Опытные же покупатели посвящали во все тонкости новичков, как, например, фрау Лёрке меня:
— Если хотите регулярно получать булочки, так покупайте регулярно пирожные. На булочках Швинт ничего не зарабатывает, а пирожные у него так себе. Но если вы не станете их покупать, так скоро почувствуете. Не все булочки Швинта как одна, и те, которые не удались, получите вы. Или окажется, что вы опоздали, и придется вам брать хлебцы. Но если вы покупаете пирожные, фрау Швинт пошарит за горой хлебцев, где у нее отложены для покупателей пирожные. Как вас зовут, вы можете сказать, когда Швинт будет в лавке. Лучше всего, если вы скажете это ему, тогда он не подумает, что вы хотите чего-то от его жены. Если Швинт так подумает, хорошего будет мало. А как вас зовут?
— Меня зовут Фарсман, — сказал я и подумал: ради того, чтобы получить удовольствие за завтраком, все это, пожалуй, слишком накладно, а иной раз звучит едва ли не угрожающе. И еще я подумал: жизнь — сложнейшая система, и не только вся в целом, но и во всех ее частях.
Люблю размышлять на подобные темы; мне это доставляет все больше удовольствия, особенно с тех пор, как я живу один. И люди стали теперь больше возбуждать мое любопытство, что, вообще-то говоря, удивительно — после развода я о людях вообще слышать не желал. Но теперь я с участием наблюдал за тем, как равномерно и непрерывно течет очередь постоянных покупателей Швинта мимо расторопной булочницы, и получал истинное удовольствие, наблюдая, как проворно совершается обмен между ею и покупателями. Я наблюдал за фрау Швинт и слушал ее с наслаждением чисто технического толка, но когда в теплом облаке булочного аромата в лавку вошел булочник, внося свежие изделия, я все-таки осторожности ради перевел взгляд на слоеные пирожные и рогалики. Недаром же фрау Лёрке меня предостерегала.
Булочник поздоровался, и двенадцать покупателей в лавке дружно ответили ему, по их тону было ясно, что это король вышел показаться своему народу. Король заполнял бреши на полках с белым хлебом; делал он это не глядя. А разглядывал нас, причем с интересом, в данном случае неудивительным. В конце-то концов, пек он свои восхитительные редкости для нас, и потому его заботило, имеет он дело с ценителями или с профанами. В конце-то концов, он из-за нас поднимался глубокой ночью и потому вправе был разглядывать нас так пристально. В конце-то концов, он вносил в нашу жизнь наслаждение и потому вправе был на всякие взгляды.
Все это хорошо, но поступал булочник, оглядывая нас, весьма странно. Он, правда, не пропустил никого, но от одного отводил взгляд очень быстро, а на другом задерживал его надолго. На восьмерых женщин, не считая его собственной жены, ему потребовалось не так много времени, как на каждого из нас — четырех мужчин, и из них опять-таки я получил львиную долю.
Говорю я так не в похвалу себе и не из тщеславия. Я был новичок, к тому же это зависело от возраста других покупателей-мужчин. Кто знает, какова была жизнь, которая скрючила их и посеребрила их головы; но они были старые и седые, старые и скрюченные, и ни один булочник с молодой женой не стал бы терять из-за них покой.
Из-за меня тоже не нужно было никому терять покой — ни булочнику, ни мяснику, ни сукностригальщику. Не зажила еще рана, которую нанес мне развод. Мне надобны были только свежие булочки, а не новые дамы.
Но этого булочник знать не мог, да это его вовсе не касалось. Я хотел одного — совершать обмен денег на товар, а при подобных отношениях чувства только мешают. Мы с тобой, подумал я, вернув ему его взгляд, будем связаны единственно платежами, что ж до чувственности, так с меня хватит ощущений, которые я испытываю, впиваясь зубами в свежую булочку.
Возможно, это моя фантазия, но мне показалось, что мнительный булочник успокоился. Он вытащил из кармана халата два льняных мешочка, один белый, другой клетчатый, и стал выбирать из своих отборных булочек самые отборные. В клетчатый мешочек он уложил восемь на диво пропорциональных и на диво золотисто-коричневых булочек, а белый мешочек наполнил десятью различными образцами из ассортимента — булочками бледными и темными, хлебцами плоскими и пышными и двумя рогаликами, один был хрустящий, другой молочно-белый и мягчайший.
