У него появился огромный дом на берегу озера. Великолепный сад. Живи и радуйся. Соблюдай несложные правила и жди дальнейшего распределения. Тут и начинаются сложности. Правила-то есть, но их исполнение выглядит, мягко говоря, коряво.

Первое, никого уже давно не перемещают. Почему?

Второе, Мир должен быть насыщен любовью. В принципе, так оно и есть, но вот форма, которую обретает здесь это чувство, несколько попахивает насилием. Если бы не принятая в Меди терминология, Алексей не стал бы называть ЭТО любовью. Постеснялся бы.

Третье, казненные самоубийцы оказываются в рядах стражи. Стража – это представители Серебра, то есть дезертиры оказываются на более высоком положении, чем миллиарды обитателей Меди. И где здесь Справедливость?

Далее, самое сложное. Одно дело знать о происходящих нарушениях, а другое выступать против них. Кем бы ни была стража, кому бы ни подчинялись палачи – они власть, они устанавливают правила. И, кроме прочего, их много. А кто он такой? Недавно явившийся из Олова, ни особым умом, ни силой Алексей не отличался, и чем он может помочь этой кучке малознакомых людей?

Есть еще его «переписка» с Оловом, но кто отвечал Волне на запотевшем стекле пока не известно. Сможет ли этот человек подать руку помощи – тем более. Ждан и остальные очень надеются на Алексея, но сможет ли он помочь? И, главное, желает ли? Дурацкая ситуация…

– Что ты хочешь, в конечном счете? – прикоснулся Алексей к Ждану, – Найти Златник, связаться с «Олимпом» и пожаловаться?

– Я хочу Справедливости! Она есть одна из целей существования. Медь должна быть справедливой.

– Но ведь стража сразу узнает, что мы замышляем?

– Скорее всего, да. Но нас не только пять человек. Под руководством Михаила четыре сотни казаков. Этих сил хватит, для восстания…

– Восстание? Бунт? – взвизгнул Макс, – Вы о чем говорите? С ума посходили?

– Да уж… – смахнул пот со лба Волна, – В любом случае, четыреста человек против армии стражи – это ничего!

– Они не смогут нас уничтожить сразу, – спокойно продолжил Ждан, – Произойдет очень сильный выброс энергии, что не останется незамеченным на «Олимпе». Они испугаются: одно дело казнить по одному человеку, а другое сразу несколько сотен. Понятно?

– Типа того… Только… зачем мне в этом участвовать?

– Потому что без тебя во всем этом нет смысла! Никто не может связаться с Оловом, только ты.

– А мне-то это зачем? Мне, вроде, и тут неплохо. Радость там, любовь какая-никакая… Дом.

– А твои друзья? – вскочил на ноги Белый, – А близкие? Родные? Ты хочешь, чтобы они со временем попали сюда? В этот искусственный, насквозь лживый Мир? Где у самоубийц больше прав, чем у праведников? Где самые достойные застревают на века? Или ты хочешь своей матери участи жить с первым встречным, потому что это тут называется «любовь»?

– Эй, эй, не увлекайся! – передернулся от омерзения Волна, – Ужас, что несешь… В таком ракурсе я не смотрел на проблему. Если так, то… пожалуй…

– Бунт? – вопросительно вскинул брови Ждан, растопыривая огромную кисть.

– Бунт! – уверенно подхватил Михаил, опуская свою ладонь в пятерню богатыря.

– Соглафен! – добавил руку Степан.

– Бунт, так бунт! – тяжело вздохнул Волна, присоединяя и свою ладонь.

Макс медлил. Страх огнем полыхал в глазах толстяка. Свободная ладонь Ждана аккуратно приподнялась, несильный замах отвел ее назад… увесистая оплеуха заставила гида склонить голову.

– Бу… бунт, – сбивающимся голосом заявил Макс, укладывая сверху дрожащую пятерню.

– ДО́БРЕ! – удовлетворенно заявил великан, когда руки новоиспеченных бунтовщиков разъединились.

Комната Антипа – образец безвкусицы. Бандитские деньги раскинулись по стенам вульгарной позолотой, встали по углам громоздкими вазами, загудели мощными колонками аудиосистемы. Утреннее солнце, пробиваясь сквозь зеленую ткань портьер, наполняло спальню тусклым светом стоячего болота. Шарики пыли лениво перекатывались по дорогому паркету; порывы ветра, изредка врывающиеся в окно, добрасывали их до мятого шелка простыней.

