И белки, и летучие мыши — млекопитающие животные, и их в мезозойскую эру еще не существовало. Но у нас есть все основания считать, что ящеры перешли к полетам таким же способом, как белки и летучие мыши. Ведь мы видели, что, попадая в одинаковые условия, разные животные развиваются одинаково. Рыба, ихтиозавр, дельфин — очень далекие друг от друга по происхождению животные, однако все они плавают одинаково, все имеют плавники и удлиненную форму тела и поэтому похожи друг на друга.
Так же обстоит дело и с ящерами и летучими мышами. У некоторых ящеров развилась перепонка, соединяющая передние ноги с задними, и эти ящеры стали летать таким же способом, как потом, через много миллионов лет, стали летать летучие мыши.
Наверное, это были вначале маленькие ящеры, которым, чтобы спастись от крупных хищных ящеров, приходилось жить на деревьях. Тут они совершали прыжки, устремляясь с дерева на дерево за добычей. Выживали, конечно, только лучшие гимнасты, самые быстрые прыгуны. У их потомков чешуя на коже исчезла, кости стали полыми, так что вес животного стал меньше. Складка кожи превратилась в огромный лоскут, идущий от мизинцев передних ног к задним ногам. Летательная перепонка, таким образом, прикреплялась у этих ящеров к пальцам; поэтому их и зовут пальцекрылыми ящерами — птеродактилями.
Маленький длиннохвостый птеродактиль. Вверху он нарисован отдыхающим на земле; внизу показано, как он держал крылья, когда бегал.
Маленький бесхвостый птеродактиль.
Птеродактиль, как я сказал уже, напоминал по виду летучую мышь.
Возможно, что птеродактили всегда начинали свой полет с того, что бросались вниз со скалы или с дерева, летательная перепонка растягивалась, и они парили свободно в воздухе, как парят теперь часто ястребы. Но, двигая передними и задними ногами, птеродактили научились летать по-настоящему, очень быстро.
Птеродактили, которых мы находим окаменелыми в мезозойских пластах, бывают различных размеров. Одни из них величиной с воробья, а другие больше самых больших нынешних птиц. У некоторых длинные тонкие хвосты, другие бесхвосты.
Скелет огромного птеродактиля нашли в меловых пластах Америки. Этот птеродактиль был самым большим из всех когда-либо летавших существ.
Два великана. Слева — скелет птеранодона, величайшего из птеродактилей, справа — скелет одной из самых больших нынешних птиц — кондора.
Сравните скелет этого птеродактиля со скелетом самой большой теперешней птицы — кондора (пунктиром намечены крылья) — и вы ясно увидите, насколько он был больше кондора. Зовут этого птеродактиля-великана птеранодоном.
Если бы птеранодон жил сейчас, он мог бы без труда схватить взрослого человека и унести его с собой в воздух. От конца одного крыла до конца другого у птеранодона при взмахе укладывалось шесть метров. И летал птеранодон страшно быстро, гораздо быстрее любой птицы.
«Это был как бы огромный, чудесно разработанный летающий механизм, — говорит о птеранодоне один ученый, — механизм, изумительно совершенный во всех деталях, действующий автоматически и мгновенно отвечающий на каждый порыв ветра. Я точно вижу птеранодона парящим над широким сверкающим морем, высматривающим с высоты неосторожно поднявшуюся к поверхности моря рыбу. От зари до зари дежурит он в небе, летая то туда, то сюда и изредка присаживаясь на камни. А к ночи он снова устремляется в полет, отмахивая много-много километров, чтобы попасть на какой-нибудь далекий остров и переночевать там на давно облюбованном дереве или крутом уступе».
Птеранодон. К ночи он снова устремляется в полет, отмахивая много-много километров, чтобы попасть на далекий остров и переночевать там на давно облюбованном утесе.
Таков был птеранодон, хищный птеродактиль, самое большое из всех существ, которые когда-либо летали над землей, властелин воздуха.
Когда в конце прошлого века изобретатели — сразу в нескольких странах — стали работать над созданием летающего аппарата — будущего аэроплана, — они начали с изучения скелета птеранодона, чтобы на его примере понять тайну полета.
Упавший птеродактиль. Камень сохранил не только скелет этого длиннохвостого птеродактиля, но и отпечаток его перепончатых крыльев.
И все же не птеранодон и не его родственники птеродактили дали начало птицам. Все они летали по способу летучей мыши, всем им для полета служила растягивающаяся перепонка, складка кожи. Птицы же летают совсем по-другому: у них нет этой складки кожи, у них есть зато крылья.
Не легко выучиться летать!
Начало птицам дали какие-то другие ящеры, приучившиеся ходить на двух ногах. Мы увидим скоро, что таких двуногих ящеров было много.
Переход к полету произошел, вероятно, так же, как у птеродактилей: сначала прыжки с дерева на дерево, потом парение, а потом уже настоящий полет. Но чешуйки, покрывавшие тело, у этих ящеров не просто пропали, как у птеродактилей, а превратились в перья. Это кажется невероятным: как чешуя может превратиться в перья? Ведь между чешуйками и перьями совсем нет сходства! Однако перья цыпленка, когда он находится еще в яйце, развиваются из тех же верхних слоев кожи, которые у ящерицы, например, дают начало чешуйкам; эти перья цыпленка, когда они только начинают еще расти, совершенно подобны чешуйкам, только больше; потом они превращаются в черешки, расщепляются на конце, как метелка, и становятся настоящими перьями.
Конечно, одного только превращения чешуи в перья было не достаточно для того, чтобы ящеры могли пуститься в полет. Надо было еще, чтобы перья на передних ногах стали длинными и густыми, а задние ноги, служащие для ходьбы, стали короче. Надо было, чтобы ящеры, с которыми произошли вое эти превращения, научились размахивать своими передними ногами, загребая воздух.
Наконец все это совершилось. Какой-то покрытый перьями ящер сумел не только плавно спуститься с ветки на землю, но и взлететь назад на ветку. И с этого момента мы можем звать его уже не ящером, а птицей.
Так через полтораста миллионов лет после того, как четыре плавника рыбы превратились в четыре ноги, совершилось новое удивительное превращение: две передних ноги стали крыльями.
Животные, которые служат как бы переходом от одного рода к другому, чрезвычайно интересны для нас, они наглядно показывают историю жизни на Земле, ее самые главные, узловые, моменты. К сожалению, мы почти никогда не находим остатков таких животных. Ведь огромное большинство животных погибало так, что никаких остатков от них не могло дойти до нас: их либо пожирали хищники, либо тела их начисто сгнивали. Только при исключительных обстоятельствах остатки животного могли сохраниться, окаменеть; это случалось, например, тогда, когда тело погибшего животного засыпалось сразу песком или попадало на дно моря и затягивалось илом. А это происходило, конечно, очень редко. Понятно поэтому, что в истории жизни на Земле, составляемой по дошедшим до нас окаменелостям, есть огромные пропуски. Мы имеем только отрывки, а по этим отрывкам сами должны восстановить потерянные связи, должны додумываться, как выглядели те животные, которые не оставили после себя следа.
