— А чем вы занимаетесь?

— Пишу, — ответил я.

— Неужели писатель?

— Да.

— Как интересно! В романе, который мы недавно записывали, сказано, что в Африке считается, будто каждый раз, когда умирает старик, становится на одну библиотеку меньше. Я подумал, что в этом есть доля правды. С тех пор как я не могу читать, каждый человек для меня стал точно новой книгой. Потому что, когда глаза ничего не видят, как у меня, человек оказывается ограничен в выборе книг. Я еще ни разу не встречал писателя, а значит, и не читал книгу о них. Такой шанс не часто выпадает, правда? Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Как сейчас? Хватает на жизнь, если работать писателем?

И только теперь я в полной мере осознал, что разговариваю с директором библиотеки для слепых, который и сам инвалид по зрению.

— Ну, это, конечно, убыточное занятие. Я имею в виду издание книг. Последнее время люди лучше воспринимают фильмы.

— А как ваши романы? Их покупают или нет? Может, у вас есть бестселлеры?

Конечно, я встречал людей, которые, едва познакомившись со мной, начинали расспрашивать меня о содержании книг и их названиях, но директор Ли был первым человеком, допрашивавшим меня подобным образом, и я несколько растерялся.

— Не хотелось бы говорить, но продаются они с трудом. Я издал пять книг, и ни одна не стала бестселлером.

— Конечно, это исключительно мое мнение, но для меня и остальных незрячих людей ваши книги все равно что не существуют. Чтобы записать одну аудиокнигу или напечатать книгу шрифтом Брайля, требуется много денег, поэтому перед нами оказываются главным образом бестселлеры или издания, которые могут помочь, поддержать нас, инвалидов, в нашей ситуации. Наверное, вы скажете, что это только для инвалидов так, но мне почему-то кажется, что это верно и для многих обычных людей. Возможно, они даже никогда и не задумывались о том, что где-то вообще есть ваши книжки. Ну, раз вы говорите, что они не продаются.

— Возможно. Но я не считаю, что хороши только те книги, которые хорошо раскупают. Я буду писать, пусть даже всего для одного-единственного читателя.

— А, да я так. Просто высказал свои мысли с точки зрения гносеологии. Поскольку мне никто ваших книг не читал, то я не могу ничего о них знать. Такая вот правда жизни. Я не знаю, какие книги хорошие, а какие плохие. Но сам бы я хотел почитать именно такие книги, как ваши, извините, конечно, но те, которые толком не продаются.

— Вы имеете в виду те книги, которые теперь уже не можете читать, потому что нет денег, чтобы обеспечить вас ими, а не только бестселлерами?

— Конечно. Последнее, что я прочитал, это «Вегетарианство» автора Ли Че Ха^[29]. Тогда я еще учился в докторантуре по специальности «Корейская литература». Когда из-за врожденной катаракты я полностью ослеп на левый глаз, то продолжал каждый день читать книги оставшимся правым. Я выбирал только те книги, которые практически невозможно пересказать, потому что знал, что потом, когда я полностью лишусь зрения и не смогу больше читать, буду вынужден слушать только бестселлеры и полезные советы. К тому времени у меня уже и на правом глазу появилось бельмо и я видел только частично. Пока я читал книги, черное пятно перед моим взором потихоньку разрасталось, и настал день, когда я уже ничего не смог разглядеть. Летом 1981 года, еще до того, как я полностью ослеп, я как-то написал Ли Че Ха письмо, в котором спрашивал, предвидел ли он события двадцать шестого октября^[30], когда писал свои повести. Но поскольку вскоре я окончательно потерял зрение, то так и не смог узнать, пришел ли от него ответ, и если пришел, то что он мне написал. С тех пор из моего мира полностью исчезли книги, которые невозможно пересказать, и книги, которые толком никто не покупает. Поскольку раньше, когда я еще видел, я мог читать разные книги, я знал, как много разных людей живет в этом мире, но теперь я не слишком-то верю, что люди вокруг меня сильно чем-то отличаются друг от друга.