Мастер, что было очевидно, с давних пор набил руку, отбирая и упаковывая булочки, а сам процесс явно относился к утреннему ритуалу, ибо никто, кроме меня, не выказал ни малейшего к нему интереса или удивления. Я был удивлен, признаюсь; булочник целиком завладел моим вниманием, и потому я заметил, что и я завладел его вниманием.
Обычно даже по спине мужчины можно уловить, есть ли ему дело до того, здесь ты или нет. Поэтому я увидел, что, как только подошла моя очередь и я оказался перед булочницей, ее супруг, затаив дыхание, выслушал мои слова. Произнести, собственно, мне следовало только: «Пожалуйста, две булочки!» Вместо этого я сказал:
— Шесть булочек, пожалуйста: две поджаристые, две бледные и две обычные, если можно!
Спроси меня кто-нибудь о причине: меня, видимо, подхлестнуло количество булочек, которое отпускал самолично хозяин. Мне казалось, думаю я теперь, что не подобает вступать в сообщество постоянных покупателей с грошовой покупкой, а дифференцированным заказом я, по всей вероятности, хотел показать, что во мне можно предполагать знатока.
Мне и в голову не приходило скрывать, что я — человек одинокий, но по спине господина Швинта я прочел, как он понял мой заказ: у человека есть жена и ребенок, и они для него кое-что значат. Они не просто берут, что он приносит, а он приносит то, чего они хотят. Они обладают собственным вкусом, который он принимает в расчет. Новый покупатель — чуткий и заботливый отец семейства. Стало быть, отбой, в известной, хотя бы, степени.
Ну, а что до меня, мой добрый друг, подумал я, увидев, как расслабилась спинная мускулатура булочника, что до меня, то вам вообще незачем бить тревогу. Я вышел не на охоту за юбкой. Я совсем недавно побывал у судьи по бракоразводным делам и не желаю его больше видеть. У меня на глазах, глубокоуважаемый мастер-булочник Швинт, моя жена из нормального человека превратилась в юридическое лицо, и это произвело на меня самое мерзопакостное впечатление.
Так я думал и так сказал бы, если бы уже на сей раз нам с господином Швинтом довелось побеседовать и были бы мы при этом одни. Но мы были не одни, и я был еще новичок. Поэтому я заплатил за булочки и вышел из лавки, а на пути домой стал себя ругать — ведь теперь я вынужден постоянно покупать тройную порцию потребных мне булочек, ибо две поджаристые, две бледные и две обычные — это, во всяком случае, фрау Швинт, господин Швинт и тугая на ухо фрау Лёрке взяли себе на заметку. Стоит мне ограничить в дальнейшем заказ двумя булочками, так я наверняка подвергнусь допросу со стороны фрау Лёрке.
Но допрос и без того состоялся на другое утро. Соседка Лёрке хотела знать, вправду ли я съедаю за завтраком шесть булочек и почему таких разных. Но я хорошо подготовился. Я выдумал для нее двух сослуживиц и намеками дал понять, что между ними и мной существуют близкие отношения, такие близкие, что я по сути дела не для себя, а оказывая услугу обеим дамам, встаю чем свет в очередь к булочнику. Фрау Лёрке моя история очень понравилась. Постепенно я и сам стал чувствовать симпатию к двум особам, которых измыслил, дабы объяснить фрау Лёрке потребляемое мною количество булочек. Они были несказанно обаятельны, обе. Характером и обликом более разных не придумать, и только в одном были они похожи: в их серьезной привязанности ко мне. К тому же — хорошо, что я этого не забыл, — и еще в другом были они схожи: они — иначе я не искал бы их близости, — они были не замужем. Но в остальном они резко отличались друг от друга, что можно заметить по булочкам: одна, поджарая, любила поджаристые, другая, пышная, предпочитала пышные. Игра слов вызвала у фрау Лёрке смешок.
Кто знает, как она меня поняла. Она и впрямь плохо слышала. Например, она считала, что я бухгалтер книготорга, а я, в ответ на один из ее бесчисленных вопросов, сказал, что я бухгалтер и книголюб. На первый взгляд как будто не так уж важно, но позже выяснилось, что очень даже важно.
