Друзья разом обернулись и посмотрели в сторону черневшего позади них скального прохода. Через несколько мгновений каждому из них показалось, что он различает в темноте семь крошечных зеленоватых огоньков: словно светляки, они медленно плавали в воздухе, но в отличие от этих насекомых, свет их не мерцал и казался более рассеянным, словно каждый светляк был одет в плащ из нескольких слоев кисеи.

И тут между тусклыми огоньками зазвучал голос – елейный, старческий, но несколько язвительный, похожий на дрожащий звук флейты.

– О, мои сыновья, оставляя в стороне вопрос о гипотетическом западном континенте, рассматривать который не входит в мои намерения, я хочу заметить, что есть в Неволе еще одно место, где вы не искали забвения после жестокой гибели своих возлюбленных.

– И что же это за место? – после долгой паузы, тихо и чуть заикаясь, спросил Мышелов.

– Город Ланкмар, сыновья мои. А кто я такой – если не считать того, что я ваш духовный отец – это уже частности.

– Мы поклялись страшной клятвой никогда больше не возвращаться в Ланкмар, – помолчав, проворчал Фафхрд, но негромко, покорно и словно в чем-то оправдываясь.

– Клятвы следует держать лишь до тех пор, пока цель их не будет достигнута, – отозвался голосок-флейта. – Любой зарок в конце концов берется назад, от любого установленного для себя правила человек в конце концов отказывается. В противном случае подчинение законам начинает ограничивать развитие, дисциплина превращается в оковы, целостность – в путы и зло. В смысле знаний вы взяли от мира все, что могли. Вы закончили школу, объехав громадную часть Невона. Теперь вам остается лишь продолжить обучение в Ланкмаре, этом университете цивилизованной жизни.

Семь огоньков немного потускнели и приблизились друг к другу, словно удаляясь по коридору.

– Нет, мы не вернемся в Ланкмар, – в один голос ответили Фафхрд и Серый Мышелов.

Семь огоньков померкли окончательно. Так тихо, что друзья едва расслышали, однако все же расслышали, они в этом не сомневались, голосок-флейта спросил:

– Боитесь?

Затем они услышали скрежет камня о камень, едва различимый, но вместе с тем почему-то внушительный.

Так закончилась первая встреча Фафхрда и его друга с Нингоблем Семиоким.

Через дюжину ударов сердца Серый Мышелов выхватил свой тонкий, в полторы руки величиной, меч Скальпель, которым он привык с хирургической точностью отворять людям кровь, и устремился вслед за его посверкивающим кончиком в скальный проход. Ступал он неторопливо, но решительно. Фафхрд двинулся следом, но не без колебаний и еще более осторожно, держа свой Серый Прутик почти у самой земли и, несмотря на его увесистость, легко поводя им из стороны в сторону. Семь лениво покачивающихся огоньков очень напоминали ему головы громадных кобр, изготовившихся к прыжку. Он решил, что пещерные кобры, если таковые существуют, могут фосфоресцировать точно так же, как глубоководные угри.

Они продвинулись в глубь прохода немного дальше, чем сумел Фафхрд в первый раз – благодаря медленному шагу глаза их лучше приспосабливались к полутьме, – когда кончик Скальпеля вдруг тонко взвизгнул, упершись в скалу. Молча выждав, пока их глаза еще лучше освоятся с полумраком, друзья убедились, не прибегая к помощи меча, что коридор тут и кончается; в гладкой стене не было ни одной дыры, в которую могла бы проскользнуть говорящая змея, не говоря уж о существах, действительно наделенных даром речи. Мышелов в нескольких местах нажал на каменную стену, а Фафхрд раз и другой бросился на нее всем телом, но она даже не шелохнулась, как и подобает скале в недрах горы. На обратном пути друзья осматривались с удвоенным вниманием, пытаясь обнаружить какой-нибудь боковой ход, пусть даже самый узкий, колодец или отверстие в потолке, но не нашли ничего подобного.

Убедившись, что их лошади продолжают мирно пощипывать жухлую травку у входа в пещеру, друзья вновь растянулись на одеялах, и Фафхрд внезапно заявил:

– Это мы слышали эхо.

– Откуда возьмется эхо без голоса? – раздраженно поинтересовался Мышелов. – Это все равно, что хвост без кошки. Живой хвост.

– Маленькая снежная змея очень напоминает оживший хвост белой домашней кошки, – невозмутимо ответил Фафхрд. – И она тоже кричит тонким дрожащим голосом.

