отныне стали ум и сила -

не как судьба распределила.

Собрав Совет, он всем позволил

решать, и стерся груз сословий.

За взятки - казнь, за кражу - годы,

на счет лишенные свободы.

Земля - для всех, у государства.

Ценить с умом свои богатства:

земля твоя, но часть Отчизны,

и не должно быть здесь обидно.

То не понравилось Долине -

увидеть ум в простолюдине!

Им не понравились реформы,

не попадали те в их нормы.

И вот с высот благой Долины -

наук стремления невинны -

поднялся флаг, войны знаменье.

Так, в яро-гневном настроеньи

явился от главы Долины

поборник мыслей справедливых.

"Вы не помощник всем драконам,

но вы - душитель их свободам;

вам не нужны они, но только

всевластье сладостное. Сколько

хотите, юноша, объять вы?

Могу представить, что в занятьи

таком вы стали одержимы.

Так что вам нужно для поживы?

И если маги - не надейтесь!

В Долине ваших нет поместий,

нет, и не будет, так и знайте,

и вы на нас не уповайте:

мы помогать тирану будем

все лишь тогда, когда безумьем

мы будем полностью объяты,

да и тогда, скорее, святы,

нам будут наши положенья!

Каков же ваш устав? Сраженья?

Как, с кем и где войны хотите?

Так, что вам нужно? Говорите!"

Народ невольно ужаснулся,

печально принц лишь улыбнулся.

"Мне жаль, что всё в обманном свете

Долина видит..."

"Нет, ответьте!"

"Ответить? Что? Зачем? И нужно ль?

Когда в совете вашем дружном

давно решили: кто и что я,

я не уверен, что раскроют

мои слова реформ значенье.

Мне ваше ясно настроенье.

Так, передайте вашим магам,

что Каримэна с гордым нравом,

и нападать она не станет,

но отстоим, коль что, свободу!..

И кто из нас творит погоду?

Мы не хотим войны с Долиной -

лишь дружбы, нужной, дальновидной."

"В которой будешь господином

один лишь ты, ты над Долиной!"

"Вы сами так считать хотите

или по списку говорите?

"Я сам со всем во всём согласен,

знай, Амедео, ты опасен!"

"Спасибо вам на добром слове,

я вас задерживать не волен."

И так отец ушел от сына,

боясь признать в нем властелина.

К ребенку ненависть откуда

в душе отца? То сгустков груда,

с рожденья росших - не понятно.

Долина выразилась внятно.

В том хитрость также проявила,

чтоб злость к отцу набрала силу,

чтоб разум чувствами ослабить,

и мысль для русла их направить.

Пускай он злится - тем сильнее

на всех надавит в Каримэне,

тогда никто в укор поставить

не сможет им - Долина явит

великодушие и милость.

Огнем спасительным явилась.

Явилась. Тайно, в глубь проникнув

страны, посланцы-маги блику

подобно прыгали повсюду,

стараясь лишь посеять смуту,

но тщетны были все попытки,

миссионерам шли убытки:

им руководство поручило,

и рвенье в них не поубыло,

но вот драконы не хотели

ненужной яростной метели.

Зачем? Опять война друг с другом?

О, это было б неподспудно,

сейчас, когда реформ начало

одно лишь благо предвещало.

Но почему тогда Долина -

драконов больше половины

служило там - желает яро

низвергнуть новое начало?

Не трудно вывод было сделать:

здесь хочет кто делами ведать.

Кому нужны опоры власти.

Долина бременем напасти

явилась войском ко границам.

"Коль надо - встанем, будем биться!" -

тот разговор припомнив с сыном,

в порыве злом, неизъяснимом,

он, Эдвин Антвелле явился

к главе Долины и просился

он быть начальником над войском,

но тот ответил ему скользко,

что рад он видеть это рвенье,

что видит в том венцов знаменье,

но он решил уж: под началом

его пойдут одни. На самом

деле он боялся,

что как бы Эдвин не старался,

он всё равно ему стремится

помочь. "Мы вместе будем биться!"

Проникнуть внутрь никто не дал им,

но начинать войну недаром

они решили: те посланцы,

что внутрь проникли, там остаться

должны для боя были, только,

почти сподвижников нисколько

они набрали, но поднялись

как только маги показались

у пограничных территорий.

Они должны убрать дозоры

и часть охранных пунктов нужных,

чтоб пропустить своих сподручных.

Но в Каримэне не дремали

и всё попутно подмечали,

общаясь с эльфами, о войске

они всё знали: магов скольких

вела Долина к Каримэне.

На пунктах встречных в каждой смене

драконов больше становилось -

агенты вотще с ними бились.

Глава Долины хмурым взглядом

луга окинул: "Что ж, осада!"

"Но, господин мой, смысл в том есть ли?

Ведь то не крепость, а..."

"Известен

тебе ли, Эдвин, факт, что этот

участок важен. Для ответа

нам нужно захватить драконов

и приступить к переговорам,

и там потребовать."

"А биться?

О, я уверен, он боится,

что мы разрушим его стены.

Но что за взгляд? В том нет измены!"

"О, Эдвин, я на то надеюсь,

иначе я с тобой успею

разделаться, где ты бы ни был!"

"Посол от Каримэны прибыл!"

"Пускай войдет, зови, Арнива."

Посол вошел и неслезливо,

но гордо молвил: "Предлагаем

вам перемирье."

"Мы играем

теперь по-крупному. Мальчишке

там передай: зазнался слишком!

Мы стен волшебных не боимся!"

"О! От того лишь укрепится

стена волшебная. Сильнее

боритесь с ней и тем вернее

направьте силу нам во благо,

так наполняет реку влага."

От нервных яростных конвульсий

едва сдержался Амарусий.

"Угроз фальшивых не боимся,

тирану мы не подчинимся!"

"Ну, что же, это ваше право."

Он удалился к переправе.

За тем внимательно следили,

как путь невидимый открыли,

как беспрепятственно посланец

поднялся в воздух, крыльев танец

унес его в страну драконов.

"Пора увидеть груз укоров, -

так Амарусий молвил магам, -

под справедливым все мы флагом.

Коль не желают покориться

и с правотою согласиться,

тогда пускай же бьются с нами.

И знайте: бьемся мы с врагами!"

И вдоль страны, не тронув моря,

глава Долины их построил.

Прошло два месяца покуда,

уладив все те пересуды,

что появлялись в странах разных -

впустили магов все опасных,

от Каримэны заверенья

как получив - о, не стремленья

их магов мудрых побудили.

Так вот к стенам их подпустили.

Во вторник утром в девять ровно

огонь открыли, дымка словно

исчезла с глаз, узрели стены

они, границы Каримэны.

И как в пучине необъятной,

как в бездне темной, непроглядной,

все токи магии тонули.

И в ткань волшебную вдохнули,

в сплетенья новые движенья

и крепче стали укрепленья.

Но не сдавался Амарусий,

надеясь злостный мир разрушить,

мечтал и рвался, но напрасно!

Так, шесть часов держал он властно

свой сонм волшебников, покуда

не понял: в чем была причуда.

Он изумлен был, пораженный

глава признал, что побежден он.

Но как сумел он с этих токов,

к тому же в краткие столь сроки,

создать, такое, что отлично

от созданного? Непривычно

взирать на то, что раньше было

одним, и так оно служило,

лишь так и вовсе не иначе.