Отдых людей после вахт был не лучше. Тенты, натянутые над палубами, от жары не спасали. Солнце, бывшее для нас в это время еще с северной стороны, стояло почти в зените и отбрасывало в полдень на юг только небольшую тень. Свободные от вахт люди от жары и густо насыщенного парами воздуха не находили себе места ни на палубе, ни в кубриках. Легши после вахты соснуть, они и днем, и ночью просыпались мокрыми от пота и с подмоченными простынями и матрацами.

Только поздно вечером, после захода солнца, на баке становилось намного прохладнее, но и то не всегда. Утомленные жарой и работой, свободные от вахт люди или лежали на койках и на трюмных люках под тентами, или как сонные бесцельно слонялись по палубе. Изнеможение от жары и работы убивало у них даже малейшее желание говорить. С уст неохотно слетали только самые необходимые слова. Ни о чем не хотелось думать, ничего не интересовало. С левой стороны два дня виднелись вечнозеленые долины и горы Суматры, но для многих из нас они были привычными и не удивляли своей красотой, да еще при этой жаре.

Оживление на судне началось по выходе в открытый океан. Постепенно усиливаясь, повеял легкий ветерок, и в кочегарке, и на палубе стало легче работать и отдыхать. Люди стали заметно бодрее и разговорчивее. В обычные судовые темы разговоров опять начала вплетаться интригующая всех тема о войне. Если в Шанхае и Гонконге война была для нас чем-то отвлеченным, то в Сингапуре, после того, как увидели на пароходах и в городе солдат, мы поняли, что война от нас не так уж далеко.

То, что мы с судном мобилизованы, вначале никого не удивило. Использование коммерческих судов и команд на них для военных нужд было для нас не новостью. Многие уже служили некогда на транспортах, сопровождавших эскадру Рожественского от берегов Балтики и почти до самой Цусимы. Обстановка на судне в это время ничуть не менялась, изредка менялось только отношение администрации к команде.

Какова будет в дальнейшем наша роль в начавшейся войне, мы, конечно, не знали и лишь делали разные предположения. Острый интерес к войне длился на судне около трех суток. В дальнейшем интерес этот стал понижаться и постепенно сошел на нет. Того ежедневного и даже ежечасного нового, что разносил телеграф по всему миру о войне, мы, из-за отсутствия на «Юге» радио, не знали, а то, что мы знали, уже отходило в прошлое и становилось неинтересным. Наиболее подробные новости мы должны были узнать только в Суэце. От Суматры до Суэца безостановочного хода и при благоприятной погоде было дней восемнадцать. Стоило ли все эти восемнадцать дней ежедневно ломать голову над тем, что делается там, на твердой и далекой земле! Ведь рано или поздно в Суэце или Порт-Саиде мы если не всё, то главное из того, что случится за это время на земле без нас, узнаем. Первый острый интерес к войне у команды прошел. На судне, соответственно месту его плавания, началась своя обычная, привычная для всех, повседневная жизнь.

Началась та жизнь, когда в ежедневной работе и прочих интересах палубной жизни на большом судне днями забываешь о том, что ты находишься в море. Третья часть команды всегда стояла на вахте, остальные, свободные от вахт и сна, занимались тем, что стирали и чинили бельё, или тем, что кормили и поили закупленных в Шанхае, Гонконге и Сингапуре канареек, попугаев и макак. Люди, свободные даже от этих мелких работ, играли в шашки, лото и домино.

Вечерами, когда зажигали свет и становилось немного прохладнее, чем днем, более общительные из команды, несмотря на вечный профессиональный антагонизм между матросами и кочегарами, ходили из кубрика в кубрик к товарищам в гости. Кочегар Лярош, немного знавший английский язык, не замедлил свести знакомство с пассажиром индусом и почти каждый день ходил к нему в каюту играть в домино.

