– Леди и джентльмены, – произнесла стюардесса в микрофон, – у нас есть для вас очень важное сообщение, и необходимо, чтобы вы его внимательно прослушали. Вот этому человеку – мистеру Ронни Пэйну – необходимо вам кое-что сказать.

Динамики на миг умолкли, и наконец дети услышали голос отца:

– Друзья, я не стану отнимать у вас слишком много времени. Я сижу вон там, в семнадцатом ряду, сиденье С. А рядом с этим местом сидит дама моего сердца, мисс Грейс Трумэн. Помаши всем ручкой, милая.

Тут же все в самолете разом повернулись посмотреть, как Камилла подняла руку над рядом сидений и нерешительно помахала рукой остальным пассажирам.

– Так вот, – продолжал отец. – Эта девушка чрезвычайно много для меня значит. Я собирался сделать это сразу по приезде во Флориду, но больше просто не в силах ждать. Грейс Трумэн, ты выйдешь за меня замуж?

На этом мистер Фэнг вернул микрофон стюардессе и прошел к семнадцатому ряду. Анни с Бастером едва не побежали по проходу вслед за ним посмотреть, что будет дальше, но все же остались, вытянув шеи, сидеть в своих креслах.

Отец опустился в проходе на колени перед миссис Фэнг, которой дети видеть не могли, и вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом самолетных двигателей.

Анни с Бастером еле слышно прошептали одно и то же слово: «да».

Тут мистер Фэнг резко поднялся с колен и вскричал:

– Она говорит «да»!

Самолет разразился приветственными криками, несколько мужчин повскакивали с мест, чтобы пожать руку мистеру Фэнгу. Миссис Фэнг тем временем показывала престарелой соседке по ряду свое новенькое кольцо. Хлопки вылетающих из шампанского пробок эхом прокатились по салону, и стюардессы засновали по проходу, держа в руках подносы с бокалами. Из динамиков послышался низкий густой голос пилота:

– Тост за счастливую пару!

Бастеру удалось урвать пару бокалов шампанского, пока никто не видел, и один он вручил сестре.

– Ух ты, спасибо тебе, парень, – сказала Анни.

– Не стоит благодарности, – усмехнулся Бастер.

Они чокнулись и залпом осушили бокалы, от счастья почти не замечая, как обжигает вино горло.

Следующие четыре дня они всей семьей до головокружения нежились на солнце, все еще опьяненные успешным предложением руки и сердца. Они читали пухлые романы и комиксы и ложились спать когда придется. На пляже они по очереди закапывали друг друга в песок по самую шею, а после дразнили «жертву» болтающейся на палочке желейной рыбкой. Они подолгу стояли на берегу, слегка лишь зайдя в воду и наслаждаясь тем, как океанские волны мягко накатывают на ноги, и поедали сахарную вату, немного отдающую соленой морской влагой. И если кто-нибудь сказал бы им, что подобное счастье может испытать любой, в принципе, человек, Фэнги ни за что бы в это не поверили.

На обратном пути в самолете они опять сидели по отдельности и снова под вымышленными именами. И точно так же, как и в прошлый раз, отец тронул за локоток стюардессу, показал ей кольцо, что он купил для своей возлюбленной, и спросил разрешения воспользоваться внутренней связью. И опять стюардесса едва не прослезилась от такой романтичности его просьбы и повела отца в переднюю часть салона.

– Я сижу вон там, в четырнадцатом ряду, место А, – сказал в микрофон мистер Фэнг. – А на соседнем сиденье – моя девушка Грейс Трумэн. Грейс, дорогая, не могла бы ты выйти сюда на минуточку? Пожалуйста!

Миссис Фэнг смущенно замотала головой, однако мистер Фэнг оказался настойчив и звал ее к себе, пока женщина наконец не поднялась с места и не подошла к своему мужу. Едва она приблизилась, он резко опустился на колено, раскрыл лежавшую в его ладони крохотную коробочку и явил всеобщим взорам кольцо. Причем ее же собственное обручальное кольцо – четыре дня на солнце сделали свое дело, заставив исчезнуть на пальце границы загара.

– Грейс Трумэн, – торжественно произнес отец, – готова ли ты сделать меня счастливейшим мужчиной на свете и выйти за меня замуж?

В ожидании ответа матери Анни быстро рисовала картинку, на которой брачная чета шествует по проходу самолета, а восторженные пассажиры горстями подбрасывают в воздух орешки.

– О Ронни, – молвила миссис Фэнг, словно готовая вот-вот расплакаться, – я же просила тебя этого не делать.

Отцу их явно неудобно было так долго стоять на одном колене, однако вставать он пока не собирался.

– Ну же, милая, всего лишь скажи мне «да».

Миссис Фэнг смущенно отвернулась в сторону, однако муж поднял микрофон к самому ее лицу:

– Просто скажи в микрофон «да», чтобы мои мечты наконец стали явью.

Анни с Бастером понятия не имели, что сейчас произойдет, но у обоих шевелилось нехорошее предчувствие, что все это закончится печально.

– Нет, Ронни, – сказала наконец миссис Фэнг. – Я не выйду за тебя замуж.

Несколько пассажиров в салоне испустили громкий вздох. Мама же вернулась на свое место, оставив отца стоять на коленях с обручальным кольцом в руке.

– Что ж, друзья, – пробормотал он через несколько мгновений в микрофон, – простите, что отнял у вас время. Мне казалось, такого просто не может случиться.

На этом отец встал, побрел к своему месту, молча опустился на сиденье рядом с их матерью. Ни один из них даже не взглянул на другого.

Остаток полета в салоне царила настолько напряженная и неуютная атмосфера, что даже возможное крушение самолета казалось не самым худшим избавлением от этой тягостной неловкости.

В машине по пути из аэропорта домой ни один из Фэнгов не проронил ни слова. Понятно, что все это был фейк, загодя срежиссированный ивент, – но им все равно не удавалось отделаться от свербящего в груди страха. Это была для них серьезная проба на профессионализм и художественный талант – и они сами же были сражены подлинностью действа.

Анни с Бастером попытались вообразить мир, в котором их родители так и не поженились, и жизнь развела их порознь, и они больше уже никогда не вернулись друг к другу. Мир, в котором, к ужасу Фэнгов-младших, их просто не существовало.

Бастер примостил голову к сестре на колени, и Анни погладила его по волосам.

Съехав на длинную, вьющуюся по лесу подъездную дорогу к дому, мистер Фэнг наконец привлек к себе жену и тихо произнес:

– Я люблю тебя, Грейс Трумэн.

Мама поцеловала его в щеку, быстро ответив:

– И я люблю тебя, Ронни Пэйн.

Анни склонилась к лицу брата и нежно поцеловала его в лоб:

– Я люблю тебя, Ник Фьюри.

– И я люблю тебя, Клара Боу, – улыбнулся тот.

Но, даже припарковавшись возле дома и выключив зажигание, Фэнги еще какое-то время тихо сидели в машине, так и не отстегнув ремни, позволяя миру спокойно вертеться без малейшего участия с их стороны.

Анни стояла возле игрового автомата «Whack-A-Mole», где надо колотить по поднимающимся кротам, в одной из торговых галерей Лос-Анджелеса и, нервно покусывая ногти, ждала прихода журналиста из «Esquire». Он опаздывал уже на пятнадцать минут, и Анни даже начала надеяться, что, может, он не покажется вообще и она избежит этой неловкости откровений и всеобщего интереса.

Анни кинула в автомат четвертак и взяла в руки молот. Едва пластиковые кроты высовывали головы из нор, она колотила по ним с такой решимостью, что, когда они вновь как ни в чем не бывало показались наружу, восприняла это как личный вызов и принялась молотить пуще прежнего.

Здесь, среди ярких огней, разноцветных вспышек, бегающих лучей и пиликанья игровой электроники, Анни оказалась для того, чтобы по мере возможности продвигать новый фильм «Сестры и любовники», премьера которого состоялась в Каннах и вызвала у зрителей единодушную неприязнь. «Потакающая собственным режиссерским прихотям, наигранная, псевдоинтеллектуальная чушь, маскирующаяся под большое кино» – таков был, пожалуй, самый умеренный отзыв на фильм. Ленту признали откровенной халтурой, и, хотя несколько критиков выделяли работу Анни как единственно правдивую игру во всей картине, толку от ее участия в рекламе «Сестер и любовников» явно не ожидалось.