— Я… услышал звук сзади, — с трудом выдавил я. — Обернулся… А он бежал… Прямо вот уже рядом. Я выстрелил.

Тут я соскочил с какого-то крючка. Интересно, что же они подмешали в ту воду? И как он это делает?

— Что произошло потом? — знакомым скучающим тоном спросил тот, второй.

— Я увидел, что они на меня бегут. И выстрелил…

— Рамарупар обнаружен с перерезанным горлом.

— Да, его я не успел убить.

— Почему?

— Кончились патроны.

Некоторое время все стояли тихо.

— То есть, твоё оружие больше не работает?

— Да.

— Как же ты убил его?

— Протестую. Я защищался.

— Это не меняет результата.

— Он напал на меня с ножом.

— Он, на тебя? С ножом? Посмотри сюда и повтори!

Я смело взглянул на золотой диск и без малейших усилий повторил:

— Он бросился на меня с ножом, и мы дрались. Я оказался сильнее.

— Ты знал, что Хашеп носит его детей? — вдруг подала голос королева.

— Знал.

— Но всё равно убил его?

— Простите, мэм, но даже ради его детей я не согласен умереть.

Скажу честно, эта фраза стоила мне комка нервов. Говорить надо только правду, это я уже понял. Но и порочить Хашеп я не мог.

— Возможно, вам стоило поговорить.

— Я пытался. Хаал Смаарр тому свидетель. И каждый раз Рамарупар вёл себя недостойно.

Я перечислил все памятные мне события, включая обгаженный двор. Но королева всё это выслушала скучающе.

— Может быть, он был и не всегда достойным, но он был молод. И он защищал своё потомство, как умел. Это право любого живого существа.

— Я признаю это, мэм.

Она вскинула взгляд. И Хашеп вскинула взгляд. И жрецы вдруг как-то странно посмотрели на меня.

— Ты признаёшь свою вину?

Я затравленно огляделся. Что делать? Признаю я свою вину? Да нихрена я не признаю! Я защищался! Взгляд Смаарра прожигал меня. Признаю или нет? Да или нет? Что сказать-то?

Хашеп посмотрела на потолок, почесала за ухом… И кивнула.

— Да, я признаю свою вину.

Как будто падаешь с огромной высоты. Так дух захватывает! Угадал или нет? То сказал или нет? Попал или промахнулся?

— Тогда тебе назначается наказание, — голос королевы спокойный, размеренный. — Ты воспитаешь его детей. И приложишь к этому все старания и усилия, чтобы они выросли достойными и не повторили ошибок своего отца.

У меня всё полыхнуло внутри. Вот это женщина! Вот это разум! Вот это… силища!

— Я принимаю своё наказание и клянусь заботиться о матери его детей и о них самих без злобы и обиды.

— Повтори! — хаал снова поднял свой диск. А я повторил. Говорить правду легко и приятно. Лёгкое чувство вины быстро заглохло, когда Хашеп встала со своего места и направилась ко мне. Как она на меня смотрела! Я был готов умереть от счастья от одного этого взгляда! Такое в нём было восхищение и спокойная радость!

Она обнюхала меня, и я с удовольствием подставился. Сделать вид, что я тоже её обнюхиваю — не составило труда. Тогда моя ненаглядная задрала хвост и повернулась ко мне. Осталось прижаться к ней тесно — ритуальное спаривание. Хотя, признаюсь, вот тут я вспомнил, что голый.

— Засвидетельствовано, — сказал Смаарр, и круг распался. Жрецы разошлись, никак не выказывая отношения к произошедшему.

Но только я потянулся к сброшенной одежде — как мне поднесли лаар. Я расправил сложенную ткань, осмотрел… И отдал Хашеп.

— Одень меня!

Не знаю, входило ли это раньше в традиции хаарши, но я получал статус из рук жены. Символично.

Утро получилось очень суматошным. Начнём с того, что вчера первая брачная ночь не получилась. Я, наверное, не очень и надеялся, но всё равно…

— Коля, у меня теперь будет опять период очищения.

— Опять?

— На этот раз — от него.

— А детям это не повредит?

— Глупый, конечно, нет!

— Хаш, скажи… А тебе его совсем не жалко?

— Я не хочу об этом думать. Иначе всем будет плохо. А тебе его жалко?

— Почему выбрали именно его? Он будет отцом наших детей, и я хотел бы знать, чего от них ожидать.

— Да, я понимаю. Конечно, хотелось бы, чтобы дети были от кого-нибудь сильного, смелого, умного… Но он бы не отдал меня тебе. Поэтому пришлось вот так хитро изворачиваться, чтобы и нам досталось, и не развалить нашу хрупкую семью. Мама, кстати, была против. Поэтому ей сказали уже по факту случившегося.