— Неужели на вас так сильно влияет то, что вы читаете только бестселлеры?

— Еще бы! Не так давно я прочитал книгу, естественно напечатанную шрифтом Брайля, которую написал один английский профессор, тоже инвалид по зрению, и из нее я узнал о сочинении Мерло-Понти^[31] «Феноменология восприятия». Автор когда-то читал эту работу и в своей книге говорит, что она помогла ему понять, почему теперь он иногда чувствует себя привидением. Однако я эту книгу Мерло-Понти прочитать не смогу. И поэтому мне никак не узнать, почему я сам иногда ощущаю себя привидением. С точки зрения чтения мы можем стать мыслящими людьми, только прилагая к этому все свои силы и возможности. Это расстраивает меня.

Я ничего не ответил, а только покивал головой, упустив подходящий момент для какой-либо реплики, и мы оба замолчали. Я чувствовал, что наше общение несколько осложняется тем, что директор Ли не видит моего лица, а я, соответственно, не вижу никакой реакции с его стороны на те эмоции, которые я выражаю. Я начал сомневаться, закончился ли наш диалог на этом или нет и стоит ли еще что-то сказать, когда директор Ли произнес:

— Да вы говорите, не стесняйтесь.

— Хм, а как вы узнали, что я хочу что-то сказать?

— Когда глаза не видят, уши слышат. Люди большей частью сильно втягивают воздух, перед тем как что-то сказать. И тогда я понимаю: «А, этот человек собирается говорить». Вы, наверное, уже догадались, что поскольку чтение для нас, слепых, редкое удовольствие, то мы любим поговорить с новыми знакомыми. Хотя, конечно, для нас это просто способ узнать другую точку зрения. Но что-то я разболтался. Говорите, прошу вас.

— Да, конечно. А как вы познакомились с Ан Ми Сон?

— Ну, как вы видели, у нас тут достаточно хорошая звукозаписывающая студия. Открыли мы ее в прошлом году, и тогда через одного нашего инвестора я познакомился с Ми Сон. У нас не было человека, который разбирался бы в звукозаписи, и она нам сильно помогла, — сказал директор.

— Она сейчас в Америке.

— Да, я знаю. Она до самого отъезда каждую неделю работала здесь на добровольных началах.

— Надо же как! Она прислала мне письмо из Америки, и в нем был диск, который она просила передать вам. И мне сразу стало интересно, почему именно меня она попросила об этом.

— Ах-ха-ха-ха. Ну, это… — Директор засмеялся, потом продолжил свой рассказ.

12

Прошло меньше года с тех пор, как директор Ли ослеп, и однажды он шел к шкафу, чтобы переодеться, и сильно ударился правым глазом о дверцу, которую кто-то оставил открытой. В итоге у него лопнуло глазное яблоко, поскольку, вдобавок ко всему, у него было высокое внутриглазное давление и глаз был словно воздушный шарик, туго заполненный водой. Конечно, придерживаясь чистой логики, он не стал впадать в отчаянье из-за того, что теперь в его мире стало совсем темно, хотя раньше он еще мог отличить день от ночи. Да и к счастью, когда рана стала заживать, глаз ему все-таки удалось сохранить. Однако после этого случая он стал испытывать сильную боль каждый раз, когда двигал глазами. Но все, что он мог сделать с этой сильнейшей болью, это выпить обезболивающее, лечь, закрыть глаза, положить сверху на веки влажное полотенце и терпеть свои мучения. Но от таблеток он впадал в полубессознательное состояние и практически был не в состоянии что-либо соображать. Он не отличал реальность от галлюцинаций и в болезненной агонии бормотал обо всем, что сознание случайно проецировало на сетчатку его глаз. Все это очень походило на бред сумасшедшего.

Я спросил у него, на что на самом деле похож подобный бред, и он ответил, что это такие слова, за которые во времена серьезных бедствий в стране можно прославиться так, что перед тобой будут преклоняться, как перед незрячим предсказателем.

— Например, — перебил его я, — как предсказания Нострадамуса?

Пока я произносил это, в моей голове пронеслось множество мыслей.