— Ты что-то скрываешь от нас, Нар. Не просто так Рэми тебя послушал. Что же ты ему такое сказал, а?

— Правду, мой архан, — поклонился телохранителю Нар. — Ты же сам понял, иначе с ним нельзя.

Кадм лишь задумчиво кивнул и, на счастье, разрешил выйти. А Нар лишь вздохнул украдкой: когда боги хотят, они даже самых умных людей делают слепыми.

Зима вокруг чертила тени на белоснежном снегу. Бежала под ажурным мостом неугомонная, не желавшая спать подо льдом речка, позвякивали висящие на березах сосульки, мягким покрывалом укутал все вокруг только выпавший снег. Красиво, но Идэлан с большим удовольствием вернулся бы сейчас в Виссавию, там тише и спокойнее. И не надо врать, никому, и вина мучила не так сильно, и не было рядом тех, кто раз за разом раздирал его давно затянувшиеся, казалось, раны.

Он выдавил тот проклятый день из своей памяти, но совсем недавно ему обо всем вновь напомнили. Напомнили, что он сволочь. Что если вождь узнает о его вине…

Смерть была бы лучше. Но кто ему позволит умереть?

Он нашел Аланну там, где и ожидал. Укутанная в тяжелый, подбитый мехом плащ, она сидела на ажурной скамейке и смотрела в бегущую воду. Говорят, от этого становится легче… но есть ситуации, в которых легче не становится никогда.

Они оба связаны этим навязанным браком. И хочешь не хочешь, а Аланне придется уступить. Как Идэлану придется взять в жены ту, что любит другого. Как низко он пал… он мог бы выбрать в Виссавии любую, мог бы радоваться взаимности, мог бы быть уже отцом, но ему было не до этого. Он настолько погряз в горе, что не слушал ни матери, ни сестер, которые умоляли очнуться. Настолько забыл обо всем, что и не заметил, как миновала молодость… как давно уже пришло время остепениться…

Но не так же!

Идэлан сел на скамью рядом с невестой и едва слышно вздохнул. Аланна думает, что ей больно. Больно на самом деле было ее любимому Рэми. Говорят, мальчишка едва не сломался, узнав о своем выборе. Между жизнью их неродившегося сына и своей. И, наверное, выбрал бы иначе… но вслед за Рэми пришлось бы уйти и Миранису, и Арману, и телохранителям. Шесть жизней за одну, еще толком и не начавшую… и неопытный, только познавший силу целитель, державший на руках любимую, истекающую кровью. Видевший, как лоза Алкадия сожрала их ребенка…

Аланна ничего этого не помнит. Телохранители мягко стерли ей память, лишив лишних воспоминаний. И теперь Рэми нести эту ношу одному…

И в одиночестве. Может быть.

— Почему вот так? — спросила Аланна.

— Думаю, что повелитель с тобой еще мягок, — ответил Идэлан и посмотрел в воду. А ведь действительно успокаивает… немного. Но сейчас многого и не надо. — Ваша страна ведь не такая, как наша, мы и подумать не можем изменить нашему вождю. А ваш мог бы подумать, что Мираниса пытаются убить, чтобы посадить тебя на трон. Хотя…

— Хотя что? — вздрогнула Аланна.

Идэлан слегка улыбнулся, и набрал на пальцы немного снега со скамьи. Холодный. В Виссавии нет холода. Но и света сейчас там нет.

— Хотя может в чем-то он и прав, — и остановил уже готовую сорваться со скамьи девушку. — Подумай сама! Повелитель думает, что я для тебя отличная партия. Что я отвезу тебя в Виссавию, и там ты будешь в безопасности. Что виссавийцы не способны на низость… это не совсем так…

Он отвернулся от реки и поправил вуаль на лице. Они должны скрывать лица ото всех, таков приказ вождя. Они скрывают не только лица, но и души… они никого не пускают в Виссавию, оттого про них и напридумывали всяких небылиц. Но, может, это и к лучшему. Знали бы они правду…

— Ты ведь знаешь, что я, как и любой виссавиец, даже не подумал бы о нашем браке, если бы не тот проклятый шантаж твоего опекуна. Но и Эдлай, и повелитель не понимают, что шантажировать меня могут не только они. Что тайна та может быть в руках человека, который теперь усиленно охотится за Миранисом. И когда Миранис умрет, а ты сядешь на трон, кто сказал, что тот человек не захочет воспользоваться властью над мужем новой повелительницы? Понимаешь меня?

