*** Имеются в виду породы, относящиеся по возрасту к меловому периоду геологической истории.
------------------------------------------------------------
ТАВРИЧЕСКАЯ БАЛЛАДА
Я помню Крыма сказочный приют:
Равнину в ожерелье плоских гор,
Ущелий затерявшихся уют,
Невидимых ручьев неслышный разговор,
Манящих берегов причудливый узор,
Лазурь небес и моря синеву ...
И не могу поверить до сих пор,
Что все, что было, было наяву.
Я помню дней вневременную цепь,
Связавших чувств разноголосый хор,
Покой души торжественный, как степь,
Пустых страстей бушующий костер,
И дружеских бесед неповторимый вздор,
Ночной восторг желанных rendez-vous ...
И не могу поверить до сих пор,
Что все, что было, было наяву.
Я помню плен любовного угара,
Когда манящим вдруг казался взор,
Когда огонь возникшего пожара
С сияньем солнечным вступал в неравный спор,
Но равнодушия жестокий приговор
Бесстрастно рвал живой мечты канву ...
И не могу поверить до сих пор,
Что все, что было, было наяву.
Возможно, все, что было, это вздор:
И страсти, и покой, и счастье, и костер ...
Но истину в свидетели зову,
Что не могу не верить до сих пор,
Что все, что было, было наяву.
Автор Э. Калинин (Московский
Геологоразведочный институт)
Медведь или цыганская невеста.
1. День военно-морского флота.
Все началось в воскресенье, 28 июля, в День Военно-Морского флота. Во второй половине дня на концерт в соседнюю часть, где служили моряки, ушли почти все студенты Ленинградского Горного института, проходившие в Выборге двухмесячные военные сборы. Костя Чирвин, ставший на сборах старшиной, быстро нашел, кем можно было бы заменить в казарме дневального, мечтавшего хоть на время расстаться с тумбочкой:
-Григорий, ты же не хочешь идти на концерт?
Конечно же, тот идти на концерт не хотел и согласился постоять за дневального у входа в казарму. Забинтованная правая рука, на большой палец которой три дня назад упал четырехметровый ствол 76 мм зенитного орудия, у Григория уже почти не болела, и побыть в прохладной тишине пустой казармы, почитывая какой-нибудь толстый журнал, было заманчиво.
Через некоторое время выяснилось, что на концерте отсутствовал не только Григорий. Первым, в конце длинного коридора в виде неясного контура, на фоне светлого прямоугольника входной двери появился студент Ольшевский. Он шел в гражданской одежде и, несмотря на свои немалые габариты, с трудом нес огромную спортивную сумку, стеклянно позвякивающую при каждом шаге. Григорий подивился аппетитам северо-восточного угла казармы, где стояла койка Ольшевского, и опять углубился в чтение.
Не прошло и нескольких минут, как Ольшевский, уже в форме, деловым шагом прошел в обратном направлении, сообщив на ходу:
- Я на концерт.
- Давай, - отозвался Григорий.
Вторым на фоне входной двери казармы появился ангел. Силуэт ангела был размыт из-за ослепляющего света, шедшего от всей его фигуры. Шел ли ангел по полу или передвигался способом левитации, Григорий не разобрал, возможно, потому, что все его внимание было приковано к короткой юбочке, колыхающейся на ангельских бедрах. Не меньше внимание и.о. дневального привлекла и нежная верхняя часть ангельской фигуры, колеблющаяся под воздушной шифоновой блузкой. Постепенно глаза Григория привыкли к божественному свету, и он смог разобрать, что к охраняемой тумбочке движется мило улыбающаяся девушка. Рядом с ней, вдоль обеих стен неширокого коридора шли, сильно раскачиваясь и периодически хватаясь за них, два брата Холодка - студенты специальности "Техника разведки месторождений". Посмотрев в бессмысленные глаза братьев и услышав невнятное приветствие, Григорий предположил высокую вероятность существенного алкогольного опьянения обоих. Когда вся троица скрылась в казарме, дневальный подумал, что, хотя точных формулировок "Устава Караульной и Гарнизонной службы" он не помнил, но по логике вещей, женщин в казарме быть, вроде бы, не должно. Впрочем, предпринимать что-либо было уже поздно.