— А отец?

— А папа за любой кипиш, кроме голодовки. Это же совершенно новое знание! Как вырастут дети хаарши в человеческой семье? Никто не знает. Я узнаю первой!

— А мне сказал, что он мой враг.

— Коля, то, что говорит жрец вслух — может иметь десять значений. А смысл может оказаться вовсе не в словах. Я не возьмусь толковать его слова.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ой, как я могу себя чувствовать? Нормально. Если ты про самочувствие. Срок ещё ничтожный. Там ещё вообще чувствовать нечего! А так — устала. Устала лгать, притворяться, выверять каждое движение. Ничего сейчас не хочется. Но это пройдёт. Вот подождём недельку…

— Недельку?!

— Ой, да ладно тебе! — жена лизнула меня в нос. — Если что — у тебя есть Сисишеп.

— Да, но я-то хочу не её, а тебя! — Я сморщился.

— Я понимаю, Коля. Но у нас теперь впереди целая жизнь! Ещё успеешь.

— Сисишеп! — позвал я. — Моя жена не хочет со мной спариваться. А я не хочу с тобой. Будешь за это наказана!

— Да, хозяин! — рабыня с готовностью приняла позу покорности и вытерпела пять шлепков. — Благодарю, хозяин!

Хашеп с изумлением смотрела на нас.

— Это теперь так и будет? Виновата я, а наказывать будешь её?

— И наоборот. И будет в нашей странной семье мир и любовь.

— Коля! Я в восхищении! Вот это способ! Да, надо будет попробовать. А теперь ложись, я к тебе хотя бы прижмусь. Завтра рано вставать!

Вот же ж хитрюга! Она не сказала, зачем нам рано вставать! Я до сих пор поражаюсь, как она так всё рассчитала? Или ничего не рассчитывала, как получилось, так и получилось?

Утром мы одели белые лаары, повязали косынки (с хаарши я, кажется, научусь любую одежду носить), установили в обеденном зале плитки, рабы натаскали полные миски всяких начинок… Натуральное молоко привозить не стали, но вместо него с Земли через портал по приказу королевы привезли несколько упаковок сухого молока и банок сметаны. Для блинов, в общем-то, без разницы. А вот мука, яйца, соль и подсластитель были местными. Так что рецепт был уникальным.

И к приходу первых придворных я волновался так, что руки дрожали! Удивлённые взгляды, приветствия, заинтересованные принюхивания… А вот и королева в окружении охраны.

И понеслась. Мы с Хашеп в четыре руки жарили блины и передавали на столы. А гости по примеру королевы сворачивали блины с начинкой и окунали в сметану, мёд и какие-то свои соусы. Начинок было штук двадцать, но я не успевал следить за своими плитками, не то что за процессом поедания. Очень скоро выработался какой-то ритм: шлёп тесто, раскатать, вторая плитка, раскатать, третья… Десять секунд, перевернуть, вторая плитка, третья… И — на тарелку!

Никогда полтора часа завтрака не казались мне такими короткими! Я не успевал даже прислушиваться к разговорам, хорошо, Хашеп отвечала за нас обоих! Но вот тесто в четвёртой бочке кончилось, и я оторвался от готовки, погасив плитки.

Все сидящие за столом дружно встали. Включая королеву. Которая ударила по столу когтями… И тут все дружно забарабанили, столовые приборы и пустые миски подпрыгивали, а я стоял и не мог понять, что происходит.

Потом всё закончилось, а Хашеп повисла у меня на шее.

— Что это было? — я глядел на расходящихся хаарши.

— Наша цивилизация основана на еде, — ответила Хашеп по-русски.

— В смысле?

— В самом прямом! Ваша цивилизация основана на речи. Когда-то ваши предки учились говорить, и научились. Это помогло им выжить. А наши предки учились есть. Ведь у нас дети тоже долго растут и учатся, большой мозг требует длительного развития. Но молока у нас нет. И когда-то давно мы из хищников превратились в хаарши. Потому что учились есть и то, и другое. Постепенно это стало не просто способом питания, а способом жизни. Хаарши всю жизнь изучают искусство еды, поэтому у нас обязательны совместные застолья и на обеды тратится столько драгоценного времени. У нас даже язык во многом связан с едой, ты заметил уже. И вот пришёл ты и принёс нам новую еду. Такую, какой не бывало ещё раньше. Ты сделал нам просто шикарный подарок! Тебя очень благодарили.