Живот, грудь… Замысловатыми лентами, нежа и поглаживая, разминая и лаская.

— Перевернись.

Мадара послушался, переворачиваясь с ленивой томной грацией. Он чувствовал себя невероятно усталым, скорее, даже вымотанным. Словно весь этот день нервотрепки стоил больше, чем целый день непрерывной битвы. Сопротивляться? Проявлять инициативу? Зачем, ведь и так хорошо-о-о…

Тобирама медиком не был, но кое-что о человеческом теле знал. Когда на каждое твоё движение не следует непроизвольное напряжение, хоть ласкать, хоть массаж делать — одно удовольствие. А уж если на твои действия ещё и одобрительно постанывают…

— Только не вздумай уснуть, Мадара…

— Думаешь, мне хватит наглости заснуть? — уточнил Мадара лениво. — Ка-а-ак хорошо…

— Ты ж мало того, что Учиха, так еще и Мадара, — усмехнулся Тобирама. — Разнежишься… Расслабишься… — он наклонился, почти укладываясь грудью на спину, — и заснешь… — одновременно с дыханием, обдавшим ухо, пальцы погладили ложбинку между ягодицами.

— М-м-м… А уж если ты мне расскажешь сказку на ночь… Ах! Точно усну. Несмотря на то, что всему есть предел… М-м-м… Даже моей наглости. Хочу тебя. Можешь не нежничать особо…

— Не-ет… — Тобирама прошелся языком по кромке уха. — Так неинтересно…

Растекшийся патокой Мадара был слишком соблазнителен, чтобы отказаться от этого или же испортить торопливостью. Поэтому медленно. Плавно. Притираясь к горячей коже, почти влипая в неё. Прихватывая губами позвонки и оглаживая плечи. Разминая и растягивая мышцы. Добираясь по скулам и щекам до губ. И погружаясь в расслабленное жаркое тело легко, без малейшего сопротивления.

Мадара тихо, протяжно застонал, чувствуя накатывающие волны удовольствия. Что может быть лучше для растрёпанных нервов, чем хороший секс в стиле «йа сексуальная тряпочка, трахайте меня»? Разве что отличный секс в таком стиле с небезразличным и новым человеком.

Кстати, об этом.

— Завтра тебе будет о-о-чень плохо…

— Это будет завтра, — хмыкнул Тобирама. — И на крайний случай есть ани-чан.

— Договорились, кои.

Сенджу озадаченно хмыкнул, укусил себя за палец до крови. Убедился, что не гендзюцу и не галлюцинация. Зачем-то сложил «Кай». И решил отложить вытрясание из Учихи истины до утра. Все равно сейчас мозги напрочь отказывались мыслить трезво.

Да и портить такой момент было бы откровенно глупо.

========== Часть 9 ==========

На следующее утро Мадара поднялся бодрым и весёлым, чего нельзя было сказать о Тобираме: тот мало того, что не бодрый и весёлый, так ещё и просыпаться отказался.

— Подъём, Сенджу! Утро пришло, птички поют, Учихи непуганные бегают. Разве жизнь не чудесна?

Ответом стало невнятное мычание и попытка зарыться в легкое покрывало, которое ночью так и не пригодилось. Тобирама проснулся ровно настолько, чтобы понять, что вот прямо сейчас его не убивают, и категорически отказался просыпаться дальше. Ощущения были такие, словно он неделю уходил от погони, периодически вступая в бои, перекусывая на ходу и не смея даже замедлиться, чтобы перевести дыхание. То есть ничего критичного, но сил нет вообще. И организм властно требует его не трогать, а дать восстановиться.

— Тобирама, встава-а-ай, — нежно, но коварно позвал Мадара. — Завтрак.

Сенджу не отреагировал, игнорируя способность шиноби ползти в сторону еды даже в коме. И жевать, не выходя из неё. Учиха вздохнул. Ну, раз даже этот аргумент не действует, то даже он ничего сделать не сможет. Разве что предпринять последнюю попытку:

— Тобирама-а-а… Хотя бы оденься. Я тебя на диван в кабинете перетащу. И покормлю с рук, когда ты немного отоспишься.

Вялое шевеление показало, что Сенджу его все-таки слышал. На ощупь отыскав одежду, Тобирама, всё так же не открывая глаз, натянул на себя штаны и измятое косоде, после чего снова затих. Это чтобы болезненно аккуратный Тобирама, у которого доспехи даже после боя всегда были чистыми, не озаботился пояс завязать!

