— Даже не пытайся, Егор, бесполезно. Я же тебе сказал, здесь все натуральное. Полгода на кедровых орехах настаивал, восемьдесят пять градусов. А голова при этом ясная, — он принялся по новой наполнять стаканы. — А подарок до утра подождет.

После второго стакана Егору стало настолько хорошо, что он забыл про подарок и начал уплетать за обе щеки.

Через какое-то время он понял, что дядя Матвей уже давно ему о чем-то рассказывает.

Егор прислушался.

— …совершенно распоясался зверюга! — неожиданно закончил свой рассказ дядя Матвей.

— Кто? — недоуменно спросил Кремнев.

Дядя Матвей внимательно на него посмотрел.

— Так ты что, Егор, вообще ничего не слышал?

— Да я как-то отвлекся, — пожал плечами Кремнев. — Ел. Кто распоясался-то?

— Да медведь этот, будь он неладен. Двух лошадей загрыз. То ли разбудил его кто, то ли сам за лето жира на нагулял. Вот и не спится.

— Шатун?

— А то кто же?

— Что же вы его не завалите?

— Хитрый он больно, — покачал головой дядя Матвей. — Да и рисковать лишний раз никто не хочет.

— А ты? — удивился Кремнев. — Да сроду не поверю, чтобы ты какого-то медведя испугался!

— Я все. Мне теперь только белок стрелять.

Дядя Матвей высунул ногу из-под стола, закатал штанину, и Егор увидел протез.

— Понял теперь, почему я этого шатуна до сих пор не отловил?

— Надо же, а я даже не понял, что у тебя протез, — удивился Кремнев. — Подумал, так просто хромаешь.

— Привык уже, — дядя Матвей опустил штанину обратно. — Два года уже. Вот после встречи с таким же осталось. Еще хорошо, что легко отделался. У нас два года назад тоже шатун завелся. Ягод тогда мало выросло и орехов кедровых, вообще год скверный выдался. Так вот тот гад пятерых человек загрыз, пока я до него добрался. И мне на память о себе ногу откусил, — дядя Матвей опять наполнил стаканы. — Ладно, Егор, давай еще по одной и спать. А то ты устал с дороги. А завтра придумаем, чем тебе заняться.

Придумывать ничего не пришлось. Ранним утром стало известно, что ночью шатун снова забрел в деревню. Только на этот раз жертв оказалось больше. Кроме ставших уже привычными лошадей, медведь насмерть задрал их хозяйку, шестидесятилетнюю Варвару Тихонову.

— Эх, жаль я с тобой в тайгу пойти не могу, — сокрушался дядя Матвей, помогая укладывать Егору снаряжение. — Вдвоем с тобой мы бы его быстро прищучили.

— Ничего, дядя Матвей, ты за меня здесь молись, — Кремнев достал из рюкзака нож. — А вот, кстати, и подарок.

Дядя Матвей взвесил нож в руке и придирчиво осмотрел со всех сторон.

— Хороший нож, — одобрительно сказал он. — Я такой в кино видел. Только это, Егор, ты его сейчас лучше с собой возьми. Тебе он там нужнее будет. А когда вернешься, вручишь, как положено. Главное помни всему, чему я тебя учил. И без надобности не геройствуй. Это тебе не со шпионами драться: Медведь самый коварный зверь на свете.

— Да понял я, дядя Матвей, понял.

— Ну а раз понял, тогда с богом.

Он три раза перекрестил Кремнева и вытолкал его за дверь.

«Почти как я Уколова», — подумал Кремнев.

Хотя он прекрасно понимал, что обижаться не на что. Провожать на охоту — дурная примета.

Это было почти трое суток назад.

Кремнев взглянул на часы. Часа через три стемнеет, надо было срочно начинать готовиться к ночлегу.

Первым делом Егор отыскал огромную, вывороченную ветром из земли сосну. Ее корни вместе с налипшими пластами дерна образовывали что-то вроде защитного щита. Теперь надо было как можно быстрее собрать побольше дров.

Первым делом Егор развел огонь на месте ямы. Остальные дрова он разложил полукругом в радиусе трех метров.

Он вспомнил, как дядя Матвей впервые учил его правилам ночевки в зимней тайге.

— Главное, не забудь снять шубу, — наставлял егерь.

— Как же без шубы? — недоумевал тогда Егор.

— Тебя никто и не просит без шубы. Ты в ней не спи. Сними и накройся. И рукава заткнуть не забудь, а то поддувать станет. А если не найдешь, чем заткнуть, выверни внутрь.

