Апрель 1819 ОДА ГРЕЧЕСКОЙ ВАЗЕ I О строгая невеста тишины, Дитя в безвестье канувших времен, Молчунья, на которой старины Красноречивый след запечатлен! О чем по кругу ты ведешь рассказ? То смертных силуэты иль богов? Темпейский дол или Аркадский луг? Откуда этот яростный экстаз? Что за погоня, девственный испуг? Флейт и тимпанов отдаленный зов? II Пускай напевы слышные нежны, Неслышные, они еще нежней; Так не смолкайте, флейты! вы вольны Владеть душой послушливой моей. И песню — ни прервать, ни приглушить; Под сводом охраняющей листвы Ты, юность, будешь вечно молода; Любовник смелый! никогда, увы, Желания тебе не утолить, До губ не дотянуться никогда! III О вечно свежих листьев переплет, Весны непреходящей торжество! Счастливый музыкант не устает, Не старятся мелодии его. Трикрат, трикрат счастливая любовь! Не задохнуться ей и не упасть, Едва оттрепетавшей на лету! Низка пред ней живая наша страсть, Что оставляет воспаленной кровь, Жар в голове и в сердце пустоту. IV Кто этот жрец, чей величавый вид Внушает всем благоговейный страх? К какому алтарю толпа спешит, Ведя телицу в лентах и цветах? Зачем с утра благочестивый люд Покинул этот мирный городок, — Уже не сможет камень рассказать. Пустынных улиц там покой глубок, Века прошли, века еще пройдут, Но никому не воротиться вспять. V Высокий мир! Высокая печаль! Навек смиренный мрамором порыв! Холодная, как вечность, пастораль! Когда и мы, дар жизни расточив, Уйдем, и нашу скорбь и маету Иная сменит скорбь и маета, Тогда, смыкая со звеном звено, Им, будущим, скажи начистоту: «В прекрасном — правда, в правде — красота, Вот все, что знать вам на земле дано». Май 1819 ОДА СОЛОВЬЮ I И в сердце — боль, и в голове — туман, Оцепененье чувств или испуг, Как будто сонный выпил я дурман И в волнах Леты захлебнулся вдруг. Но нет, не зависть низкая во мне — Я слишком счастлив счастием твоим, Вечерних рощ таинственный Орфей! В певучей глубине Ветвей сплетенных и густых теней Ты славишь лето горлом золотым! II Глоток вина — и улечу с тобой! Прохладного вина, в котором вкус Веселья, солнца, зелени живой — И пылкость юных Провансальских муз! О кубок в ожерелье пузырьков, Мерцающий, как южный небосвод! О Иппокрены огненной струя, Что обжигает рот! Один глоток — и мир оставлю я, Исчезну в темноте между стволов. III Исчезну, растворюсь в лесной глуши И позабуду в благодатной мгле Усталость, скорбь, напрасный жар души — Все, что томит живущих на земле, Где пожинает смерть посев людской И даже юным не дает пощады, Где думать значит взоры отравлять Свинцовою тоской, Где красоте — всего лишь миг сиять, Любви, родившись, гибнуть без отрады. IV Прочь, прочь отсюда! Я умчусь с тобой — Не колесницей Вакховой влеком — Но на крылах Поэзии самой, С рассудочностью жалкой незнаком! Уже мы вместе, рядом! Ночь нежна, Покорно все владычице Луне, И звезд лучистые глаза светлы, И веет вышина Прохладным блеском, тающим на дне Тропинок мшистых и зеленой мглы. V Не вижу я, какие льнут цветы К моим ногам и по лицу скользят, Но среди волн душистой темноты Угадываю каждый аромат — Боярышника, яблони лесной, Шуршащих папоротников, орляка, Фиалок, отдохнувших от жары, — И медлящей пока Инфанты майской, розы молодой, Жужжащей кельи летней мошкары. VI Вот здесь впотьмах о смерти я мечтал, С ней, безмятежной, я хотел уснуть, И звал, и нежные слова шептал, Ночным ознобом наполняя грудь. Ужели не блаженство — умереть, Без муки ускользнуть из бытия, Пока над миром льется голос твой… Ты будешь так же петь Свой реквием торжественный, а я — Я стану глиною глухонемой. VII Мне — смерть, тебе — бессмертье суждено! Не поглотили алчные века Твой чистый голос, что звучал равно Для императора и бедняка. Быть может, та же песня в старину Мирить умела Руфь с ее тоской, Привязывая к чуждому жнивью; Будила тишину Волшебных окон, над скалой морской, В забытом, очарованном краю. |
