— Ну-у-у… ещё мне нравится спать, гулять с Сулой. А ещё читать.

— Ты и сейчас читаешь?

— Я читаю всегда. — Закончив с ананасом, Жаклин прошла к буфету и достала с верхней полки большую тарелку.

— И что ты всегда читаешь?

— Сейчас что-нибудь посовременней, — она грустно улыбнулась и принялась нарезать ананас на такие же кусочки, как и мясо. — Хочется быть в курсе… иметь представление. — Она вывалила с доски в тарелку горку нарезанного благоухающего тропического плода. — Хоть я не прочитала ещё даже всего Маркеса и Ремарка, но тем не менее. Но и каких-то особенно креативных авторов типа Пинчона, Бретона с их сюрреализмом и постмодернизмом, или Супо там…Тцара, Гэдис с их дадаизмом, я не читаю. Прочитала несколько работ и вернулась к Верберу, Бегбедеру, Лу. Очень понравилась Джоанн Харрис и её «Шоколад», «Поправки» Франзена. Короче, больно уж крутой модернизм я не потребляю, но и дамских романов тоже не читаю. — Докрошив плод, Жаклин отставила тарелку с горкой ананасных кубиков.

— Вот как? — выгнул Александр свою идеальную бровь. — Я думал, все женщины без ума от дамских романов.

— Ты не дослушал, — взглянула она на юношу из-под невидимых очков, направляясь к холодильнику за сыром. — Я их сейчас не читаю, потому что когда-то перечитала, наверное. Дочиталась до того, что меня от них стало тошнить. С тех пор — не могу.

— И когда же это «когда-то»? С дядюшкой в экспедициях?

— Не угадал, — высокомерно вскинула подбородок Жаклин, попутно рассматривая упаковки и мягкого сыра «Cabok», и твёрдого «Teviotdale». — Меня на них в Университете подсадила Лизи, подруга. Мы вместе глотали том за томом, менялись книжками, обсуждали героев, любовные сцены. — Жаклин принялась соскребать размокшую белую технобумагу с мягкого сыра. — А потом надоело обеим. Я как-то совсем недавно, этой весной, кажется, — девушка дунула на падающие на лоб волосы, — пыталась вернуться к ним, но… не смогла — ощущение какойто незрелости, недоразвитости что ли. Так что, или ваш МакЮэн, или — поспать. — И она принялась нарезать продукт на довольно толстые, короткие полоски.

Повариха болтала без умолку как ни в чем не бывало, пластая сыр и иногда поглядывая на своего слушателя, оценивая результаты своих трудов.

«Кажется, расслабился, — осторожно предположила хитрая Жаклин. — Пора».

— Интересно, у них тут есть тёрки для овощей, или придётся твёрдый сыр тоже кромсать ножом? — подойдя к буфету, она открыла дверцу правого нижнего отделения и, нагнувшись, стала заглядывать внутрь. — Можно, конечно, и покромсать, но хотелось бы засыпать ровным слоем. — «Даже если он поймёт, то кр…»

— Не шевелись, — прозвучал сзади низкий хриплый голос.

— Что? — попыталась было выпрямиться и оглянуться она, но ей на спину уже легла властная сильная мужская ладонь и, надавив, вернула в исходное положение.

Рука эта тут же жадно принялась скользить вверх-вниз по прогнувшейся девичьей спинке, а вторая в это время нащупала внизу упругую грудь под шелковистостью халата и начала её сминать, тормошить и играть возбуждёнными сосками. В разрез попки упёрлось нечто странное, непонятное, по ощущениям очень сильно напоминающее эрегированный мужской член довольно внушительных размеров. Оно слегка потёрлось меж её ягодиц, насколько слово «тереться» подходит к японскому атласу.

Александр застонал.

— Тот, кто придумал такую материю — гений, — оформил он свою мысль. Руки, обследовав спину и грудь, принялись за ягодицы, которые поместились в них почти полностью. — Но ты вкуснее.

Жаклин почувствовала, как сзади подол халата начал задираться.

«Ну наконец-то! — только и успела подумать она про себя. — А то я уже…»

— Т-т-т-твою… ма-а-ать… — почти что взвыл мужчина. — Чтоб меня!

«Бах!» — как бы согласившись с ним, отрезала путь к отступлению захлопнувшаяся дверца нижнего правого отделения.

