Якец щурился, поглядывая на все это великолепие, и улыбался. Он был рад, что Мицка стоит у окошка одна. Иванчек, сидя за столом, пожирал ее глазами. Якец слышал, как он предложил ей вина и как Мицка отказалась.

— Погоди, — сказала она. — Чего спешить?

— Ждать и догонять — хуже всего!

Все засмеялись.

Иванчек не стал больше угощать Мицку, и это ее встревожило. Ведь она отказалась только ради приличия, так было принято — ни одна девушка не бралась за стакан по первому слову парня. А ждала угощения она как раз от него. Неужели он обиделся? По его глазам ничего нельзя было заметить. Они были такие же, как прежде. Хотя нет, блестят чуточку по-другому. Ну и пусть! Она пожала плечами. Ей было неприятно, но все же не настолько, чтобы этого не пережить.

На лице ее появилась задумчивость, не укрывшаяся от глаз Якеца. Он уже немного выпил и почувствовал прилив смелости. Наполнив стакан до краев, он поднес его Мицке.

— Пей!

Желая заглушить свое беспокойство и отомстить Иванчеку, она не стала отказываться. Усмехнулась только, — мол, чего доброго, еще опьянею, — и взяла стакан.

— Будем здоровы!

Сделав несколько глотков, она встретилась взглядом с Иванчеком. В глазах его сверкали молнии. Вино попало ей не в то горло, она поперхнулась.

— Бог с тобой! Кто-то, видно, пожалел тебе вина!

— Спасибо! — сказала Мицка и поставила стакан на стол. — Кто знает, Якец, может, сам ты и пожалел? Слишком много я у тебя выпила.

Но Якец так на нее взглянул, что она поспешила поправиться.

— Ах, какой ты чудной! — воскликнула она. — Все понимаешь всерьез. Конечно, не ты, а кто-то другой попрекнул меня этим вином.

Взгляд ее невольно остановился на Иванчеке. Тот понял. Сердито прищурил глаза.

— Как же я могу тебя попрекать? — произнес он медленно. — Моего вина ты не захотела пить.

В голосе его было столько язвительности, что все переглянулись, испугавшись, что праздничное настроение будет испорчено. Слова Иванчека остались без ответа, будто бы он их и не говорил.

Чтобы все обернуть в шутку, один из парней вытянул у Иванчека из кармана большое пряничное сердце с надписью и маленьким зеркальцем, помахал им над головой и спросил:

— Это ты для кого купил?

Раздался смех. На пряничном сердце были написаны четыре строчки, но, когда парень хотел их прочесть, Иванчек выхватил пряник у него из рук.

— Для кого бы ни было, а читать не смей!

— Все-таки для кого? Хочешь, угадаю!

— Та, для кого я покупал, не хочет моего подарка. Отнесу его домой или просто выброшу, — сказал Иванчек, не глядя на Мицку.

Но она поняла, куда он метит. Ей было тяжело, однако она никак это не показала и через силу продолжала смеяться, тем более что веселье возобновилось. Но на душе у Мицки делалось все тяжелее. Ей казалось, будто тяжесть эта разливается по всему телу, чувствовала, что улыбается одними губами и вот-вот расплачется. Отчего? Разве она знала?

Неожиданно она вышла из комнаты. В коридоре стоял старый сундук, рядом было маленькое оконце. Она подошла к нему и сквозь грязное стекло стала смотреть на пожелтевшую листву деревьев. Ее охватила тоска, свинцом налились веки. Что с ней такое? Она не могла разобраться в своих ощущениях. Подошла проходившая мимо девушка, положила ей на плечо руку.

— Что с тобой, Мицка?

Та оглянулась со слезами на глазах.

— Ничего. Просто там душно.

— Тебе нехорошо?

— Нет, ничего. Ты иди! Я сейчас приду.

Девушка ушла. Через несколько минут вышел Иванчек. Он услышал, что девушки перешептываются о Мицке, и не мог усидеть на месте.

Мицка все еще стояла у окна. Слезы тем временем она уже вытерла, но по глазам было видно, что она плакала. Иванчек сразу обо всем догадался и пожалел, что обидел ее.

— Что тебе? — спросила Мицка, пытаясь улыбнуться.

— Ты почему ушла?

— Так. Здесь лучше.

Парень внимательно посмотрел на нее. Мицке ничего не надо было говорить, Иванчек все прочел на ее лице. Оба жалели о размолвке и думали, как бы загладить случившееся.

