Когда она в третий раз пересматривала пленку, на последних кадрах она смеялась в полный голос, так же, как все зрители, собравшиеся на представление двадцать лет назад. В своем письме мне она писала: «Он сказал „Добрый король“. Едва ли он смог бы стать популярным после этих слов. В общем-то, поделом ему, разве нет? Я посмеялась». После этой выходки отправившийся на Луну комик уже не мог вернуться на Землю. Как правильно отметил автор статьи в разделе «Курьезы»: «Такие низкопробные комедии подлежат депортации с нашей планеты». Выступление на сцене в программе «Национальные обычаи — 81» было последним появлением ее отца на сцене и телеэкране. Ссылаясь на случай, когда он упал со сцены, никто уже больше не соглашался на его выступления. Прошло некоторое время, и она перестала пересматривать пленку. Случилось это все до того, как я напился, приехал к ней на радио и, не видя ничего перед собой, врезался в дерево.

10

Судя по хриплому голосу и неспешной манере говорить, человеку, ответившему на мой звонок, было за пятьдесят. Я рассказал ему про письмо, которое получил, и объяснил, откуда узнал номер его телефона. Мужчина попросил меня подъехать, поскольку самому ему было сложно передвигаться. И попросил он меня приехать не куда-нибудь, а в библиотеку для слепых. Вплоть до тех пор я мало того что не был в библиотеке для инвалидов по зрению, но даже ни разу не задумывался о том, что подобные заведения могут где-то существовать. Пока я не пришел в библиотеку и не увидел все собственными глазами, воображение рисовало передо мной картину читального зала, в котором полно людей, сидящих непременно с закрытыми глазами, словно они затерялись в воспоминаниях, все они водят двумя руками над раскрытыми книгами, читая кончиками пальцев выпуклый шрифт Брайля. Не знаю, чем именно, но эта картина меня смущала.

Однако, стоило мне приехать в библиотеку, я понял, что все мои представления были лишь следствием невежества. Четырехэтажное здание находилось рядом с рыночным проулком недалеко от шоссе Олимпиктэро, откуда доносился гул машин. Эта библиотека не была похожа ни на одну из тех, что мне доводилось видеть раньше. Дело в том, что я в некоторой степени не чужд хождению по библиотекам, и, как мне представлялось, эти здания всегда строились только рядом с красивыми ухоженными клумбами. Вероятно, цветы отгораживали библиотеку и ее посетителей от остального мира, чтобы те могли полностью погрузиться в чтение, но в то же время смена времен года в пейзаже за окном должна была вернуть людей, совсем уж углубившихся в мир печатного слова, к реальности. Поэтому я несколько растерялся, увидев здание библиотеки, стоящее практически в одном из рыночных закоулков.

Когда я вошел через стеклянные двери в библиотеку, то сразу справа от себя увидел автомат с минералкой, все надписи на котором были выполнены шрифтом Брайля, а слева в специальном ящике лежала Библия, изданная брайлевской печатью, преподнесенная в дар Корейским библейским обществом. Книги, которыми были забиты полки прямо напротив входа, свидетельствовали о том, что я все-таки находился в библиотеке. Я полистал некоторые из них: «Бесплатные автобусы Сеула для незрячих инвалидов и пожилых людей», «Полезная информация», «Сборник классической музыки для фортепиано» — и убедился, что ни в одной нет ни одной буквы, а все строчки попарно напечатаны шрифтом Брайля. Из комнаты, которая располагалась за автоматом с напитками, доносились звуки работающего печатного пресса, а слева находился офис, и было слышно, как там хихикают две девушки. От одной мысли, что я стою в библиотеке для слепых, я почему-то стал более чувствителен к звукам. И тут же я понял, почему здесь не было необходимости в цветах и клумбах, и что большого открытого пространства эти люди скорее всего испугались бы, потеряв ориентиры.

