Мальчишка мигнул, словно пытаясь что-то разглядеть через пелену заливающей глаза крови, и упрямо прошептал разбитыми губами:

— Это не я… я…

Арман лишь горько засмеялся. Пачкаться об эту мерзость внезапно расхотелось. Но и выбора не было.

Мир, Мир, своей добротой ты лишишь меня покровительства виссавийцев. Но оно того стоит!

— Не ты? — спокойно объяснил Арман. В последний раз. Потому что объясняться надоело. — Точно не ты? А кто же еще? Или ты думаешь, что к нему так просто подобраться? Только потому, что ты, урод, добрался? Так ты же, сука, избранный, помнишь? Избранный, мать твою…

И ударил еще раз, на этот раз по ребрам. Щелкнули, ломаясь, кости. Мир сжал зубы, но на этот раз промолчал, более не пытаясь продраться через щит, телохранители смотрели молча и холодно. А мальчишка задрожал весь, будто от рыданий, потом поднял взгляд, такой неожиданно пустой и сказал вдруг…

— Ты так легко поверил…

И вновь прожгли душу сомнения. Что в этом щенке такого, что заставляет сомневаться? А, казалось, Эдлай еще в детстве выбил из Армана остатки жалости… казалось. Арман сел рядом с мальчишкой на корточки, скользнул ему ладонью под подбородок, заставляя поднять окровавленное лицо, поймал этот странно-пустой взгляд и холодно сказал:

— Это ты. Кто же еще? Маленький выродок. Покупаешь жизнь и свободу ценой жизни других. Сначала своего сына, теперь вот Мира. Кто будет следующим, а?

— Ты… ты не смеешь меня винить… — выдохнул Рэми. — Не смеешь… за моего сына… ты!

И Арман ударил еще раз. На этот раз сильнее, от души. А когда вновь схватил Рэми за волосы, чтобы посмотреть ему в лицо, сам вздрогнул. Мальчишка весь дрожал, а из глаз его впервые за долгое время катились… слезы?

— Что, испугался, наконец, сученыш?

— Нет, — прошептал Рэми. — Я давно этого ждал… может, так и должно было быть…

И вновь чуть было не получил…

Арман застыл. Еще одна слезинка скатилась по щеке мальчишки, и он улыбнулся, как-то странно улыбнулся, безумно. И небо перевернулось, рухнуло в его широко раскрытых глазах. Будто что-то в нем сломалось, осыпалось мелкими искрами, упало бездушной куклой в снег, стоило лишь разжать пальцы.

И на миг подумалось, что Рэми просто потерял сознание, но когда Арман очнулся от ступора и вновь поднял его за волосы, вдруг понял, что щенок будто ушел в себя…и взгляд его, миг назад такой глубокий, опустел, подернувшись темной дымкой.

— Какой же он слабый-то, — сказал вдруг Кадм. — Теперь точно придется убить. Сорвался мальчик-то… вот так просто… от обычных слов.

Мир сжал кулаки и шагнул вперед, но вновь наткнулся на стену щита. И Арман уже сейчас знал, что принц не простит, но встал и вновь дернул кулак с зажатыми в нем волосами назад, заставляя Рэми обнажить беззащитное горло. Не сопротивляется, щенок.

Смотрит все так же равнодушно, будто уже и в самом деле умер. Легко лег в руку кинжал, и Арману вдруг подумалось, что он никогда еще не убивал. Вот так холодно, хладнокровно, и думал, что и не придется… но рука не дрогнула, и тонкое лезвие уже почти коснулось шеи, как запястье Армана охватили жесткие пальцы.

Только один человек мог пройти через щиты, поставленные замком по приказу Армана. И не верилось, что этот человек осмелился…

— Я тебе сам кости переломаю, если ты не отойдешь, Нар, — не оборачиваясь, сказал Арман.

Но хариб даже не пошевелился. Ослушался. Впервые в жизни. И Арман уже не знал, что в нем сильнее: удивление или гнев? А Нар сжал пальцы на запястье архана еще сильнее и сказал вдруг тихо, едва слышно:

— Ты пожалеешь о каждом горьком слове, сказанном этому мальчику. Не убивай его, мой архан, это убьет и тебя.

И в глазах внимательно слушающего Кадма вдруг появился живой интерес. Да… этого телохранитель Арману долго не забудет… Проклятый Нар! Теперь еще и насмешки выслушивай!

— Бредишь, — выдохнул Арман. — Он все равно слишком слаб, чтобы жить.