— Ты кому купил пряничное сердце?

Мицка понимала, что не следует этого спрашивать, но ничего не могла с собой поделать.

— Тебе, — ответил Иванчек. — Конечно, если ты и вправду хочешь его получить.

— Но ты же мне его не предложил.

Иванчек на миг растерялся, потом вытащил пряник из кармана.

— На! — сказал он быстро.

Мицка взяла подарок, прочитала надпись и завернула сердце в белый платочек.

— Спасибо!

Лицо ее совершенно преобразилось, в глазах не осталось и следа печали. Иванчек тоже пришел в себя после минутного смущения и рассмеялся.

— Чего ты смеешься?

— Я думал, ты завела себе другого.

Мицка надула губы.

— Ты вечно думаешь одно плохое.

— Ну, — сказал Иванчек, — если он строит для тебя дом…

Мицка некоторое время молчала. По глазам Иванчека она видела, что сказал он это полушутя, полусерьезно.

— Для меня строит дом?

— Так он говорит.

— Как же я могу запретить ему строить? И чем я виновата, если он так говорит?

— Но ты же ему сказала, что выйдешь за него замуж, если у него будет дом!

Парень смотрел ей прямо в глаза, стараясь понять, можно ли ей верить.

— Так ведь я только пошутила!

Иванчек поверил и успокоился. Мицке эти слова дались нелегко, но она не могла их не сказать. Когда они с Иванчеком присоединились к остальной компании, Мицка не решилась взглянуть Якецу в глаза. Девушка не вернулась на свое место у окошка, а села на скамью среди подруг.

Якец тут же заметил перемену в ее настроении. Хотя он и не умел читать по лицу то, что происходит в душе, подсознательно он чувствовал это. Из платочка Мицки выглядывало пряничное сердце, которое мог подарить ей только Иванчек.

Взглянув на Иванчека, Якец обнаружил, что тот тоже на него смотрит. Он отвел взгляд, потом снова поднял. Иванчек по-прежнему смотрел на него, слегка приоткрыв рот; казалось, он насмехался над Якецем. Якец снова отвел глаза.

Ведь в его кармане тоже лежал медовый пряник, который он так и не решился подарить Мицке! А вдруг она откажется от его подарка? Тогда его поднимут на смех, от стыда сквозь землю провалишься. Лучше уж попробовать на обратном пути. Может, тогда удастся предложить Мицке пряник не на людях, без насмешек и позора.

Он опять поднял глаза. Иванчек все еще на него смотрел. Якец привычно улыбнулся.

— Ты что меня так разглядываешь? — спросил он Иванчека. — Словно покупать собрался.

— А ты разве продаешься? — съязвил Иванчек.

— Ну, нет.

— А я уж подумал, что продаешься, раз ты так спрашиваешь. Слышал я, ты себе дом строишь?

— Строю.

— И жениться собираешься?

— А чего ж, — сказал он так забавно, что все рассмеялись. И сам Якец тоже.

— На Мицке?

На это Якец ничего не ответил. Он понял, что Иванчек хочет над ним посмеяться. Улыбка исчезла с его лица, он посмотрел на Мицку. Та сидела, опустив глаза. Остальные хохотали.

— Не забудь о кровати, Якец!

— Ха-ха-ха-ха!

— И о колыбельке.

— Ха-ха-ха-ха-ха!

Все были уже под хмельком и готовы были смеяться даже без всякого повода. Якец молча схватил свой стакан и осушил его до дна. Он чувствовал дрожь во всем теле, кровь бросилась ему в лицо. Он с трудом сдерживался, чтобы не дать волю ярости.

— Когда же будет свадьба, Якец?

Ответом был общий смех.

— Оставьте его в покое! — сказала Мицка тихо.

Все издевательства Якец пропускал мимо ушей, но эти слова не мог не услышать. Они придали ему столько силы, что он встал, надвинул на глаза шляпу и, не оглядываясь, вышел из комнаты. И дальше — по коридору, по лестнице, прочь отсюда.

Насмешки глубоко ранили Якеца. В нем пробуждались незнакомые ему прежде чувства — досада, злость, жажда мести. Как и другим людям, сейчас ему были доступны и душевная боль, и радость.

Он ненавидел всех людей, кроме Мицки. И хотел отомстить им, построив собственный дом. Если раньше он еще изредка колебался, то теперь его намерение выстроить дом стало твердым, как сталь.