Хотя после нулевой реакции на завтрак уже и не удивляло.

Мадара вздохнул, сам завязал пояс, оправил одежду, поднял страдальца на руки, захватил одеяло и потащил в кабинет. Ему было нисколько не стыдно, что он уделал Сенджу до такого состояния, хотя справедливости ради нужно признать, что это не совсем сексуальная победа. Взаимодействия чакр, адаптация друг к другу, да и просто нервную усталость за таким делом передать — раз плюнуть. Но он же Учиха, да ещё и Мадара, отложить он это дело до более подходящих условий… Не стремился.

Зато и Тобирама выяснять отношения не спешит.

— Риота, скажи Ае, чтобы принесла завтрак на двоих, — обратился он к помощнику. — И пусть посетители подождут до обеда.

— Хай, Мадара-сама, — поклонился Риота.

Он, к слову, был третьим по силе бойцом клана, но сам об этом не знал. Третьим официально считался Учиха Кенджи, тот самый, который регулярно устраивал перевороты. Несмотря на его имя*, умом, как и силой, он не блистал, но зато гонору-то, гонору… Он благодаря ему даже во внутриклановых спаррингах выигрывал. Противникам было проще сдаться, чем объяснить, почему он проиграл.

Зато перевороты устраивал часто, вскрывая гнойники до того, как недовольство успевало накопиться до действительно серьёзных масштабов.

Кенджи — интеллектуальный правитель.

Свою прикормленную оппозицию Мадара берег.

Он позавтракал, попытался впихнуть еду в Тобираму — ноль реакции — и занялся бумагами. Учихи серьёзно злоупотребляли своей фотографической памятью. На личном уровне это выражалось тем, что никто не вёл дневников и никаких записей вообще — что превращалось в проблему, когда «потом запишучку» убивали. Но на уровне клана это принимало противоположный оборот — кучи и тучи отчётов, записки по любому поводу, подробнейшие летописи… А что главу клана жалеть? У него тоже шаринган, как-нибудь прочитает.

Но проблема была в том, что одно дело — читать и запоминать, а совсем другое — понимать прочитанное. И как уж без вдумчивого чтения обойтись, чтобы по стандартным фразам и формализированным иероглифам выяснить, что где действительно сломали, где накосячили, а где вкусная перспектива, которую, разумеется, кроме главы клана замечать-то и некому.

Старейшины, кстати, поняв, что Мадара не совсем дуб, всё больше скидывали на него свои обязанности. Тот охотно их брал и ждал момента, когда старейшин можно будет упразднить за дармоедство.

Тобирама мирно дрых на диване, всем своим видом возмущая посетителей. Зато плести словесные кружева и изворачиваться, когда тебя распирает от возмущения, было на порядок сложнее, так что Мадара мысленно присвоил ему статус почетного отвлекающего фактора. Самого его сладко спящий Сенджу скорее умилял своей непосредственностью.

К обеду Тобирама проснулся и, хоть бодростью не цвёл, репутацию своего клана как самых выносливых вполне подтвердил. Потянулся, оглядел кабинет, Мадару, кипу бумаг. Хмыкнул:

— Это всегда так, или персонально для меня расстарался?

— М? Ты о чём?

— Я про свое состояние. Это не физическая усталость — не тот уровень нагрузки. А вот ты бурлишь и полон сил. Побочный эффект или запланированный результат?

— Случайно запланированный результат, — хмыкнул Мадара. — Уставший я — страшная сила. Надеюсь, ты не очень обиделся.

— Мне понравилось, — пожал плечами Тобирама. — Да и потом, ты предупреждал.

Гораздо больше незапланированного упадка сил Сенджу интересовало другое. Мадара не походил на человека, способного разбрасываться словами ради пущего эффекта — но и заподозрить, что вчера он от и до всего лишь играл свою роль… Не то чтобы нельзя, но не хотелось.

Однако именно касательно этого Тобирама предпочитал проявить осторожность. Люди, задетые за живое, вообще непредсказуемы, а уж когда они ещё и Учихи…

— Всё в порядке? — уточнил Мадара. — Обнимашек? Приветственный поцелуй? Пожрать?