— Всего лишь говорю правду. И то, что ты являешься его слабостью, не значит, что он на самом деле слаб. Подумай, почему Аши тебе помогал, Арман? Почему тебя спасал? Почему не спасает его сейчас? Из-за него. Он скорее позволит убить себя… Подумай, мой архан, ты же не привык убивать вот так, в пылу гнева.

— Отойди, Нар. Приказываю. Отойди.

Нар лишь шумно выдохнул за спиной, но запястья Армана не отпустил. Арман знал, что нити связи работают сейчас в полную силу, что непослушного воле архана хариба ломает от боли, но участи Нару не облегчил. Хариб сам себе это выбрал. И смахнув с себя полуоглушенного Нара, он вновь хотел вернуться к Рэми, как с удивлением понял, что окружавший их щит… исчез. И убрать щит опять же мог только…

— Нар! — выдохнул в гневе Арман. Но хариб лишь отер бегущую из носа кровь и прошептал что-то вроде:

— Прости!

И в следующий миг Арман почувствовал, что что-то ударило ему в лицо, отбрасывая к цветущим посреди снега розам. Не отдал удар принцу, телохранители бы не позволили, а разъяренный Мир встал между ним и все еще лежащим на снегу Рэми и тихо спросил:

— Ты что себе позволяешь, ничтожество?

— Он чуть тебя не убил, а ты еще его защищаешь, — отер кровь Арман. — И кто из нас после этого ничтожество, а, Мир?

Принц гневно сверкнул глазами, но бить второй раз не стал. Лишь усмехнулся едва заметно и изволил ответить:

— Я сам с ним разберусь. Тебе придется отойти.

— Я уже раз отошел…

— И он спас жизнь, — неожиданно мягко ответил Мир. — Мне и тебе. И не раз. Забыл? Так вспомни. И не показывайся на глаза, пока не позову. Иначе мои телохранители тебе кости переломают.

— Ты знаешь, что я прав, — прошипел Арман.

— Знаю, что ты думаешь, что прав, — ответил Мир. — И потому сейчас с тобой разговариваю.

— Какой интересный малыш, приятно познакомиться, — сказал вдруг за спиной Мира Кадм, опускаясь перед все еще лежащим Рэми на корточки. — Недоучка с огромным даром. И как же ты, такой слабенький, от зова бегал… может… это тебе помогло?

И он аккуратным жестом скользнул Рэми под ворот рубахи, безошибочно нашел тонкую шелковую нить и вытянул наружу сплетенный из ажурных нитей амулет. Пахнуло силой так, что даже Арман почувствовал. И в тот же миг Тисмен оттолкнул Мира, закрывая его и Армана щитом, а Кадм нахмурился, обнажая оружие.

— Отойди от него, не видишь? — закричал Лерин.

Кадм явно видел, но далеко отходить не спешил. Медленно кружил вокруг Рэми, подкидывая в ладонях тонкий кинжал. Улыбался так, что зверь внутри Армана сложил уши. Присматривался. А мальчишка, все так же тонувший в плену беспамятства, закричал, аж в ушах зазвенело, взлетел, да и повис, распятый на невидимых нитях, как сломанная кукла. А на груди его, подобно змеям, начал разрастаться зеленый клубок…

— Что за… — выдохнул Арман.

— Уводи принца! — отрезал Тисмен, оборачиваясь к Рэми. Клубок на груди мальчишки все рос, оплетая зелеными нитями пояс, грудь, руки, бедра, а нити все крепчали на глазах, покрывались шипами, врезались в одежду, добираясь к коже… Лоза? Откуда у Рэми лоза Шерена?

— Принца уводи! — заорал Тисмен, и Арман на этот раз послушался.

Вскочил на ноги, схватил ошалевшего принца за запястье и потянул с собой вглубь сада, слыша, как за спиной один за другим опускаются, шуршат щиты: сад охранял наследника. Оглянувшись, он увидел, как Лерин бросил в сторону мальчишки боевое заклинание, слышал, как Тисмен закричал:

— Не смей, она жрет магию! — и как Кадм медленно начал обходить Рэми по кругу, будто присматриваясь, куда бить сначала.

«Как хорошо, что он без сознания», — подумал Арман, и уже хотел тянуть ошарашенного Мира дальше, как Рэми поднял голову, нашел Армана безумным взглядом, и в глазах его заплескалась какая-то странная наивность, медленно переходящая в изумление, а потом узнавание. Он улыбнулся, радостно, по-детски, как Арману давно не улыбались, и посмотрел с такой любовью, что сердце на миг дрогнуло. Но Арман лишь усмехнулся, отвернулся и дернул за собой Мира, как вдруг…