– Раз шесть такое случалось, – сетовал Дэви Моллой, – ведро вдруг опрокидывалось, падало с лестницы, и вся краска разливалась по земле. Да со мной в жизни такого не было, чтобы я ведро опрокинул! А она, эта мисс Карлотта, и заявляет, мол, это твоих рук дело, мол, сам и виноват! А потом еще и лестница упала, а я как раз на ней стоял… Клянусь, так все и было!
У брата Дэви, Томпсона, на этот счет было свое мнение:
– Говорю вам, во всем виноват тот парень с темными волосами – тот, что все время за нами следил. Я еще спросил мисс Карлотту, не он ли проказничает, потому что этот парень все время стоял под деревом неподалеку. А она посмотрела на меня так, словно не поняла, о чем это я говорю, как будто сама его и не видела. Да он с нас глаз не спускал! Когда мы пытались покрасить стену, выходящую на Честнат-стрит, он смотрел на нас сквозь щель в ставнях на окнах библиотеки. Да разрази меня гром, если вру! Интересно, кто он такой? Какой-нибудь их родственник? Нет уж, в том доме я больше работать не буду. Нужда нуждой, а туда я не ходок!
Еще один маляр, которого наняли, чтобы покрасить железную ограду, рассказывал почти то же самое. Он успел поработать только полдня, и все это время в ведро с краской без конца падали листья с деревьев, а на него самого сыпались с крыши куски железа и еще какой-то мусор.
К началу 1935 года все обитатели Ирландского канала твердо усвоили, что ни на какие работы «в тот проклятый старый дом» наниматься не стоит. Двое парней подрядились вычистить там пруд, так одного из них кто-то невидимый столкнул в застоявшуюся воду, и бедняга едва не утонул. Напарник долго безуспешно старался его вытащить.
– Я словно ослеп и ничего вокруг себя не видел, – рассказывал он потом. – Держу его, ору, зову на помощь, и все без толку. Чувствую, нас просто засасывает в эту грязь. Слава Богу, ему удалось каким-то чудом ухватиться за боковую стенку и потом уже вытащить меня. И только тогда выскочила эта старая негритянка, тетушка Истер, притащила нам полотенце и велела поскорее убираться оттуда. Бегите, говорит, подальше от этого пруда, забудьте, говорит, об очистке и бегите скорее…
Слухи о происходящем в доме дошли даже до Ирвина Дандрича.
– Все говорят, что в доме завелось привидение, – сообщал он, – что там бродит дух Стеллы и никому не позволяет что-либо трогать. Такое впечатление, что все вокруг скорбит о Стелле.
На вопрос, слышал ли Дандрич что-либо о таинственном мужчине с каштановыми волосами, он ответил:
– Слухи о нем ходят самые разные. Некоторые считают, что это призрак Джулиена, который оберегает Анту. Что ж, если даже и так, то от него больше вреда, чем пользы.
Вскоре после этих событий в местной газетенке появилось весьма туманное сообщение о некоем «загадочном особняке в одном из жилых кварталов города», где невозможно проводить какие-либо работы. Дандрич вырезал заметку и прислал ее в Лондон с пометкой на полях: «Это и есть мой болтливый источник».
Один из наших агентов пригласил автора заметки на ленч. Журналистка с готовностью согласилась побеседовать на эту тему и подтвердила, что речь в заметке действительно шла о доме Мэйфейров. О нем знают все. А водопроводчик рассказывал, что попал в подвале в кошмарную ловушку, когда пришел чинить трубу. Он даже сознание потерял, а когда очнулся и наконец выбрался оттуда, его пришлось отправить в больницу. Телефонист, которого пригласили, чтобы установить телефон в библиотеке, заявил, что ноги его больше не будет в этом доме. Пока он работал, за ним постоянно наблюдал один из висевших на стене портретов. И еще он сказал, что видел в библиотеке самое настоящее привидение.
– Я могла бы написать гораздо больше, – добавила молодая женщина, – но никто в газете не хочет иметь дело с Карлоттой Мэйфейр. Я еще не рассказала вам о садовнике? Он регулярно ходит в тот дом, чтобы подстричь траву в саду. Так вот, когда я ему позвонила, он как-то очень странно выразился. «Нет, что вы, – сказал мне этот садовник, – меня он не трогает. Мы с ним отлично ладим. Мы с ним, можно сказать, старые друзья». Что вы об этом думаете? Кого он мог иметь в виду? Я спросила его, о ком это он говорит. «Пойдите туда сами, – ответил садовник, – и вы его увидите. Он был там всегда. Еще мой дед постоянно встречал его. Нормальный парень. Он не может двигаться и не разговаривает, а только стоит где-нибудь в тени и смотрит на тебя. А через минуту вдруг пропадает. Но меня он не обижает. Да и мне не мешает. Мне хорошо платят за работу в том доме. Я давно там работаю. И его ничуть не боюсь».