С первого этажа я позвонил человеку, с которым мы договорились встретиться, и он попросил меня подняться на третий этаж по лестнице слева от входа. На третьем этаже была комната, на дверях которой красовалась вывеска «Звукозапись». Помещение было оснащено аудиооборудованием и напоминало радиостудию. В изолированной от всех кабинке одна девушка-волонтер читала вслух книгу, а за пультом в студии сидела вторая помощница, следившая за ходом записи. Обе были так поглощены работой, что даже не заметили меня, когда я заглянул внутрь комнаты сквозь стеклянную дверь. Первым на меня обратил внимание человек средних лет, державший в руках белую трость и сидевший позади девушки за пультом. Практически так я его себе и представлял. Он повернулся в мою сторону и спросил, не я ли только что звонил с первого этажа. На его голос обернулась девушка и взглянула на меня. Я представился. Мужчина указал на стул рядом с собой и, сказав, что они практически закончили запись, попросил немного подождать. Я сел и стал рассматривать студию из-за плеча девушки.

Я пытался понять, что за книжку они записывали, но слова «Я хотел поблагодарить его, но передумал. Ни к чему это было. Виднелись заснеженные Карпаты. Я вдыхал прохладный воздух» ни о чем мне не говорили. Однако вскоре девушка дошла до следующего отрывка: «Каким человеком был Данте? И что такое „Божественная комедия“? Когда я пытался простыми словами рассказать о „Божественной комедии“, то в какой-то момент у меня появлялось странное, необычное чувство», — и сразу у меня в памяти всплыло имя автора и название произведения. Это была книга Примо Леви «Человек ли это?»^[28]. Отрывок о том, как в концентрационном лагере Примо Леви вспоминал строки «Божественной комедии» и на французском декламировал их своим товарищам.

«Вот, послушайте. Настройте головы и уши. Это поможет разобраться в сегодняшнем дне. Поможет понять ценность человеческой натуры. Никто не рождается, чтобы жить как животное, напротив, мы рождаемся, чтобы следовать догмам добродетели и мудрости. Я сам как будто впервые понимаю это. Резкий сигнал свистка — словно голос Господа. На какое-то время я забыл, кто я и где нахожусь».

Мужчина рядом со мной слушал голос девушки, кивая головой в такт словам. Изредка я слышал, как он вздыхал, или, может, это был стон. Поскольку больше все равно делать было нечего, я стал вслушиваться в то, что читала девушка. А она продолжала рассказ Примо Леви: «Прости меня, Пикколо. Я забыл как минимум четыре строчки». И дальше: «С ним надо говорить. О Средневековье. Надо объяснять такие человечные, такие очевидные, но в то же время неожиданные анахронизмы. А я сам вдруг узнал объяснения тому всеобъемлющему, свидетелями чего мы стали, что, возможно, является нашей судьбой, нашел причину, по которой мы находимся здесь». «А в итоге нас поглотит океан» — это было последнее предложение. Как только запись закончилась, девушка за пультом поблагодарила всех, а мужчина, аккуратно зажав трость под мышкой, зааплодировал. Я тоже, поддавшись импульсу, захлопал вместе с ним.

11

Мужчина сказал мне, что на четвертом этаже у него своя комната, и предложил пройти туда. Он поднялся со стула, развернулся и, протянув вперед свою трость, вышел из звукозаписывающей студии, а я последовал за ним. Девушка за пультом высунулась за дверь и крикнула вдогонку: «Чуть погодя мы снова будем записывать, так что приходите». Не оборачиваясь, он помахал в воздухе левой рукой и ответил: «Хватит на сегодня». Хотя он и сказал про личную комнату, я несколько засомневался в его словах. Но, как оказалось, «комнатой» он назвал кабинет директора библиотеки. Он открыл дверь, щелкнул выключателем слева от входа, зашел в ярко освещенное помещение и сел в широкое кресло, повернутое спиной к зашторенному окну.

— Да вы не стойте, присаживайтесь, — сказал мне директор Ли Ин Ёнг.

Только прочитав табличку с именем, которая стояла на столе, я понял, с кем разговариваю. Я сел на диван, рассчитанный как минимум на троих. И тут же смутился, поскольку диван из искусственной кожи издал громкий характерный звук, словно я не сдержал газы. Я объяснил директору Ли, что пришел по просьбе подруги, которую та изложила в письме, где писала, что будет крайне благодарна, если я свяжусь с Ли Ин Ёнгом и передам ему вложенный в конверт компакт-диск. Я достал из сумки и положил на столик перед собой диск. Некоторое время я рассматривал надпись. Диск, так же как и видеокассету с выступлениями отца, она подписала «Комик, отправившийся на Луну». Неожиданно директор Ли спросил меня: