные чувства в порядок, в комнате ничего не изменилось. Только на лицо Сагары легла тень.
- Прости, но ты теряешь время и отлично знаешь об этом, - от холода и безразличия, которое прозвучало в его голосе, вздрогнул даже Шайн. А Крестник дернулся так, словно его ударили. Он мгновенно вскочил, вытянулся перед Сагарой в струнку, отчаянно пытаясь не дать волю рвавшейся наружу ярости, от которой то сжимались, то разжимались кулаки.
- Как… Как бы я хотел тебя возненавидеть, - дрожащий от бури чувств, голос Крестника был полон силы и яростной страсти. – Ты самоубийца, если положил глаз на «невесту дьявола». Ты же знаешь, что ОН сделает с тобой, если узнает.
- Так заботишься обо мне? – сарказм в голосе Сагары заставил сжать пальцы в кулаки даже Шайна. – Спасибо. Но это не твое дело.
Глаза Крестника стали почти черными. Тихо зарычав, он рванулся вперед. Вплел пальцы в волосы Сагары. С силой потянул назад, принуждая откинуть голову. Почти грубо провел по щеке, а потом наклонился и вжался, вгрызся в приоткрытые губы Сагары. Сердце замерло и Шайну показалось, что время тоже остановилось. Ни одного движения, даже дыхания не было слышно. Стоп-кадр… Длинные пальцы в черных волосах, напряженные мышцы в едином порыве оттолкнуть, избавиться от забирающего дыхание поцелуя. Ярость, страсть, отчаяние, нежелание и отторжение. И разрывающая боль собственного сердца. От невозможности этой картины, от чувств, которыми она полна. От сочувствия и жгучей ревности. Эти губы, которые сейчас практически насилует чужой рот, еще ночью касались его, шептали нежные слова… Теперь в плену. Невозможно, больно, но почему-то правильно.
