Обычно шаринганы смотрели как-то более… целенаправленно.

— А на что тогда? — удивился Кабуто, подходя и диагностируя состояние сенсея техникой. Повышено давление, температура вообще тридцать семь — это и для обычного человека больше нормы, а для Орочимару с его обычными тридцатью пятью…

Учиха помолчал.

— Шаринган он активировал уже здесь. И не думаю, что ради того, чтобы рассмотреть стены подробнее.

— Так понятно, стены он делал сам, — согласился Кабуто. — Нас рассматривал… Орочимару-сама, у вас новое обострение паранойи?

Тот покачал головой, не открывая глаз. Вздохнул. Обнял талантливого, но такого недооценивающего себя шиноби. Кабуто уклоняться не стал, погладил его по голове успокаивающе.

— Кажется, приступ отторжения уже проходит. Орочимару-сама, что вы пытались сделать, что организм так взбунтовался?

— Не гореть, — сипло признался Змей.

Да, такое бывало и раньше, когда чуждое телу сознание выдавало приказы, которые противоречили самой сути организма. И, как ни крути, отрицать особое сродство Учих с огнём никто бы не стал. А огонь — это всегда страсти… Неудивительно, что тело Итачи отреагировало даже на физическом уровне.

Саске задумчиво нахмурился, прислоняясь плечом к стене. Объяснение, предложенное Кабуто, было логичным, разумным… И неправильным.

Не смотрят так, если выискивают угрозу. И когда подозревают — тоже.

— Тебе понравилось? — напрямик спросил Учиха.

— Это ты кому? — не понял Кабуто.

— Мне, — глухо ответил Орочимару. — Да.

Ему действительно понравилось то, что он увидел. Бутоны. Будто два нераскрытых бутона неизвестных цветков — видно только зелёную защитную оболочку, а что из него получится в итоге?.. Так хочется посмотреть, на каждой стадии пытаясь предугадать и всё равно остаться изумлённым от того, как реальность вновь превзошла все ожидания. Хочется полить, удобрить, поставить под свет или, наоборот, скрыть в пещере этот цветочек…

И, как с внезапным холодком осознавал Орочимару, это хобби возникло у него довольно давно. Он старался, он пытался относиться к ученикам сугубо утилитарно, но всё равно проникся нежностью садовника.

Вопрос в том, имеет ли он хоть какое-то право ждать что-то в обмен на эту нежность. Или надеяться всё же не стоит — ведь взаимный договор об утилитарности первым нарушил он сам.

А Саске ведь уже что-то заметил. Смотрит пронзительно так, изучающе. Владельцы шарингана в принципе редко обладали лёгким взглядом, но Саске отличался особенной чуткостью именно в плане эмоций, умея с поразительной точностью читать, что испытывает другой человек и даже иногда следить за ходом мысли.

Приоткрывшийся бутон, зелёный кокон которого прочертило ярко-алой полосой.

И глаза — сейчас чёрные, но упрямо кажущиеся алыми, с узором из слившихся запятых. Смотрит, думает о чем-то своём, и не поймёшь, препарирует с целью выяснить, где там в глубинах тела затаился брат, или же вообще мыслями совсем не здесь.

— Это радует, — усмешка, дивно гармонирующая с уже-не-алым взглядом. — Было бы обидно, если бы после всех усилий результат пришёлся тебе не по душе.

— Я сейчас обижусь, — пригрозил Змей.

— На что? — Учиха наклонил голову набок.

— На…

Орочимару замолчал. Не говорить же «будто я вас личностями не считаю»?

Усмешка слегка изменилась, чётче обрисовав складки в уголках губ. Саске, что называется, несло по колдобинам, и он уже не пытался анализировать причины этого.

— Так всё же? Что такого ты хотел увидеть… или — не ты?

— Я. А Кабуто выговор за выдачу тайн техники.

— Ничего не знаю, Орочимару-сама. Вы были в опасности, я должен был предупредить окружающих о возможной угрозе, — совесть Кабуто всегда была белоснежно чиста.

Учиха качнулся с носка на пятку, прислушиваясь к собственным эмоциям. Чувства, будто его обманули или предали, не было. Скорее, новость о том, что Итачи не так уж недоступен, вызвала некое злорадное предвкушение. Нет уж, в этот раз нии-сан расскажет всё, а не отгородится привычным тычком в лоб!

— Хм. Раз уж мы признаны достаточно разумными — дашь поговорить с Итачи?

