Лерин никогда не вспоминал о своем прошлом и семейных связях. Но Мир знал, что мало-помалу телохранитель, если не восстановил свое положение среди горцев, то хотя бы наладил неплохие отношения с новым главой рода. Помог Деммиду заключить мир со своим гордым народом и даже заставил горный народ дать повелителю такую клятву, которую уже нельзя было нарушить новым бунтом.

«Бунт это чаще всего напрасное кровопролитие», — как-то сказал он, и в его глазах было столько тоски… что Миранис тогда отвернулся. Где-то в глубине души билась тогда крамольная мысль: место Лерина не тут, рядом с наследником, а в горах. Где тишина, простор и такой покой, что кажется, еще немного и взлетишь… вспаришь над толстым одеялом облаков под ногами… еще немного и… где безграничная свобода простора и горных вершин, и где нет тесноты золотой клетки замка.

Алмаз. Чистый и совершенный. Мастер заклинаний, Лерин был так хорош, что временами Миранису на него смотреть не хотелось.

Лерин временами уходил через пространственные переходы в горы. Проводил там день или два, а когда возвращался… взгляд его вновь становился безразличным. Уверенным. И холодным. Но Миранис точно знал, что Лерин никогда не забудет своего первоначального бунта против принца. И потому теперь подобно любящему и понимающему старшему брату телохранитель внимательно следил за Рэми, и стоило новому избраннику начать сопротивляться слишком сильно, мягко бил коротким заклятием, подавляя гнев и желание вырваться из золотой клетки. Как и Тисмен, не давал ему сломаться. И вновь уйти в сладостное забытье.

Теперь уже ничего не изменишь. И сомневаться некогда. Если отец узнает о планах наследника, Рэми и до полудня не дожить. Миранис уже не раз и не два слышал лично из уст Деммида, что «мальчишка слишком опасен, чтобы жить» и понимал, что если жрецы опоздают с подготовкой…

Но опаздывают же, боги, как опаздывают. Отец сейчас на совете, ему сыном и его телохранителями заниматься некогда, там золото и земли делят, так что в самый раз заняться ритуалом.

Загвоздка в трех мелочах: Рэми, жрецах и… Гаарсе.

Появился в зале, поклонился принцу молчаливый Тисмен. Чуть улыбнулся на вопрос, где носит этого паршивца Кадма и тихо сказал:

— Я исполнил твой приказ, мой принц. Ввести?

Миранис лишь вздохнул, вздыхая. Все его телохранители были слишком… горды и независимы. Впрочем, это ему даже нравилось. Слуг у него и без того хватало. С смелыми и дерзкими друзьями было гораздо хуже. Рэми… что же ты так сопротивляешься, а, Рэми?

Рука Тисмена тяжело легла на плечо, и вокруг яркими искрами вспыхнули звезды. На миг стало тошно, а когда перестало двоиться перед глазами, Рэми вдруг с удивлением понял, что стоит в округлом зале. Увитые каменными цветами колонны убегали к куполу, по которому раскинулись, переливались будто живые звезды, под ногами сложилась в сложный рисунок мозаика, но Рэми уже не мог смотреть ни на купол, ни на колонны, ни на мозаику: прямо перед ним на небольшом возвышении сидел в кресле с высокой спинкой… Мир… странный Мир.

Глубокий вдох, попытка собраться с мыслями. Что-то было не так. Подбежавший молодой слуга с извинениями забрал плащ, удалился бесшумно, и Рэми едва уловил щелчок двери… хотя в зале было тихо. Совсем тихо…

Миранис был сосредоточенным и серьезным. В роскошном, синем наряде, расшитом драгоценными камнями, с разрисованным рунами лицом, он казался чужим. Недосягаемым. И более не в силах смотреть в полыхающие синим огнем глаза, Рэми перевел взгляд на ладони Мира… тонкие ладони, обтянутые шелком перчаток, сияние звезд в камнях перстней. И окутывающая весь зал аура силы…

И ему Рэми осмеливался дерзить? Впрочем, что изменилось-то? Многое изменилось. Подошел к трону Лерин, поклонился низко, тихо прошептал:

— Мой принц…

И до Рэми, наконец, начал доходить смысл его слов… «Мой принц»? Мир… это Миранис? Наследный принц Кассии, оборотень?