– Ты хочешь сказать?…

– Разумеется, нет. Так же, как, по-моему, и ты, я полагаю, что в скале есть дверь, пригнанная так плотно, что мы не смогли отыскать ни одной щели. Мы же слышали, как она закрывалась. А значит он, или она, или оно воспользовалось ею.

– Тогда к чему эта болтовня насчет эха и снежных змей?

– Следует рассмотреть все возможности.

– Он, или она – и так далее – назвало нас сыновьями, – задумчиво проговорил Мышелов.

– Некоторые считают змея самым мудрым и древним созданием, даже отцом всего сущего, – рассудительно заметил Фафхрд.

– Опять ты о пресмыкающихся! Ну ладно, ясно только одно: слушаться советов змеи, не говоря уже о семи змеях, – чистой воды безумие.

– И тем не менее он – считай, что остальные местоимения я тоже сказал – был в чем-то прав. За исключением этого непонятного западного континента мы объездили весь Невон вдоль и поперек. Что же остается, если не Ланкмар?

– Пропади ты пропадом со своими местоимениями! Мы поклялись туда не возвращаться – или ты забыл, Фафхрд?

– Не забыл, но я умираю от скуки. А сколько раз я клялся больше не пить вина!

– Но Ланкмар меня задушит! Его дым, ночной смог, крысы, грязь!

– Сейчас, Мышелов, мне плевать, жив я или умер, и где, и когда, и как.

– А, в ход уже пошли глаголы и союзы! Слушай, тебе надо выпить!

– Мы ищем полного забвения. Говорят, чтобы утихомирить призрака, нужно отправиться на место его смерти.

– Вот-вот, и он станет являться к тебе еще чаще.

– Чаще, чем сейчас, уже невозможно.

– Какой стыд! Позволить змее спросить, не боимся ли мы!

– А может, так оно и есть?

Спор продолжался недолго и закончился – это нетрудно было предвидеть – тем, что Фафхрд и Мышелов, минуя Илтхмар, доскакали до каменистого берега, который заканчивался причудливо истертым невысоким обрывом. Там они прождали сутки, пока из вод, соединяющих Восточное и Внутреннее моря, взволновав их, не показались Зыбучие Земли. Друзья быстро, но осторожно пересекли их кремнистую дымящуюся – стоял жаркий солнечный день – поверхность и снова поехали по Насыпной дороге, но на сей раз в сторону Ланкмара.

На севере, над Внутренним морем, и на юге, над Великой Соленой Топью, бушевали далекие грозы, когда Фафхрд и Серый Мышелов приближались к этому чудовищному городу и перед ними начали вырисовываться из громадной шапки смога его башни, шпили, храмы и высокие зубчатые стены, чуть освещаемые лучами заходящего солнца, которое из-за дыма и тумана превратилось в тусклый серебряный диск.

В какой-то момент Мышелову и Фафхрду почудилось, что среди ястребиных деревьев они видят закругленный сверху и плоский снизу предмет на длинных невидимых ногах и слышат хриплый голос: «Говорил я вам! Говорил! Говорил!» – но волшебная хижина Шильбы и его голос, если это были и впрямь они, оставались вдалеке, как и обе грозы.

Вот так Фафхрд и Серый Мышелов, вопреки данной клятве, снова очутились в городе, который презирали и по которому тосковали. Забвения они там не нашли, призраки Иврианы и Вланы не успокоились, однако поскольку какое-то время все же прошло, уже меньше докучали обоим героям. Их ненависть к Цеху Воров не разгорелась с новой силой, а скорее поутихла. В любом случае Ланкмар показался им не хуже других мест Невона и значительно интереснее, чем большинство из них. Поэтому, осев там на какое-то время, они снова сделали его штаб-квартирой своих похождений.

Был год Бегемота, месяц Дикобраза, день Жабы. Горячее солнце шедшего на убыль лета клонилось к закату над унылыми и обильными нивами Ланкмара. Трудившиеся на бескрайних полях крестьяне подняли от земли перепачканные лица и отметили, что пора приниматься за подсобные работы на фермах. Пасшийся на стерне скот начал понемногу тянуться к дому. Потные купцы и лавочники решили подождать еще чуть-чуть, прежде чем предаться прелестям ванны. Воры и астрологи беспокойно заворочались во сне, чувствуя приближение вечера, а значит, и работы.