Семейное предание, рассказывая о том времени, напрочь отрицает правдивость «этих глупых историй о призраках».
По утверждению Дандрича, соседи-аристократы тоже отказывались в них верить, однако он намекает, что причиной тому их наивность.
– Я думаю, что всю эту ерунду с привидениями придумала сама Карлотта, – много лет спустя поделился своим мнением один из родственников. – И только ради того, чтобы все держались от дома подальше. У нас такие россказни ничего, кроме смеха, не вызывали.
– Привидения на Первой улице? – удивленно переспрашивали знакомые Мэйфейров. – В том, что особняк пришел в полный упадок, виновата только Карлотта. Она всегда была экономной в мелочах и расточительной в крупном. В этом и состояло ее едва ли не главное отличие от матери.
Однако, что бы ни говорили окружающие и как бы они ни относились к ходящим вокруг особняка слухам, приходским священникам довелось выслушать великое множество рассказов о призраках и загадочных происшествиях на Первой улице. Отец Лафферти часто посещал Мэйфейров и умел добиться того, чтобы двери дома всегда оставались для него открытыми.
– Он знал, что творится в том доме, – сказала нашему агенту сестра священника, – но никогда не сплетничал об этом. Я много раз пыталась расспросить его об Анте, а он только отмалчивался. Хотя я точно знаю, что брат бывал там и видел ее. После смерти бедняжки он пришел ко мне и во время обеда вдруг уронил голову на стол и разрыдался. Это был единственный раз, когда мне довелось увидеть отца Томаса Лафферти плачущим, единственный раз, когда у него сдали нервы.
Все семейство было обеспокоено состоянием здоровья Анты. Официальная версия гласила, что она «безумна» и что Карлотта возит ее на консультации к разным психиатрам, однако «толку пока нет никакого». Убийство матери, свидетелем которого пришлось стать девочке, бесповоротно разрушило ее психику, и с тех пор ребенок постоянно жил в выдуманном мире призраков и невидимых друзей. Анту нельзя было надолго оставлять без присмотра и позволять ей выезжать из дома с визитами.
Говорят, родственники многократно обращались к Кортланду, умоляя его поехать на Первую улицу и повидать Анту. Однако с некоторых пор он перестал быть там желанным гостем, и соседи несколько раз становились свидетелями того, как ему просто-напросто не позволяли переступить порог дома.
– Каждый год в канун Рождества Кортланд подъезжал к дому, – вспоминал впоследствии кто-то из них. – Его машина останавливалась перед воротами, из нее выскакивал шофер, открывал дверцу Кортланду и вытаскивал множество пакетов с подарками. Их всегда было очень много. А потом на крыльцо выходила Карлотта и тут же, на ступенях, обменивалась с Кортландом рукопожатием, но в дом его не впускала.
Агентам Таламаски не удалось найти ни одного врача, осматривавшего Анту. Крайне сомнительно, что она вообще когда-либо покидала особняк, за исключением разве что посещений воскресной мессы. Однако в саду соседи видели ее довольно часто.
Она любила читать, устроившись под огромным дубом, который рос в дальней части усадьбы, а иногда подолгу сидела на одной из боковых террас, упершись локтями в колени.
Горничная, работавшая в доме напротив, видела, как Анта разговаривала «с тем человеком, ну, о котором все толкуют, – темноволосый такой, симпатичный, хорошо одетый… наверное, кто-то из родственников; он почти все время был рядом с ней».
Приблизительно лет с пятнадцати Анта начала самостоятельно покидать пределы усадьбы. Почтальон, о котором мы уже упоминали выше, часто видел, как стройная девушка с мечтательным выражением лица выходила из ворот – иногда одна, но чаще в сопровождении «симпатичного молодого парня» – и прогуливалась по окрестным улицам. У «симпатичного молодого парня» были каштановые волосы и карие глаза, и он всегда был в костюме и при галстуке.