Внезапно перестало хватать воздуха, и Рэми уловил скошенный взгляд Лерина. Успел заметить, как шевельнулись тонкие губы телохранителя, как блеснуло в воздухе синим, и заклинание легко на душу печатью покоя. Вновь стало… почти все равно.

«Сядь!» — приказал где-то в голове голос Лерина, и Рэми повиновался, опустился на ступеньки трона. Значит, если Мир это наследный принц, то эти трое… его телохранители? Высшие из высших… и Рэми тоже предлагали быть…

«Понял, наконец», — усмехнулся Лерин и поднялся по ступенькам. Наверняка застыл за креслом принца, уже не обращая внимания ни на Рэми, ни на его поднимающийся волной страх. Впрочем, обратил. Вновь стрела короткого заклятия, всплеск собственной злости — зачем? — и разлившийся по душе покой…

Все же хорошо сидеть у ног Мира, комфортно. Может, не надо сопротивляться? Но наткнувшись на чуть насмешливую улыбку невесть откуда появившегося Тисмена, Рэми одернул себя: обойдутся! Это все не он, это те самые «узы богов», о которых столько раз говорил Миранис. И пусть Мир и наследный принц Кассии, все равно ему Рэми не сломать!

Мысль пришла и ушла, распахнулись высокие двери, и в проеме появилась тень мужчины со связанными за спиной руками.

— Подойди! — холодно приказал Тисмен, стоявший за спиной Рэми.

И сразу же Рэми сжал зубы, охваченный гневом. Гаарса совсем недавно избили: по щеке расползался синяк, в светлых волосах запеклась кровь. Ему не дали ни умыться, ни переодеться, видно, что и не спал он давно…

Рэми порывался встать, но на плечо легла рука Тисмена, в голове раздался холодный голос: «Тебе помочь успокоиться или сам справишься? Не вмешивайся. Сейчас нет!»

«Они мою судьбу решать собираются, а мне не вмешиваться?» — прошипел Рэми.

«Видят боги, я не хочу тебя глушить магией перед ритуалом, — тихо ответил Тисмен. — Но если попробуешь подняться, я это, будь уверен, сделаю. Если скажешь хоть слово, я тебя успокою магией, надеюсь ты понял?»

Рэми понял. Он еще как понял. Но принял ли?

— Подойди ближе, — приказал принц. — Не бойся!

Гаарс побледнел как снег и тяжело шагнул вперед. Он даже не взглянул на Рэми, опустился рядом на колени, склонил голову и поцеловал вышитый жемчугом край плаща Мираниса. Он был так близко, что почти касался плечом. И в то же время так недосягаемо далеко, ведь ладонь Тисмена все так же не давала даже двинуться, а тихий голос внутри в который раз приказал «не соваться».

Ладонь принца в темно-синей перчатке, унизанная перстнями, покровительственно скользнула Гаарсу под подбородок, потянула вверх, заставляя поднять голову, ласково провела пальцами по синяку, и повесила на шею Гаарсу знакомый до боли амулет.

Облегчение захлестнуло с головой: Рэми успел и Мир понял. Пусть хотя бы Гаарс будет в безопасности… и Варина с Рисом. Рэми как-нибудь сам справится.

— Возвращаю, — сказал Миранис. — Надеюсь, в следующий раз ты не станешь нападать на моих людей, Гаарс. И не заставишь выбирать между возмездием за друга и долгом чести.

— Никогда... клянусь, никогда более не пойду я против вас, мой принц... и сейчас бы не пошел... знай я... мы ведь братья почти...

Сказал и осекся. Даже опоенный магией Рэми понял почему: не к лицу какому-то рожанину называть наследного принца «братом».

Но Миранис ничего не ответил на дерзость, и в тот же миг Тисмен приказал:

— Назад! — и голос его эхом разнесся по залу.

Гаарс повиновался. Послушный новому приказу телохранителя, отошел, опустился на колени и замер в нескольких шагах от трона.

«Тис, кто его так? Кадм? — иронично поинтересовался принц. — Теперь понимаю, за что меня величают деспотом. Как иначе, если мои телохранители играют в палачей? И зная Кадма, уверен — Гаарсу придется еще долго помучиться, пока будут заживать его раны. И когда он успел? И где он вообще?»

«Кадм не любит, когда на тебя покушаются, — вмешался Лерин. — Мы все не любим. Ты решил отпустить Гаарса, но… наемник должен был заплатить. Хотя бы слегка».