Александр, чуть подтолкнув девушку вперёд, грудью уложил её на столешницу буфета. Он прикоснулся подушечкой большого пальца к области копчика, поскольку на Жаклин не было трусиков, и провёл вниз одним движением меж её ягодиц и складочек. Она была уже готова.

Юноша выпихнул из себя в секунду несколько совершенно не похожих друг на друга звуков, после чего проделал всё тоже самое, только всей ладонью.

— Ч-ч-че-ерт… — он опустился на одно колено и, раздвинув пальцами её складочки сзади, принялся вылизывать всё, что было между ними.

Жак закусила нижнюю губу и раздвинула ноги до ширины плеч: сначала своих, а потом и Александра.

Который в это время руками то поддерживал её складочки, то принимался жадно лапать и мять ладонями сзади нежные ягодицы и бёдра, то даже старался совмещать два этих занятия. Утолив свой голод в соках своей любимой женщины, парень поднялся и, достав из штанов на свет Божий свой разрывающийся от жажды бурной деятельности член, тут же буквально с разбега вогнал его в тело девушки до упора.

— А! — закричала Жак как от боли.

— Пф-ф-ф…

У обоих опять начались проблемы с дыханием — их распирало.

— Мой Бог… — еле выдохнул парень. — У! — вскрикнул он, одновременно и толкнувшись вперёд, и насадив Жаклин на себя. — Малыш, — продолжил он задирать ей халат чуть ли не до самых лопаток, — я тебя сейчас просто оттрахаю. — Он легонько шлёпнул по белой голой округлой ягодице и опять смял её пальцами. — Тупо.

— Как, — еле дыша, выпихнула из себя «малыш», — интересно.

— А-ха-ха… — сдавленно засмеялся юноша. — Ну что же…

Буфет спасло только то, что он был новый и задвинут в угол. При каждом толчке Алекса передние, а через раз и задние ножки отрывались от пола и гулко стучали наподобие сердца огромного животного. Посуда, под «аккомпанемент» всего остального содержимого во главе с кухонным комбайном фирмы «AEG», звенела и гремела как во время землетрясения в Чили 1960-го года. Партию «колоратурного сопрано»* выводили три французских бокала для вина с высокими тонкими ножками, стоявшие на нижней полке верхнего отделения. Два из них, либо более умные, либо менее выдержанные, сразу же предпочли принять горизонтальное положение и просто кататься из угла в угол, дабы уцелеть. Третий продолжал стоять и упал, уже только когда затрясло основательно. В наказание за гордыню он остался без ножки.

Но ничего из этого абсолютно никого не смущало и не останавливало — Александр делал своё дело и, судя по всему, планировал довести его до конца, даже если бы на осколки грозила разлететься на весь хайлэндс вся стеклянная веранда.

Жаклин схватилась руками за боковушки буфета, чуть приподняв голову над столешницей. Юноша держал её за кости таза, подставив свои пальцы под зону бикини, чтобы она ничего себе не надавила.

Сейчас парень не занимался сексом и не блаженствовал. Он не чувствовал эмоционального контакта с девушкой и поэтому не ждал отклика и не рассчитывал на него. Он просто брал. Брал и пользовал. Он трахал. В этом соитии в жанре «секс минус любовь» было больше драйва, чем прямолинейного удовольствия.

Оно получилось обалденным и, самое главное, чертовски желанным и своевременным. Поэтому ничего удивительного, что юношу охватило чувство свободы от привязанности и влюблённости в эту девушку, и от этого его сексуальная агрессия множилась многократно. Он понимал, что безумствует и звереет, но ничего не мог с этим поделать. Да и не собирался. Ему хотелось долбать и долбать своим членом её лоно, не заботясь о том, получит ли она свой оргазм или нет. Парень оторвал левую руку от её таза и опять, ткнув большим пальцем в районе копчика, начал спускаться им ниже. Но на этот раз, проследовав только лишь до отверстия её попки, он, вогнав туда палец сначала по ноготь, а потом и по вторую костяшку, схватился ладонью за её ягодицу, после чего разъярился вконец.

В этот момент ему стало плевать, что она чувствует и насколько ей всё это нравится или не нравится. Примерно как это случалось у него давно, с другими девушками, которых ещё тогда красавчик сравнивал с машинами стритрейсинга, когда он утапливал педаль газа в пол, разгоняя агрегат с ноля до сотни за восемь секунд, и выжимал из него всё до капли, только бы прийти к финишной черте первым, если не вообще единственным.