Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я понимаю, что он мне предлагает «заложить фундамент» — хорошенько напиться, но мне это ни к чему: от вина болела голова, и мне больше, чем мозельское, нравились всякие компоты — из черешни, сливы, крыжовника или из груш. Они были такими вкусными и напоминали детство и бабушку. И я не обижался на беззлобное подтрунивание Володьки, Мишуты и Коки, давших мне прозвище Компот.

К тому же мне и предки не позволяли выпивать. Из-за дурной наследственности по линии матери и отца я с малых лет выслушивал столько внушений и устрашающих предупреждений, прежде всего от бабушки и деда, что алкоголь, попав в армию, принимал в умеренных дозах и только по необходимости: за компанию, а в полевых условиях — для согрева. Чтобы для службы в армии сохранить все здоровье без остатка, мы — я, Володька и Мишута — дали слово никогда не курить, не отравлять себя никотином. Что же касается алкоголя — то мы разрешили себе его употребление только еще два месяца после Победы, то есть до 9 июля.

А главное — через два часа надо отправляться на день рождения Аделины.

— Сегодня не смогу, давай в другой раз, — сказал я, мне не хотелось выпивать вообще, а с Лисенковым особенно: в пьяном виде он был развязен и лез обниматься и целоваться.

Со спокойной душой я встал из-за стола, дружески простился со всеми и передал исполнение обязанностей командира роты на время моего отсутствия лейтенанту Шишлину. Не испытывая никакого тщедушного угрызения совести, я пошел готовиться к многообещающему вечеру — дню рождения Аделины и знакомству с Натали.

…Если бы только знать. Если бы я только мог предположить!..

Меня учили: «Ум да разум не даются разом. Во всяком деле — сначала подумай!»

Но что я мог? Сколько бы я ни думал потом, предвидеть все, что могло произойти, было невозможно.

ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА 425 СД 26.05.45 г.

Доношу, что 25.05 с.г. в третий раз произведен тщательный осмотр с пролазкой помещений и вещей всего личного состава дивизии на предмет изъятия спиртных напитков и трофейных жидкостей. Во время проверки помещений в квартире командира 2-й стрелковой роты обнаружена спрятанная его связным красноармейцем Разиным канистра, около 8 килограмм, с сиропом, состоявшим из смеси метилового спирта и грушевой эссенции. Канистра изъята, сироп уничтожен.

Кроме того, проработаны приказы войскам 1-го Белорусского фронта, 71 армии и СНК, касающиеся спиртных напитков и трофейных жидкостей.

1. До всего офицерского состава приказ командира корпуса доведен под расписку.

2. В полках перед строем рядовому и сержантскому составу объявлено содержание приказа и проведены специальные беседы.

3. В политинформациях постоянно обращается внимание на недопустимость пьянки, на повышение бдительности и усиление воинской дисциплины.

4. Выпущены листовки, санитарные памятки.

Полковник Фролов.

34. Выбор подарка

Просьба, а точнее Володькино требование, какой преподнести подарок на день рождения Аделины, его невесты, повергло меня в замешательство и очень расстроило.

Вернувшись из расположения роты после грустного обеда и разговора с Лисенковым с каким-то тягостным ощущением на душе, я должен был отдохнуть и решить, что из собранной мною коллекции редких трофейных патефонных пластинок, найденных в брошенных немцами домах и виллах, выбрать и, ради лучшего друга, буквально оторвать от сердца.

Немцы любили музыку и песни, в каждом доме мы находили проигрыватель, даже не один, а в отдельной, рядом стоящей специальной тумбочке в образцовом порядке в конвертах содержались пластинки. У простых немцев — чаще народная музыка, песни и обязательный набор патриотических солдатских — «Был у меня товарищ» (времен еще Первой мировой войны), «Путь далек», «Все проходит, вслед за декабрем всегда приходит снова май» и самая знаменитая — «Auf dich, Lili Marlen» («С тобой, Лили Марлен»).

У зажиточных и особенно очень богатых немцев — обширные коллекции классической музыки: пластинки с записями концертов и симфоний Вагнера, Бетховена, Баха.

