Сейчас он был полон дворфов. Они стояли плотными рядами, те, кто не вошел в сокровищницу, и смотрели, как прощаются с той, кто жила рядом с ними столько лет. Стоявший у самой статуи глава рода говорил что-то, и его гулкий, размеренный голос взлетал к сводам пещеры, теряясь где-то там, в темноте.

Янис не вслушивался. Языка дворфов он все равно не знал, так что воспринимал низкий басовитый голос неким фоном — как размеренный стук барабанов, сопровождающий церемонию. Смотрелось все и впрямь торжественно: длинная, кажущаяся бесконечной змея дворфов, мерцающие сокровища и возвышающаяся над всем этим статуя драконицы из красного мрамора. Именно от нее горгона и не мог отвести глаз. Крылатая была прекрасна при жизни, но сейчас, словно пойманная дыханием вечности в неразличимый миг, она была грандиозна. Янис по праву мог гордиться собой. Ему удалось не просто создать огромную статую. От застывшей драконицы веяло мудростью, легкой лукавинкой и той долей чудачества, которую старое и очень мудрое существо могло себе позволить. А прожилки мрамора сплетались в причудливый узор, буквально текущий по чешуе, и нельзя было понять, в какой момент заканчивается чешуя и где начинается именно узор.

Он невольно сравнивал её с той друзой, гадая, что бы сказал неведомый мастер. Похвалил бы? Восхитился? Возмутился бы бездарности? Янис не знал и мог только гадать.

Еще почему-то отчаянно хотелось почувствовать ладонь Рила на своих пальцах — момент, что ли, такой был? Но эльф стоял рядом, прямой, равнодушный и холодный. И только на доли мгновения скосил глаза и улыбнулся едва заметно, будто тоже отдавал дань драконице этим мимолетным теплом.

Они все сейчас отдавали эту дань. Уважения, тепла и благодарности. Понимания и приятия того, чем она захотела стать. И когда глава рода в порыве чувств положил руку на камень, никто его не осудил. Замереть все, даже рокот барабанов, заставило другое: тихий треск камня.

В повисшей тишине этот треск становился все громче. Он длился веками, тысячелетиями, пока не оборвался резким грохотом и расколовшаяся на несколько кусков шея драконицы не обрушилась вниз. Каменная морда зарылась носом в золото, замерла, казалось, что драконица удивленно глядит на собравшихся, вопрошая: «Как же так?»

Замерло все. Замерла даже какая-то дворфка, только что украдкой вытиравшая кончиком косы слезы. Шорох рядом заставил Яниса отшатнуться — после подобного любое движение казалось кощунством, любой звук, даже выдохнутое с шипением короткое:

— Ян!

Он не понял даже сразу, что происходит. Перед глазами еще стояла разрушенная статуя, в голове крутились бессвязные обрывки мыслей, объединенные лишь глухим, болезненным изумлением и непониманием. А потом будто молнией прошибло: Янис осознал, кто же виновен. Вот этот вот друид с нелепо обвисшей рукой, цепляющийся второй за свой едва-едва начавший зеленеть посох и все равно упрямо пытающийся намагичить что-то.

И этого осознания оказалось достаточно.

Ярость вскипела такой мутной волной, что, наверное, силой окаменяющего взгляда удалось бы накрыть половину присутствующих. Но что камень — попавший под окаменение ничего не чувствует и едва ли успевает что-либо понять. Нет, друида хотелось растерзать! Разорвать! Уничтожить за то, что он посмел предать доверие Крылатой… воспользовался тем, что она подпустила его так близко…

И за то, что в своем высокомерии вот так походя уничтожил лучшее творение Яниса и мечту самой драконицы.

Тугая пружина взвившегося в прыжке горгона мелькнула чуть ли не быстрее брошенного Рилонаром метательного ножа. Наги вообще-то могут очень далеко и высоко прыгать, благо все мышцы в их немаленьких хвостах способны действовать синхронно. Только вот вес немало осложняет приземление, так что это умение змееподобные демонстрируют не так уж часто. Янис по меркам нагов был не слишком крупным — даже, скорее, откровенно мелким змеем, — но эльфу хватило. Горгона, со всего маху грянувший в грудь, сбил друида с ног, ломая ребра и впиваясь в плечо длинными ядовитыми клыками. Змейки от хозяина не отстали, вцепляясь туда, куда дотянулись, но почти сразу обиженно отпрянули. Яд у горгоны оказался специфическим, мгновенно вогнав жертву в оцепенение. Не превращение в камень, конечно, но напрягшиеся и застывшие в таком состоянии мышцы, равно как и почти пропавшее дыхание, делали эльфа очень похожим на одно из творений горгоны.