Уже около суток, как позади осталась как бы загораживающая вход в океан зеленая Суматра. Уже около суток мы шли вольным простором океана по прежнему курсу мимо Цейлона на Баб-эль-Мандебский пролив и Суэц. Навстречу нам, как и всегда, днем и ночью шли пассажирские и грузовые пароходы. Индийский океан в этом месте был для нас не больше как широкой дорогой, по которой в одну и другую сторону ползли с разных концов Земли плавучие подводы с людьми, различными грузами и животными. К судам, которые проходили вдалеке от «Юга», команда относилась безразлично, но на суда, которые проходили близко, свободные от вахт люди всегда смотрели с удовольствием. Старые бывалые моряки всегда старались определить при этом, какой державе и какому пароходному обществу принадлежит проходящее судно, куда и откуда идет и каково его название. Неизвестно, кто первый вечером, в начале шестого, заметил приближающееся к нам с правого борта судно, но когда на палубе разнесся слух, что навстречу идет, «кажись, „Доброволец“», почти вся команда высыпала на палубу и стояла у правого фальшборта.

«Доброволец» был русским судном, и всем приятно было видеть хоть издали в этой, такой далекой от России точке земного шара своих людей, своих товарищей. Как всегда, мы начали делать предположения, который из «добровольцев» может быть сейчас в этом месте. Предположения расходились. Одни указывали на «Тамбов», другие — на «Воронеж», третьи — на «Владимир».

Глядевшие на «доброволец» в бинокли капитан и вахтенный помощник послали матроса на ют отсалютовать ему флагом свое приветствие. Обычно на такое расстояние друг от друга по траверсу, на каком были мы с «добровольцем», встречные суда, каковы бы ни были приятельские отношения между капитанами, друг к другу не подходят. Увидев «добровольца», мы никак не думали о том, что он, дав прежде три коротких гудка, резко повернёт вдруг к нам. Вслед за этим мы услышали телеграфный звонок с мостика в машину, а затем увидели, что «Юг» наш тоже повернул к «добровольцу». Приблизительно минуты через три мы стояли с застопоренной машиной правым бортом против правого борта парохода Добровольного флота «Томск». Несмотря на то, что расстояние между «Югом» и «Томском» было не более сорока метров, старший помощник капитана с «Томска», вооружившись мегафоном, крикнул по направлению капитанского мостика «Юга»:

— Вы откуда идете?

— Из Сингапура! — выкрикнул в ответ старшему помощнику тоже в мегафон капитан «Юга».

— Вы идете в Коломбо или прямо до Суэца? — спросили опять с «Томска».

— Прямо до Суэца, — ответили с «Юга».

Дальше между старшим помощником «Томска» и капитаном «Юга» произошел следующий разговор:

Старший помощник «Томска»: Выходя из Сингапура, вы не получали никаких предупреждений о том, что в океане пиратствует сейчас германский крейсер «Эмден»?

Капитан «Юга»: Нет. Известно лишь, что «Эмден» вышел из Циндао в неизвестном направлении.

Старший помощник «Томска»: Нам сообщили сегодня по радио из Коломбо, что «Эмден» находится сейчас в Индийском океане… Есть будто бы сведения, что он потопил несколько французских и английских пароходов. Из Коломбо сообщили вчера об этом на все суда, имеющие радио, чтобы предупредить все встречные суда без радио.

Капитан «Юга»: Спасибо вам за новость, но что мы должны теперь делать? Возвращаться или идти в Коломбо?

Старший помощник «Томска»: Из Коломбо рекомендуют идти как можно осторожнее до портов своего назначения… Даже с изменением курса. Есть предположение, что «Эмден» курсирует поперек головных линий между Африкой, Коломбо и Сингапуром.

Капитан «Юга»: А о том, чтобы вернуться в порт отправления, предложения не было?

Старший помощник: Нет, таких предложений не было.

— Это скверно, — сказал, опустив мегафон, капитан «Юга» стоявшему близ него старшему помощнику. Потом, приложив опять мегафон к губам, снова заговорил по направлению к мостику «Томска»:

— Что вы нам теперь посоветуете: зайти, не меняя курса, в Коломбо, или, свернув на градус левее, идти прямо к берегам Африки?