Кроме того, Мэри-Бет, как очень хитрая женщина, умела представить свое благосостояние в выгодном свете и не чуралась пустить пыль в глаза, когда ей это было выгодно. Как следствие, она никогда не вызывала у людей удивления или недоверия, что неминуемо повлекло бы за собой раскрытие тайны всех ее успехов. И всю свою жизнь она избегала быть на виду. Ее образ жизни на Первой улице не отличался особой нарочитостью, разве что когда она увлеклась автомобилями, то завела их столько, что одно время пришлось снимать гаражи по всей oкруге. Суммируя вышесказанное, можно сказать, что ее портрет, нарисованный Ричардом Ллуэллином (мы полностью привели его рассказ в предыдущей главе), вполне соответствует тому впечатлению, которое она производила на всех. Лишь немногие знали, насколько она богата и всесильна.
У нас есть свидетельство, что Мэри-Бет вела деловую жизнь, о которой не подозревали другие, в том смысле, что на нее работала целая армия финансовых служащих, которыми она руководила в городских офисах, но они ни разу не приблизились к ее особняку на Первой улице. Даже сегодня в Новом Орлеане не смолкли разговоры о мужчинах, которые работали на Мэри-Бет «в городе» и получали за свои труды очень щедрое вознаграждение. Это была «шикарная работа», по словам одного старого джентльмена, который вспоминает, что его друг часто совершал длительные поездки по поручению Мэри-Бет – то в Лондон, то в Париж и Брюссель, то в Цюрих, – иногда перевозя огромные суммы денег. Каюты на кораблях и номера в отелях всегда были первоклассные, говорил этот старик. И Мэри-Бет регулярно выплачивала премиальные. Другой источник настаивает, что Мэри-Бет лично отправлялась в такие путешествия, причем довольно часто, не поставив в известность семью, но мы не имеем тому никаких подтверждений.
Кроме того, у нас имеется пять различных историй о том, как Мэри-Бет мстила тем, кто пытался обмануть ее. В одной из этих историй рассказывается, как ее секретарь, Лэндинг Смит, убежал, прихватив триста тысяч долларов наличными, под вымышленным именем сел на лайнер, державший курс в Европу, и успокоился, что успешно провернул свое дельце. Через три дня после отплытия из Нью-Йорка он проснулся среди ночи и увидел Мэри-Бет, сидевшую на краю его постели. Она не только отобрала у него деньги, но и отхлестала как следует кнутом. На следующее утро корабельный стюард нашел его окровавленного, в полубезумном состоянии, на полу каюты. Он тут же во всем признался. Но Мэри-Бет на корабле не нашли, как не нашли и денег. История попала в газеты, хотя сама Мэри-Бет отказалась подтвердить или опровергнуть какую-либо кражу.
Другую историю рассказали нам в 1955 году два престарелых джентльмена, не связанные между собой. Одна из компаний, принадлежавших на паях Мэри-Бет, решила отделиться от нее с помощью нескольких совершенно незаконных маневров. По этому поводу было созвано собрание, оно было в самом разгаре, когда присутствующие поняли, что за их столом сидит Мэри-Бет. Она не церемонясь сказала все, что о них думает, порвала с компанией свои связи, а вскоре компания потерпела финансовый крах. До сегодняшнего дня потомки тех, кто тогда пострадал, винят Мэйфейров за эту трагедию.
Одна из ветвей мэйфейрской семьи – потомки Клэя Мэйфейра – сейчас живут в Нью-Йорке и слышать не хотят о новоорлеанских родственниках по причине конфликта с Мэри-Бет, случившегося в 1919 году.
Видимо, в то время Мэри-Бет развернула большие дела с нью-йоркскими банками. Но ссора произошла между ней и ее кузеном. В общем, он не верил, что план действий, придуманный Мэри-Бет, сработает. Она придерживалась иного мнения. Он попытался помешать осуществлению плана, не поставив Мэри-Бет в известность. Она появилась в Нью-Йорке, в его конторе и, вырвав у него из рук документы по этому делу, подбросила в воздух, они тут же вспыхнули огнем и сгорели, даже не долетев до пола. Затем она предупредила кузена, что, если он еще раз попытается обмануть свою единокровную родственницу, она убьет его. Бедняга вновь и вновь рассказывал эту историю всем и каждому, кто соглашался выслушать, и тем самым бесповоротно разрушил собственную репутацию и карьеру. Люди сочли его сумасшедшим. Он совершил самоубийство, выпрыгнув из окна своей конторы спустя три месяца после появления там Мэри-Бет. До сегодняшнего дня семья винит Мэри-Бет в его смерти и с ненавистью отзывается о ней и ее потомках.