Рустам расположился в глубине огромного кресла. Обхватил руками колени, закрыл глаза и погрузился, утонул в думах. Лишь иногда передергивались мышцы лица, выдавая присутствие жизни.

Ужасные мысли роились в голове. Случившееся казалось злой шуткой: события нахлынули мощным потоком, и невольно возникли мысли о галлюцинациях, сумасшествии. Рустам готов был кричать, рыдать и сдаваться врачам, только бы отыскать объяснение своим видениям…

Страшно. В первую очередь за себя. За здоровье. За психику. Если произошедшее правда – ужас! Если мозгом овладела болезнь – кошмар! Небогатый выбор, мерзкий, и от этого еще более пугающий.

«Это сказка, мистика, колдовство! В мире много необъяснимого. Так бывает» – оправдывалась фантазия.

«Ты псих, псих, псих!» – вопили остатки здравомыслия.

– Так и будешь молчать? – спросил Антип, убавляя музыку, – Может, пива?

– Нет! – резко выкрикнул Рустам.

– Нет, так нет. Нечего орать…

– Извини… просто… – но слова не подбирались, объяснения не находились.

– Да?

– Я, кажется, схожу с ума…

– А подробней можно?

«Ты псих! Псих! Не рассказывай!» – верещало здравомыслие.

– Антип… мне кажется… кажется, я общаюсь с Волною! – на одном дыхании выдал приятель.

– Что?.. Как?

«Молчи! Молчи! Будет только хуже!»

– Братан, мне страшно…

– Так, – поднялся на ноги Антип, – Давай-ка по порядку. Что случилось?

– Волна… он пишет мне!

Рустам глубоко вздохнул и, собрав остатки сил, начал говорить. Рассказ потек быстро, сбивчиво, но Антип смог узнать о посещении кладбища, когда в свете дня на могиле Алексея вспыхнуло слово: «Привет». Находящиеся рядом люди ничего не замечали – лишь Рустам, затаив дыхание, наблюдал за блеском оловянных символов. Жидкие, будто сотворенные из расплавленного металла, буквы призывали вступить в диалог.

Парень сбежал с кладбища. Укрылся дома, выгоняя из головы глупости. Но любопытство пересилило, и он снова оказался перед могилой.

«Привет» светился неземной амальгамой. Преодолевая ужас, Рустам с хрустом отломил ветку от березки и вонзил ее в пугающие буквы. Слезы текли по щекам, пока рука перемешивала символы с вязкой глиной. Знаки слились воедино. Вещество собралось воронкой, словно в чернильнице, призывая написать в ответ.

Орудуя веткой как пером, Рустам начертил вопрос: «Волна, это ты?».

Отзыв обнаружился на следующий день. Алексей писал, спрашивал, рассказывал. Странный диалог пугал, сильнее раскручивая мысли о сумасшествии, но Волна требовал общения, и Рустам трясущимися руками вырисовывал ответы.

– И о чем болтали? – с трудом сдерживая усмешку, поинтересовался Антип.

– Сначала почти ни о чем. «Это ты? – Да, это я – А это я.» Но последнее… сообщение. Тут совсем… другое.

– И что хочет Леха?

– Хочет, чтобы мы с тобой…

– Со мной? – Анти-поэт вскочил на ноги.

– Да, именно. Хочет, чтобы мы отправились на Украину. В Херсон… Зачем, сказать не может, но это очень поможет ему… там! Все, что надо – зайти в каждую церковь с фото Волны.

– Зачем?..

– Я НЕ ЗНАЮ! – перешел на крик Рустам.

– Тихо, тихо. В Херсон?

– Да. Что мне делать? Может к врачу?..

– Подожди… Первое, что нам нужно…

Антип убежал на кухню. Через несколько секунд в комнату вкатился стол-тележка, позвякивая хрусталем стаканов. В центре возвышалась бутылка водки, покрытая белоснежной испариной, а закуска издавала аппетитный запах солений. Молча, не глядя на приятеля, бандит наполнил стопки до краев.

– Думаешь, стоит? – Рустам с сомнением посмотрел на друга.

– Уверен, что да!

Первая стопка провалилась в полной тишине, и Антип тут же налил по второй.

– Блоху свою не утопишь? – глупо улыбнулся Рустам.