Янис брезгливо выплюнул плечо друида, поднялся. Хотелось еще и пнуть, но хвостом это проделать было бы затруднительно, а стремительно сшибать жертву, оставляя ею вмятину в стене, — это уже не то. Сзади послышался какой-то шум, Янис обернулся — и зашипел уже рефлекторно, потому что надвинувшиеся угрюмой волной дворфы скрутили Рилонара, заставив опуститься на колени.

Змейки вздыбились вверх, образуя подобие капюшона огромной кобры, и оскалились, сам горгона, низко шипя, припал к земле, готовясь метнуться обратно таким же гигантским прыжком. Плевать было на то, что противников больше, что это дворфы, а сам Янис ни разу не воин… глаза уже разгорались мертвенно-перламутровым сиянием. Янис был готов обращать в камень любого, кто встанет у него на пути. Помешала поднявшаяся откуда-то изнутри уверенность: не надо. Нужно успокоиться. Все будет хорошо. Яркая, острая, она оглушила в первые мгновения, не давая понять, что это чужое, извне, от… Рила?

А тот замер, не делая попыток вывернуться из державших его рук, только глядел пристально, будто пытаясь и взглядом передать то же самое.

Янис все-таки замер, тяжело дыша. Змейки опадать не спешили, но чуть снизили громкость шипения. Хотя зрелище Рила на коленях будило в обычно спокойном горгоне почти бешенство, Янис буквально заставил себя не прыгнуть, а подползти. Но вот прекратить беззвучно скалиться он просто не мог.

Наверное, поэтому теперь волной пошло просто спокойствие и уверенность, бессловесная просьба не делать глупостей, потому что дворфы так же сноровисто скрутили и горгону, набросив на морду какую-то ткань. Ощущение чужого присутствия тут же стало еще ярче, будто Рил стоял рядом, разве что за руку не держал.

Потом куда-то повели, потерянный, запутавшийся Янис не понял куда, только ощущал, как грубовато, хоть и не пытаясь причинить вреда, подталкивают в спину. Гнев схлынул, и теперь горгона чувствовал себя очень несчастным. Крылатая… так глупо, неправильно… и непонятно, чем все еще кончится.

Наверное, ба Наиша была права — этот мир просто не для него. Он не приспособлен к подобным путешествиям.

Идти пришлось долго. К концу пути Янис уже достаточно пришел в себя, чтобы начать переживать за свою судьбу и судьбу Рила — который, вообще-то, к дворфам сунулся только из-за него, — но продолжающая идти от эльфа волна уверенности и спокойствия мрачный настрой порядком сбивала. Очень хотелось уцепиться за ладонь эльфа и спросить у него, точно ли все будет хорошо. Но Рил определенно понимал в правилах этой игры гораздо больше, поэтому оставалось только довериться ему и не подводить глупыми выходками.

Понимал он и Яниса, потому, едва их остановили где-то, он замер рядом, так что горгона чувствовал идущее от тела эльфа тепло. А когда за спинами гулко бухнула, закрываясь, дверь — и вовсе почти ласкающе провел по морде, снимая ткань. Янис облегченно выдохнул, убедившись, что с его эльфом все в порядке и даже гордость не выглядит смертельно раненой.

— Что вообще произошло? Я… почти ничего не успел заметить.

Рил кивнул на выраставшую прямо из стены каменную скамью, предлагая сесть. В камере — а это была именно камера, глухая каменная коробка, — было прохладно, а Янис и так дрожал.

— До конца не понимаю, — эльф говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Но светлый хотел открыть портал, едва понял, что Страж…

— Я сломал ему ребра, — заметил горгона, прижимаясь к теплому боку. — И отравил. Загрыз бы сволочь! — добавил он без всякой логики.

При одной только мысли о друиде улегшиеся было ядовитые клыки щелкнули, переходя в атакующую позицию. Теплая ладонь легла на плечо, прижала сильнее.