— Сейчас проверю, насколько это возможно…

«Итачи, тук-тук. Брат тебя на поговорить хочет. Пойдёшь?»

Ответом стал сумрачный зырк — можно сказать, фамильный способ Учих донести своё недовольство. Несколькими минутами ранее Кабуто достался ровно такой же взгляд на попытку сунуть нос в убежище Итачи.

«Нет».

— Печать не проблема, но вот вытащить твоего брата из бункера — та ещё задачка…

Короткое молчание.

— А впустить меня к нему?

— Моё сознание — не проходной двор, — резко ответил Орочимару. Одного свидетеля его полной эмоциональной нестабильности хватало.

Учиха коротко кивнул, показывая, что принял информацию к сведению. Помолчал несколько секунд, обдумывая. Ухмыльнулся откровенно пакостно:

— Итачи в таком раскладе для Эдо Тенсей недоступен, но я прекрасно помню, где похоронен отец.

Орочимару глубоко вздохнул.

— Хочешь начать опрос свидетелей?

Саске пожал плечами:

— Если даже отец ничего не знает, остаётся только выковыривать Итачи из его бункера.

Змей потёр виски.

— Хорошо. С тебя план маршрута и допроса. Кабуто, подготовь всё для техники.

— Конечно, Орочимару-сама! Вы бы полежали ещё немного, температура всё ещё повышена…

— Что, и никаких рамок? — уточнил Саске. — Меня никто не ткнет носом, что других дел хватает, и в сторону Конохи нет ничего важного, так что это может и подождать?

— А зачем что-то выдумывать? — наклонил голову Орочимару. — Ты уже мальчик взрослый, можешь сам решать свои проблемы. Хотя если ещё найдёшь дел в сторону Конохи — будет неплохо.

Учиха изобразил что-то, отдаленно напоминающее короткий поклон, молча вышел. Прислонился к стене коридора, почти с жадностью впитывая лопатками холод камня.

Саске понимал, как может быть воспринято его поведение — но продолжать разговор просто не было сил. Изнутри раздирало когтями внезапной обиды.

Почему Орочимару есть дело до проблем своих учеников — настолько, чтобы не одёрнуть откровенно наглеющего Учиху, — а от семьи было не дождаться толики внимания?

И даже сейчас…

Саске обхватил себя руками за плечи, стараясь успокоить дыхание. Не хватало ещё впасть в истерику, как гражданская красавица, обнаружившая, что милый котик разукрасил ей лицо царапинами.

— Орочимару-сама, — тем временем в комнате был совершенно растерянный Кабуто. — А кого мне первым успокаивать?

— А у тебя что, есть еда? — Змей смерил его скептическим взглядом.

— Эм… нет.

— Ну и кого ты сможешь успокоить без еды?

— Действительно… — у Кабуто было такое лицо, будто он откровение как минимум Рикудо увидел. — Тогда я пошёл готовить… э-э-э… успокоительное?

— Неплохая идея.

Орочимару дождался, пока ученик умчится, ни на что не обращая внимания, и тоже осторожненько покинул медкабинет. Учиха под стеночкой оказался внезапен.

— У меня есть ограничения по срокам? — бесцветно поинтересовался он, разглядывая сандалии Орочимару.

— Нет, — отозвался Змей, поднимая его за шкирку. — Твоя же жизнь.

— Почему? — голос Саске прозвучал надтреснуто. — Ну почему тебе дело есть, а ему — нет?

— Какой ты капризный, Саске-кун. Радуйся, что хоть кому-то есть до тебя дело, это уже большая роскошь в нашем мире.

— Как скажете, Орочимару-сан, — Учиха оттолкнулся от стены и побрел прочь по коридору.

— Нет уж! — снова хват за шкирку. — Я тебя не за тем тренировал, чтобы ты мне тут «как скажете, Орочимару-сан»! А ну пойдём!

— А что именно бесит? — вялое любопытство. — Шаблонность или «-сан» вместо «-сама»?

— А сам-то как думаешь? — Орочимару уверенно затащил его в спальню.

Пожатие плечами — очередной попыткой прощупать границы допустимого. Что, и это ему с рук спустят?

— Ну так подумай логически. Я тебе хоть раз за хамство врезал? — уточнил Орочи, упихивая ученика в кровать. И сам улёгся рядом, обнимая со спины. Просто чтобы теплее было. Вроде как. Учиха гнулся с изяществом деревянного манекена, и уюта от него сейчас было ровно столько же.