На джаз в гитлеровской Германии всегда был строжайший запрет как на музыку неарийскую, негритянскую — «артфремд», что означало чужеродное, разложение, декаданс. Но, как выяснилось, джазовая музыка, несмотря на официальные запреты идеолога Геббельса, существовала.

Как-то в одном из возродившихся в первые послевоенные дни ресторанчиков — он располагался в полуподвале соседнего дома — я слушал музыку. В полутемном зале с несколькими столиками играл эстрадный оркестрик — желтый тромбон, ободранное пианино, инкрустированная гитара. Трио пожилых музыкантов: одному лет шестьдесят, двое остальных чуть помоложе. У старшего цветной платочек торчал из пиджачного верхнего кармашка, кармашек, однако, находился не слева, а справа, свидетельствуя, что пиджак уже побывал в перелицовке. В этот вечер играли танго «Мария». Зажгли свечи, и в их слабом свете я увидел перед собой женщину, которая, уткнувшись в платок, сдерживала рыдания. Соседка успокаивала ее, прижималась щекой к щеке, обнимала, целовала… Но не выдержала сама и, припав к плечу подруги, заплакала тоже. Плакали и сзади, плакали рядом… Зал плакал и тихо напевал танго «Мария».

Вероятно, это была популярная когда-то песенка, и с этой мелодией у очень многих связаны воспоминания, может быть, о юности, может быть, о любви, а может быть, просто о спокойной жизни.

Сыграй мне на балалайке
Русское танго, танго, ритм которого
Мою душу наполняет.
Сыграй мне так, чтобы я забыл все на свете.
Мне сегодня это нужно.
Сыграй мне, чтобы я забыл про заботы,
Чтобы я был счастлив.
Сыграй мне на балалайке
Русское танго.

В конце концов, оно не обязательно должно быть русским.

Может быть и испанским.

И в самом деле: все равно
Под какую музыку целоваться,
Лишь бы это было
Сладкое танго любви.

И у меня защемило сердце. Это танго напомнило мне знаменитые у нас до войны мелодии «Голубые глаза» и «Скажите, почему» популярного композитора Оскара Строка.

Среди музыкальных трофеев, к своему огромному удивлению и радости, не веря глазам своим, я вдруг обнаружил пластинки известных и любимых мной русских исполнителей романсов, песен, джаза тридцатых годов Константина Сокольского и запретного уже в те времена Петра Лещенко.

Моя мать, приезжая в отпуск, всегда привозила бабушке пластинки. Они звучали каждый вечер в нашем доме, и мать под мелодии танго и фокстротов обучала меня в детстве танцам. Заигранные, они трещали, скрипели, хрипели, заедали, искажая голоса исполнителей, но слова известных песен из репертуара Сокольского и Лещенко — «Аникуша», «Татьяна», «Не уходи», «Сашка», «Алеша», «Моя Марусечка», «Степкин чубчик», «Дымок от папиросы» и многих других я знал наизусть.

И вот спустя годы в моих руках неожиданно — и где — в Германии! — оказалось целое сокровище: в роскошных пакетах — голубые и вишневые с серебром, синие, красные, черные с золотом — великолепные пластинки этих исполнителей, записанные в сопровождении оркестров Франка Фокса и Генигсберга, производства самых знаменитых звукозаписывающих фирм «Колумбия», «Беллакорд» и «Одеон», выпущенные в Англии, Америке и Риге.

Звучание голосов и оркестра было потрясающим. Я гордился своей коллекцией пластинок, слушал их постоянно: они воскрешали теплые и радостные воспоминания довоенной мирной жизни. И сейчас, в ожидании предстоящего праздника, пела душа, и я напевал вместе с Лещенко озорную «Настеньку»:

Нынче мы пойдем гулять,
Будем мы с тобой плясать
До тех пор, как звезды в небе
Станут потухать.
Ну, идем же, спляшем, Настя, Настя, Настенька,
Мы с тобой, голубка, ноченьку подряд!
Так с тобой попляшем, Настя, Настя, Настенька,
Что у нас с сапог подметки отлетят!
Пусть сегодня веселья дым столбом пойдет,
Завтра все равно — пускай хоть черт все поберет!
Раз живем на свете, Настя, Настя, Настенька!
Раз лишь молодость бывает нам дана!
99
{"b":"585634","o":1}