— Может, еще и разуться?

— А ты не смейся, — злился дядя Матвей. — В тайге будешь смеяться. Да, ночью валенки лучше сними.

— А это зачем?

— А затем, что, если ноги мерзнуть начнут, ты скорее почувствуешь.

За предыдущие два дня, которые ему пришлось провести под открытым небом при сорокаградусном морозе, Егор успел убедиться, что дядя Матвей знал, о чем говорил.

Кремнев тщательно выгреб угли из ямы и застелил прогревшуюся землю войлоком. После этого он поджег разложенные полукругом дрова. Место для ночлега было готово.

Стемнело мгновенно.

Лежа на теплом войлоке под тяжелой меховой шубой, окруженный потрескивающими дровами, пускающими в небо искры, Егор подумал, что полковник Уколов был абсолютно прав, отправляя его в тайгу. Кремнев чувствовал, что недавние события, не дававшие ему спокойно спать, постепенно уходят в прошлое. Он поплотнее закутался в шубу и закрыл глаза.

Они с Анной сидят в самой глубине уютного парижского кафе. Других посетителей нет. На Анне зеленое платье, волосы убраны назад.

— Здесь очень мило, я никогда здесь не была, — говорит Анна. — Не думала, что у тебя такой хороший вкус.

— Вообще-то здесь обычно полно людей, — отвечает Егор. — Но хозяин кафе мой старый знакомый. Сегодня здесь только ты и я.

— Очень романтично.

— В таком случае, может потанцуем?

Начинает играть музыка, они выходят на площадку, Егор обнимает Анну, и начинается танец.

Анна не смотрит на Егора. Танцуя с ней, он не может избавиться от ощущения, что Анна думает о чем-то другом, или о ком-то. Что она одновременно с ним и где-то еще.

— О чем ты думаешь?

— О том, что все проходит. О том, что обычно мы не говорим нужные слова, когда это необходимо, а потом становится слишком поздно.

— Не очень-то весело.

— Как и вся наша жизнь.

Музыка заканчивается, они возвращаются обратно за столик. Егор разливает вино по бокалам. Анна делает маленький глоток и пристально смотрит на Егора.

— Ведь ты не просто так пригласил меня сюда. Ты хочешь что-то мне сказать?

— Ну, в общем да, — Егор замялся. — Дело в том…

— Что я тебе нравлюсь?

— Да, — выдохнул Егор, — нравишься. Очень нравишься. Но не только это.

— Может, ты в меня влюбился?

Егор почувствовал, как у него потеет лоб.

— Черт, чувствую себя, как малолетний дурак.

В глазах Анны насмешливые огоньки.

— Значит, все-таки влюбился.

— Похоже, так и есть.

Анна отпивает еще один глоток, теперь вместо насмешливости в ее взгляде сквозит грусть.

— Очень хорошо, Егор, что ты это сказал. Я очень ждала этих слов. Ты тоже мне очень нравишься.

— Правда? — приободряется Егор. — А то я боялся, что ты поднимешь меня на смех.

— Над такими вещами не стоит смеяться, — взгляд Анны предельно серьезен. — Жаль только, что у нас с тобой ничего не получится.

— Но почему? Ты же сказала, что я тебе тоже нравлюсь?

— Потому что я умерла, Егор, — спокойно говорит Анна. — Я мертвая. Меня убили. Неужели ты не помнишь?

— Но я думал…

— Было приятно снова с тобой встретиться, — Анна встает из-за стола. — А теперь мне надо идти.

— Но мы еще увидимся?

— Может быть, — пожимает плечами Анна.

Она наклоняется к Егору, целует его, в щеку и тихо шепчет на ухо:

— Ты главное не расслабляйся, Егор. Не расслабляйся ни на минуту. Враг выжидает, когда ты ослабеешь. Он подберется к тебе ночью, когда ты будешь спать. Ты услышишь треск сучьев, но будет поздно. Просыпайся, Егор, пока у тебя еще есть время это сделать. Просыпайся, враг уже рядом.

Кремнев открыл глаза. Разложенные по периметру дрова практически прогорели. Зато было явно ощутимо присутствие кого-то еще.

Егор затаил дыхание и крепче сжал ружье.

Метрах в десяти за спиной хрустнул сучок. Огромные нависшие над ним корни сосны закрывали видимость. Но Кремнев понял, что там медведь. Коварный зверь дождался раннего утра и теперь подкрадывался к ничего не подозревающей жертве.