Продолжая машинально смотреть в журнал, Григорий углубился в размышления о сложностях взаимоотношений военнослужащих и женщин и о путях решения неожиданной проблемы этих взаимоотношений, подброшенной ему жизнью.
От этих раздумий его отвлек вкрадчивый голос начальника курсов подполковника Рогова, прозванного курсантами чудесным именем Бес:
- Дневальный, за тумбочкой читать не разрешается,...плохо Уставы учили?
Григорий, не успевший, конечно, решить вопрос о способе удаления из казармы ангела, вытаращился на подполковника, теперь уже безуспешно пытаясь решить вопрос о возможности предупреждения неизбежного столкновения светлых и темных сил, если Рогов войдет в казарму. Это уже потом опытный Костя Чирвин объяснит, что нужно было открыть дверь казармы и крикнуть что есть мочи: "Батарея смирна-а-а-а!!".
- Ну, ты чудак..., и что, что никого в казарме нет? - отвечал Костя на немой вопрос Григория. - Зато спрятать бы ее успели!
Но это все было потом, а сейчас Рогов с каким-то охотничьим нетерпением спросил:
- Ольшевский здесь?
- Нет,- честно ответил дневальный, - на концерте.
Этот факт подполковник решил проверить лично. Лучше бы он этого не делал.
Появление Беса в казарме в воскресный день было событием необычным и имело свою предысторию.
Утром этого же дня, он, решив культурно провести выходной, отправился в винный отдел гастронома, где увидел мелькнувший среди толпы знакомый силуэт. Полной уверенности, что он принадлежит студенту Ольшевскому, у подполковника не было, так как лицо ему разглядеть не удалось. А вот в содержимом большой сумки сомневаться не приходилось: перед тем, как с трудом водрузить ремень сумки на плечо, предполагаемый Ольшевский запихнул в нее последнюю бутылку пива.
"Так-так, в понедельник я с этим разберусь!" - отметил для себя подполковник и отправился в пельменную. Отстояв очередь, он занял место у окна, посыпал пельмени молотым перцем из граненой стеклянной перечницы, полил уксусом, и уже положил было в рот первый пельмень, как вновь увидел Ольшевского с аппетитом, доедающего свою порцию. При этом одним глазом он косил в сторону подполковника, но явно не испытывал не только ни малейших угрызений совести, но и не проявлял ни малейшего беспокойства. Пока Бес решал, подойти ли ему сейчас же к наглому студенту, тот вновь быстро надел на плечо сумку и вышел.
Мысленно представляя все кары, которые будут обрушены на наглеца, подполковник без прежнего аппетита покончил с пельменями и пошел в кинотеатр, где собирался купить билет на вечерний сеанс. И надо же такому случиться, что Ольшевский и с расписанием фильмов успел ознакомиться раньше подполковника, и когда тот только подходил к афишам, уже быстро удалялся по противоположному тротуару. Терпение Беса лопнуло, и он решил успеть в казарму раньше Ольшевского и что называется взять его с поличным прямо у входа. Но куда там толстенькому подполковнику обогнать напоминающего сохатого Ольшевского, закаленного не одним маршрутом с тяжеленными рюкзаками. Пока Рогов налегке двигался по тротуару, Ольшевский штурмовал холм, на котором располагалась казарма, прямо в лоб, по самому короткому направлению, продираясь сквозь кусты и попадающийся бурелом похожего на лес парка, окружающего военный городок ...
Так что Ольшевского в казарме подполковник, как известно, не застал. Зато застал ангела. Надо сказать, реакция подполковника на ангела сильно отличалась от реакции Григория (хотя стадия некоторого паралича тоже имелась). В этом он убедился, когда Бес с багровым лицом выбежал из казармы и дрожащей рукой принялся на телефоне, стоящем на тумбочке, набирать номер, бормоча что-то заплетающимся языком о милиции. Григорий смотрел на красную подполковничью шею, и откуда-то из глубин книжных знаний пришли почти бессмысленные до этого времени слова: "апоплексический удар". До этого, к счастью, дело не дошло. Возможно, потому что из казармы выскочил абсолютно трезвый один из братьев Холодков и стал кричать на ухо подполковнику: " Не надо звонить, товарищ подполковник, это моя жена... не надо звонить!!" Кричать пришлось несколько раз, пока, наконец, Рогов не швырнул трубку на телефон и не заорал командным голосом, указывая пальцем на противоположный конец коридора:
