– Пойдем отсюда, любовь моя, – сказал Майкл. – Я настаиваю. Пора вернуться в отель и отдохнуть.

– Давай прогуляемся пешком, Майкл. Ты не возражаешь?

– Конечно нет, дорогая. Если тебе хочется…

Ключей от особняка у них не было. Оставив там все как есть, даже не выключив свет, они прошли по дорожке и прикрыли за собой ржавую створку ворот.

Майкл отпер дверцу машины и взял с сиденья портфель. В этом портфеле, сказал он Роуан, лежит вся история семейства Мэйфейр, но ей не следует приступать к чтению до тех пор, пока он не объяснит ей кое-что на словах, – слишком много там моментов, которые могут шокировать ее и лишить душевного равновесия. Они поговорят обо всем за завтраком. Эрон, добавил он, хотел, чтобы Роуан как можно лучше поняла суть происходивших событий, а потому взял с него обещание не отдавать ей бумаги без предварительных объяснений.

Роуан согласно кивнула. У нее не было оснований не доверять Эрону Лайтнеру. Ее не мог обмануть никто, а Лайтнер вообще не имел привычки обманывать. Роуан вспомнила, как заботливо и бережно поддерживал он ее под руку во время погребальной церемонии, и ее вдруг охватило тяжелое чувство. Господи, как он все-таки наивен и доверчив, этот мистер Лайтнер! Не в меньшей степени, чем Майкл. А все потому, что ни тот ни другой даже представить себе не могут, сколько злобы и подлости таится иногда в человеческой душе.

Усталость… Она приходит независимо от того, что довелось увидеть и пережить человеку. Невозможно плакать и горевать круглые сутки, день за днем, час за часом – наступает момент, когда силы иссякают и организм настойчиво требует отдыха. И сейчас Роуан чувствовала себя смертельно усталой. Тем не менее она еще раз оглянулась на оставленный дом, и перед глазами вновь возникло стоящее на террасе кресло-качалка и холодное тело старой женщины, чья смерть навсегда останется тайной и никогда не будет отмщена.

«Если бы я ее не убила, то могла бы ненавидеть с чистой совестью, – думала Роуан. – Но теперь меня не оставляет чувство вины. Я утратила уверенность в собственной правоте, а ее рассказ не принес ничего, кроме страданий и мучительных сомнений».

Заметив, что Майкл не отрываясь смотрит на входную дверь особняка, она чуть тронула его за рукав:

– Похожа на огромную замочную скважину, правда? Он кивнул, но мысли его в тот момент были далеко.

– Именно так ее и называют, – задумчиво пробормотал он. – Подобные формы были характерны для той смеси египетского, греческого и итальянского стилей в архитектуре, которая была в моде во времена постройки этого особняка.

– Что ж, строители отлично справились со своей задачей, – устало откликнулась Роуан. Она хотела было рассказать Майклу об изображении такой же двери на фронтоне склепа, но передумала – усталость брала свое.

Они медленно побрели рядом, повернули на Филип-стрит, по ней – мимо красивых оград и великолепных особняков, очертания которых то и дело выступали из темноты, – дошли до Притания-стрит и в конце концов оказались на Джексон-авеню. На одном из перекрестков им встретился пустой трамвай. Сверкнув желтым светом за окнами салона, он с лязгом преодолел поворот и скрылся в ночи. Магазины и бары на Сент-Чарльз-авеню уже закрылись, огни в окнах многоквартирных домов давно погасли, и только редкие машины припозднившихся горожан иногда пролетали мимо них по мостовой.

Вернувшись в отель, они вместе отправились в душ и долго занимались там любовью. Когда затянутые в перчатки пальцы Майкла касались обнаженного тела Роуан, осторожно скользя от груди вниз, она едва не сходила с ума от восторга. Особняк со всеми его страшными тайнами, мертвая старуха в кресле и даже несчастная красавица Дейрдре – все они остались в прошлом. А рядом был только Майкл – его крепкая грудь, о которой она столько мечтала, и мощная плоть, вздымающаяся кверху из темной массы густых блестящих волос…

Когда-то давно один идиот, приятель по университету, убеждал ее за чашкой кофе в уютном кафе кампуса, что женщин совершенно не интересует мужская внешность – для них гораздо важнее то, на что мужчина способен в действии. Однако у нее на этот счет сложилось другое мнение: она ценила в мужчинах и то и другое – и красоту их тел, и их физические способности. И сейчас она восхищалась обнаженным телом Майкла – его силой и упругостью, его нежными сосками и плоским тугим животом, его напряженным членом, который так приятно целовать и брать в рот; ей нравилось ощущать под пальцами его мускулистые бедра и мягкие завитки волос в изгибе поясницы, его шелковистую кожу…

Она провела руками по его бедрам, ласково пощекотала под коленками и крепко сжала мышцы икр. Боже, как он силен и красив! Опускаясь все ниже и ниже, она прижала Майкла к стене, взяла в рот его жаждущую плоть и принялась сосать, все ускоряя и ускоряя темп, лаская пальцами его мошонку и внутреннюю сторону бедер…

Майкл сделал было движение, чтобы поднять ее, но Роуан лишь крепче прижалась к нему, обхватив ладонями ягодицы… Его восторженный стон стал для нее лучшей наградой и доставил невыразимое удовольствие.

Позже, когда они лежали в постели, прислушиваясь к мерному гудению кондиционера, Майкл снял перчатки и все началось снова…

– Я не могу остановиться, – шептал он. – Мне необходимо вновь и вновь касаться тебя, ласкать, гладить… Но я хочу спросить… Как это было?… Что ты чувствовала, когда это происходило?… Знаю, не следует спрашивать об этом. И все-таки… Знаешь, мне кажется, я видел лицо мужчины, который тебя касался…

Роуан откинулась на подушку и посмотрела ему в глаза. Ей нравилась ощущать на себе тяжесть его тела.

– Это было все равно что заниматься самоудовлетворением, – задумчиво сказала она, потирая кулачком его небритый подбородок. – Никакого ощущения, что рядом с тобой живое существо, сгорающее от страсти и нетерпения…

– А я вот сгораю… – промурлыкал ей в ухо Майкл и впился поцелуем в губы.

Ее ответный поцелуй был не менее жадным и требовательным…

Роуан проснулась и бросила взгляд на часы. Четыре утра. Пора собираться в клинику. О нет, только не это! Майкл крепко спал рядом и даже не шевельнулся, когда она легким поцелуем коснулась его щеки. Набросив на себя толстый белоснежный махровый халат, Роуан прошла в гостиную. В номере было темно, и только сюда проникал свет уличного фонаря.

Как здесь тихо, спокойно. Такое ощущение, что она оказалась на покинутой актерами после спектакля сцене, среди немых декораций. Роуан любила эти ранние часы, когда город еще не проснулся и улицы пусты, когда хочется выйти на мостовую и танцевать там, не обращая внимания на мигающие светофоры и разделительные линии, потому что все пространство принадлежит только тебе…

Она чувствовала себя здесь в полной безопасности, отдохнувшей, посвежевшей, голова была совершенно ясной. Где-то там, вдалеке, ее ждал особняк. Но он ждал ее давно – подождет и еще немного…

Телефонистка на коммутаторе сообщила, что кофе еще не готов, но для нее и для мистера Карри есть сообщение от некоего мистера Лайтнера, что он вернется в отель во второй половине дня, а утром его можно застать в загородном доме, в «убежище» – так, кажется, он выразился. Роуан записала номер телефона.

Она прошла в маленькую кухню, сварила кофе и вернулась обратно, тщательно прикрыв дверь в спальню и ту, что вела из прихожей в гостиную.

Где же досье Мэйфейрских ведьм? Интересно, куда Майкл подевал вчера портфель, который прихватил из машины?

Роуан тщательно обшарила гостиную, заглянув даже под кресла и диван, потом кабинет, все стенные шкафы и даже кухню. Ничего. Майкл по-прежнему мирно спал. Поиски в ванной тоже оказались безрезультатными.

Ну и хитрец же этот Майкл Карри! Ничего! Она хитрее его и непременно найдет то, что ищет.

Да, вот он! Роуан заметила уголок портфеля, торчащий из-за спинки одного из стульев в спальне.

«Не слишком-то он мне доверяет, – подумала она. – Но ведь я действительно нарушаю собственное обещание».