— Понимаю, — прошептала Аланна, потупившись. — Потому мы должны помочь Мира… моему брату выжить.

Бедная, наивная девочка. Скоро тебе придется растерять всю наивность.

— Судя по предсказанию Ниши, телохранительницы повелителя, это не будет так просто. Боги все решили.

— Рэми говорил, что наша воля все равно сильнее, — отрезала Аланна.

— Не надейся на Рэми, его тут нет, — осадил ее Идэлан. — И молись, чтобы не было. Если твой опекун до него доберется, юноше не жить. Ты этого хочешь?

Аланна вновь потупилась.

— Когда ты его видела в последний раз? Даже если разорвешь нашу помолвку, даже если решишься к нему бежать, куда? Будете скрываться всю жизнь?

— Ты многого не знаешь, — усмехнулась вдруг Аланна, и Идэлан понял, что эта девушка не так проста, как ему кажется. Может быть оно и к лучшему…

Он увидел вдруг, что Аланна смотрит куда-то вдаль и, проследив за ее взглядом, вздрогнул, сам не зная почему. Будто в сердце колыхнуло жаром. А ведь ничего такого он не увидел, лишь маленького кассийского архана, лет так шести, стоявшего на ажурном мостике. Архан смотрел на них, пристально так, не по-детски, и на миг стало почему-то муторно. И тревожно.

— Какой милый малыш, — сказала вдруг Аланна, поднимаясь со скамейки. И мальчик на мосту улыбнулся, открыто так улыбнулся, до ушей, и из широко открытых глаз его полилось ровное синее сияние.

— Высший маг… — выдохнул Идэлан, поразившись чистоте силы этого мальчонки. И в тот же миг в голове его пронеслось едва слышное: «Илэана лидэ, Идэлан» (не трогай чужого, Идэлан (виссав.))

Идэлан медленно поднялся со скамьи, не поверив до конца, что услышанное ему не привидилось. Никто в Кассии не знал виссавийского. Да и откуда же этому арханенку знать его имя?

«Ишерам, Идэлан, — вновь улыбнулся мальчик на мосту. — Шолева лерде, ахра миса».

«Отступись, Идэлан. Служи богине, не своему страху.» (виссав.)

Тряхнул кудрями, засмеялся чему-то и исчез в заснеженных елках.

Те, кому нанесли вред,

могут получить настоящее

удовлетворение только от двух вещей —

безоговорочного прощения

или беспощадного возмездия.

Эмили Торн/Аманда Кларк

Этот дом был гнилым зубом столицы. Проклятый, обходимый даже нищими, он стоял укутанный в туман возле самой площади и взирал на повешенных пустыми глазницами окон. Алкадий не боялся проклятий, он их даже любил: стоя у разбитого окна на втором этаже, он смотрел на полупустую, встревоженную казнями площадь и вдыхал запах смерти: душный, обволакивающий. Грязный. Так непохожий на тот, что помнил он с детства: смешанный с терпким ароматом благовоний и цветов, а еще совсем слегка: магии… Не кассийской магии, нет, удушливой, лишающей разума черной магии смерти… глупым кассийцам такие вершины не подвластны.

Полумрак храма смерти, единственного места, где не чувствуется их богини, тихие перепевы жрецов, тяжелая рука учителя на плече…

Учитель не сильно-то любил своего ученика. Но долг исполнял тщательно и аккуратно: Алкадий не помнил его имени, зато отлично помнил все уроки, помнил, как помогать душам быстрее пересечь грань, найти тот самый покой, который обещал подземный мир. Помнил и то блаженство, которое дарила ему самому эта помощь. Наверное, тогда Алкадий смерть и полюбил, страстно и безумно, полюбил то, в чему ему давно было отказано…

И все же этот день был удачным. Очень. Алкадий давно знал, что глупцы хитры и изворотливы: эта курица оказалась очень даже изобретательной. Он бы до этого не додумался, по той же причине, почему не почувствует подвоха и Идэлан: в Виссавии не используют таких штучек, не видят необходимости.

А день свадьбы Аланны и Идэлана придется-таки ускорить.