Следует отметить, что эти нью-йоркские Мэйфейры очень состоятельные люди. Стелла много раз пыталась навести к ним дружеские мосты. Они настаивают, что Мэри-Бет прибегала к черной магии во всех своих деловых начинаниях, но чем больше они беседуют с нашими представителями, тем больше мы убеждаемся, что на самом деле им очень мало известно о новоорлеанской семье, откуда они вышли, а кроме того, у них весьма смутное представление о деятельности Мэри-Бет.
Впрочем, у других тоже очень туманные предположения о том, чем занималась Мэри-Бет. Как мы уже упоминали, ей прекрасно удавалось скрывать от всех свою огромную силу и влияние.
Но для Таламаски истории о том, как Мэри-Бет наслала проклятие на фермера, отказавшегося продать ей лошадь, кажутся совершенным абсурдом, ибо мы знаем, что Мэри-Бет скупала железные дороги в Южной Америке, вкладывала деньги в производство индийского чая и приобретала огромные участки земли вокруг Лос-Анджелеса, в Калифорнии.
Однажды, наверное, кто-нибудь напишет книгу о Мэри-Бет Мэйфейр. Все материалы здесь, в досье. Но дела сейчас обстоят так, что, помимо семьи Мэйфейров, члены Таламаски, видимо, единственные люди, которые сознают глобальный масштаб деятельности Мэри-Бет, создавшей такую огромную, сильную финансовую империю, охватывающую столь многие области, что до сегодняшнего дня мы наблюдаем процесс ее постепенного расшатывания.
Предмет финансового благополучия Мэйфейров заслуживает большего внимания, чем мы можем ему уделить. Если бы компетентные в этой области специалисты провели тщательное изучение всей истории Мэйфейров – здесь мы имеем в виду документы, доступные любому, задавшемуся целью разыскать их, – вполне возможно, мы получили бы весомое доказательство того, что в течение веков семья использовала оккультные силы для приобретения и умножения своего богатства. Драгоценности и золотые монеты, по всей вероятности, составили бы лишь малую часть состояния.
Увы, мы не можем провести подобную экспертизу. И, основываясь только на известных нам фактах, мы приходим к выводу, что Мэри-Бет на две головы выше Джулиена как предприниматель, и почти уверены, что ни одному человеческому существу не удалось бы достичь таких успехов без помощи сверхъестественных сил.
В заключение отметим, что Мэри-Бет оставила своим родственникам такое богатство, что многие из них даже не представляли его размеров и не могли оценить. И это богатство не растрачено до сегодняшнего дня.
Второй страстью Мэри-Бет была семья. Занявшись активно бизнесом, она привлекала к делам своих кузенов (или братьев) Баркли, Гарланда, Кортланда и других Мэйфейров; она брала их на работу в компании, которые организовывала, использовала в своих сделках Мэйфейров-юристов и Мэйфейров-банкиров. Фактически, где только можно было, она прибегала в бизнесе к помощи Мэйфейров, а не людей со стороны. И ей доставляло огромное удовольствие, если другие Мэйфейры поступали точно так же. Когда ее дочь, Карлотта Мэйфейр, начала работать в юридической фирме, не принадлежавшей Мэйфейрам, Мэри-Бет была разочарована и не одобрила подобного шага, но она не повлияла на решение Карлотты, не стала ее наказывать или ограничивать в средствах. Просто дала понять, что Карлотте не хватило дальновидности.
Что касается Стеллы и Лайонела, Мэри-Бет попустительствовала им во всем, позволяя то и дело приводить в дом друзей, которые оставались там на несколько дней и даже недель. Мэри-Бет посылала детей в Европу с учителями и гувернантками, когда сама не могла поехать из-за дел; в честь их дней рождения она устраивала легендарные по своему размаху приемы, на которые приглашалось бессчетное количество родственников. Она была в равной степени щедра и к своей дочери Белл, и к приемной дочери Нэнси, и к племяннице Дорогуше Милли – все они продолжали жить на Первой улице после смерти Мэри-Бет, хотя на каждую были открыты огромные трастовые фонды, гарантировавшие им безусловную финансовую независимость.
