Как меняют подгузник во время конца света? Какова процедура?

— Что это, Том?

Он резко обернулся. Хотел прикрикнуть на нее. Сказать, чтоб заткнулась. Ударить, выбить эти глупые слова из ее рта. Разбить напомаженные губы, чтобы они больше не смогли ничего произнести.

Она отшатнулась от него, широко распахнув глаза. И тоненьким, жалобным голосом спросила:

— Что это, Том?

Но тут кусты задрожали и раздвинулись ветки.

Их становилось все больше.

Их.

— Шерри, — быстро сказал Том, — садись в машину.

— Что это?

— Лезь в чертову машину!

Он оттолкнул ее, нащупал ручку дверцы и запихнул Бенни внутрь. Некогда ставить детское кресло. Пусть его оштрафуют. Штраф будет счастьем.

— Шерри, залезай!

Она смотрела на него так, будто он произносил какие-то бессмысленные звуки. Вертикальные морщинки возникли между ее нахмуренными бровями.

— Что это? — спросила она.

Человеческие фигуры все шли и шли.

Много фигур.

В большинстве теперь незнакомые. Люди из других частей города.

Шли через дворы и лужайки.

Шли.

Шли.

— Господи, Шерри, лезь скорее в машину!

Она отступила от него, качая головой и почти улыбаясь, как делают люди, когда думают, что вы чего-то не понимаете.

— Шерри! Нет!

Она отступила слишком далеко. На один лишний шаг.

Том попытался ее схватить.

Но ее схватили десять других рук. За руки, за одежду, за волосы.

— Что это, Том? — спросила она еще раз.

А потом — исчезла.

Исчезла.

Охваченный ужасом, борясь с подступающей тошнотой, Том отвернулся и, пошатываясь, побрел к машине. Бросил меч на пол у пассажирского сиденья и сел за руль. Руки снаружи уже потянулись к нему, но он быстро захлопнул дверь. Мертвые пальцы царапали двери, стекло.

Потребовалась вечность, чтобы вставить ключ в замок зажигания, хотя замок находился там же, где и всегда.

Бенни на заднем сиденье все плакал.

Люди снаружи выли невероятно громко.

Он повернул ключ.

Завел машину.

Он разбил фары, помял бампер и оба крыла, пока добрался до конца улицы. Тела разлетались в стороны. Тела перелетали через капот, разбивали лобовое стекло, ударяясь о него локтями, скулами и подбородками.

А потом валялись, как сломанные куклы, в красном свете его задних фар.

Том и Бенни направлялись в Лос-Анджелес.

Они проехали всего восемьдесят миль, когда парень по радио сказал, что город погиб.

Погиб!

Далеко на западе, по ту строну гор, даже с такого расстояния Том видел свечение. Уродливая оранжевая туча взмывала вверх и расползалась по небесам.

Он был слишком далеко, чтобы услышать.

Ядерная волна ударила в горы. Ударила и отскочила высоко в воздух и сотрясла небо над ними.

Но автомобиль заглох.

Исчезла связь на сотовом телефоне, умолкло радио.

Погасли фонари вдоль дороги.

Том вспомнил аббревиатуру. Он где-то читал. ЯЭИ[11]. Но он забыл, как она расшифровывается.

Неважно. Он понял, что произошло.

Город исчез.

Несчастный случай?

Попытка остановить заражение?

Он сидел в машине, глядя в темноту за треснувшим лобовым стеклом, и задавался вопросом, узнает ли он об этом когда-нибудь. Бенни на заднем сиденье молчал. Том обернулся и посмотрел на него. Бенни уснул.

Намучался и уснул.

Или…

Холодная рука пронзила грудь Тома ножом и сдавила его сердце.

Бенни спит?

Спит?

Том повернулся и встал коленками на сиденье. Протянуть руку сюда, в темноту, было труднее, чем все, что ему пришлось сделать прежде. Труднее, чем оставить маму и папу. Труднее, чем резать мечом соседей.

Ведь это был Бенни.

Его младший брат.

Все, что у него осталось. Единственное, что могло удержать его в этом мире.

Нет.

Господи, нет.

Губы Тома шевелились беззвучно. Он боялся произносить слова вслух.

Боялся.

Если Бенни спит, он боялся его разбудить.

Если Бенни не спит, он боялся разбудить… это.

Он тянул руку через миллионы миль темноты.

«Пожалуйста!» — умолял он.

Бога, если Бог его слушал. И если Бог был Богом.

Пожалуйста.

Умолял весь мир, всю эту ночь.

Пожалуйста.

Сколько других голосов произносили это слово, кричали и умоляли? Сколько людей цеплялось за это слово, а их настигала мертвая тишина, тьма и голод? Сколько?

Посчитать было просто.

Все, кого он знал.

Только не он. Не Бенни.

Пожалуйста.

Он коснулся лица Бенни. Щеки брата были прохладными.

Прохладными или холодными?

Он не мог понять.

Он приложил ладонь к груди Бенни. Надеясь почувствовать.

Что-нибудь. Дыхание. Биение сердца.

Он ждал.

А ночь вокруг него, казалось, вопит.

Он ждал.

И на этот раз Том сказал вслух:

— Пожалуйста!

Бенни Имура услышал его голос и проснулся.

И захныкал.

Не завыл.

Захныкал.

Не отнимая руки от дрожащей груди брата, Том прижался лбом к спинке сиденья и заплакал.

Джейк Керр начал писать в 2010 году, 15 лет отработав как музыкальный и радио-журналист и колумнист. Первый опубликованный рассказ «The Old Equations» появился в «Lightspeed» и в конце концов стал финалистом на премии «Небьюла» и Теодора Старджона. Публиковался в «Fireside Magazine», «Escape Pod» и в антологии юмористической фантастики «Unidentified Funny Objects». Выпускник Кеньон-колледжа, специалист по английскому и психологии, Керр учился у Урсулы Ле Гуин и перуанского драматурга Алонсо Алегрия. Живет в Далласе с женой и тремя дочерьми.

Сэмюэл Эспозито избегал смотреть людям в лицо, но деваться было некуда. По приказу капитана обед подавали в строго определенное время, и оказаться в камбузе одному было решительно невозможно. Сэм даже как-то спросил капитана, нельзя ли обедать в каюте, но тот только рявкнул в ответ: «Здесь тебе не отель!» Он пробовал являться чуть раньше или чуть позже, но временные рамки соблюдались неукоснительно. Не успел — останешься голодным. В конце концов он перестал ходить на завтрак, а если получалось, то и на обед или ужин.

Правда, волей-неволей приходилось видеть попутчиков, которые надеялись и верили, что корабль спасет их от смертоносного астероида. Люди, которым Сэм оглашал смертный приговор, когда-то тоже верили. Он старался убедить себя, что никому не причинял зла. Эмиграционная лотерея была организована честно, а Сэм всего лишь сообщал результаты.

Но в глубине души он осознавал, что действует на стороне зла. В его кабинет входили с надеждой, а выходили раздавленными. Невозможно забыть эти разом померкшие, безжизненные лица. Для каждого проигравшего Сэм выступал посланником смерти, и никакие профессиональные качества не могли ничего изменить.

Встреча длилась пятнадцать минут. Согласно инструкции сотрудникам полагалось вести себя профессионально, с разумной долей человечности. Придерживаться фактов. Вовремя предлагать салфетки. Без колебаний нажимать тревожную кнопку, если клиент проявляет агрессию.

«Клиентами» называл их шеф. Войдя, они садились в кресло или принимались расхаживать по кабинету в ожидании вердикта. Сэм никогда никого не одергивал, пусть хоть на голове стоят, если им так спокойнее. Впрочем, о каком покое речь? Варианта всего два — эйфория или отчаяние. Затем Сэм сообщал очередному посетителю, выиграл ли тот в лотерее и будет ли эвакуирован в Европу, Африку или еще куда-нибудь. Да неважно куда, главное, победители получали шанс выжить. А проигравшим предстояло остаться в Северной Америке ждать неминуемого конца. Самолетов и кораблей на всех не хватало.

Сэм заранее проверял на компьютере результаты и знал, кому должен озвучить убийственную весть. Как он ни старался совладать с собой, в тот миг, когда напряженное ожидание и надежда на лице его визави сменялись тотальным отчаянием, у него словно отмирал кусочек души. Даже отвести глаза было нельзя, ведь по долгу службы ему полагалось оказывать дружескую поддержку — хотя какой он друг этим людям?