— Прости, — снова сказал Том.
Их окружали неподвижные куски тел — и тишина.
А потом — нет.
С боковых улиц, из открытых дверей домов появились новые. Их появлялось все больше.
Больше.
Больше.
Мистер Гейнор из крайнего дома на этой улице. Старая миссис Милхон с соседней улицы, в своем неизменном ветхом халате. Дети Канов. Делия и Мари Свенсон. Остальных он не знал. Даже двое полицейских в рваных мундирах.
— Нет, хватит, — сказал Том.
Он уткнулся лицом между шеей и плечиком Бенни. Как будто мог там найти утешение.
Хватит.
Но они все прибывали, и частью сознания Том понимал, что они будут прибывать всегда. Вот как все обстояло теперь. На это намекали в новостях. Улица, где он жил, доказала, что это — правда.
5
Том стал пробивать себе путь.
Он пнул мистера Гейнора в пах. Сила удара согнула того пополам. Мистер Гейнор должен был свалиться на землю, упасть с посиневшим лицом и свернуться в позе зародыша.
Но он не упал.
Гейнор покачнулся и опустился на одно колено. Его лицо не изменило выражения. Вообще. Нисколько. Ни один мускул не дрогнул.
Потом Гейнор грузно поднялся на ноги и снова пошел вперед. Протягивая руки к Бенни.
Том снова ударил его ногой. В то же самое место и сильнее.
На этот раз Гейнор даже не опустился на колено. Он качнулся назад, но восстановил равновесие и снова двинулся к ним.
Том выругался. Обозвал его самыми грязными словами, какие смог вспомнить.
Бенни взвизгивал каждый раз, когда Том бил ногами. Том надеялся, что он не слишком сильно сдавливает брата, вкладывая усилие в пинок.
Он ударил снова, только теперь не в пах, а в бок. Ниже. В колено. Бедренная кость сломалась со звуком удара битой по мячу.
Резко.
На этот раз Гейнор свалился. Не от боли. Молча. Просто упал. Сломанная кость проткнула его хлопковые брюки и торчала, зазубренная и белая. Том наблюдал, как он пытается встать. Сила тяжести тянула его вниз, сломанная кость не давала нащупать опору.
Без боли.
Просто сломанная кость.
Том попятился, развернулся. И побежал. Держа в руках орущего Бенни.
Он пронесся между припаркованными машинами, перепрыгнул через валяющийся на земле велосипед, продрался через узкую щель в бирючинной изгороди и выпрыгнул на тротуар.
Там он увидел двух незнакомых подростков. Они стояли на коленях, зарывшись лицами во что-то склизкое и теплое — от него поднимался пар.
Желудок.
Том не знал, кто это был. Но видел, как подергиваются мертвые руки.
Тут подростки отпрянули от еды, глядя на нее праздно и тупо. Наполовину съеденное тело вздрогнуло. Труп попытался сесть, но этому помешало отсутствие мышц живота. Он перекатился на бок, вываливая из себя кишки, будто мертвых змей. Подростки встали с колен, подняли головы и принюхались.
И обернулись к Тому.
И Бенни.
Бенни все кричал, и кричал, и кричал.
И вот тогда… только тогда очертания проблемы сформировались в сознании Тома. Не причины, не значение, не решение.
Очертания.
Он попятился, развернулся и снова побежал.
Лужайки перед домами были полны медлительных тел. Некоторые растянулись на траве, как сломанные морские звезды, не имея достаточно мышц или сухожилий, чтобы двигаться хоть каким-нибудь способом. Другие шли за ним, неотступно и медленно. Медленно, но неотступно.
Том бежал очень быстро, прижимая брата к себе, грудью чувствуя биение его сердца.
Улица впереди была заполнена людьми, которые раньше жили здесь, в Сансет-холлоу.
Сейчас они все здесь.
Сейчас они все.
6
Потом еще одна фигура вышла из-за изгороди.
Невысокая красивая девушка. В разорванном платье. Испуганные глаза на бледном лице.
— Том?.. — позвала она.
— Шерри, — ответил он.
Шерри Томлинсон училась с ним в школе. Со второго класса и до окончания. Он хотел с ней встречаться, но она всегда вела себя с ним очень сдержанно. Не холодно, просто не проявляла интереса.
Теперь она шла к нему, не обращая внимания на меч, не обращая внимания на кровь. Она протянула руку и коснулась его лица, его груди, его рук, его рта.
— Том? Что это?
— Шерри? С тобой все нормально?
— Что это? — спросила она.
— Не знаю.
Он не знал. То, что сообщали в новостях, звучало неправдоподобно. Все началось в Пенсильвании. Потом люди заболели и в других городах. Везде, где приземлялись самолеты из Филадельфии. Вокруг магистралей 1-95 и 1-76, распространяясь от автобусных терминалов и железнодорожных станций. Журналисты называли числа пострадавших. Сначала — инфицированных, а затем — человеческих жертв. Однозначные цифры. Потом — трехзначные. Когда Том мчался из полицейской академии домой, говорили о районах, с которыми пропала связь. О карантинных зонах. В небе летали вертолеты. Много вертолетов.
Когда он вошел в дом, телевизор работал. Андерсон Купер кричал — даже орал — о бомбежке Филадельфии, Питсбурга, Балтимора. И других городов.
Въезд в Лондон собирались закрыть.
Лос-Анджелес горел.
Горел.
Вот тогда он перестал смотреть телевизор. Тогда все перестали. Именно тогда папа пришел с заднего двора с укусами на шее.
И все развалилось.
Весь смысл. Все значение.
Все ответы.
— Что это? — спросила Шерри.
Том мог только покачать головой.
— Что это?
Он посмотрел на нее внимательно. Искал раны. Укусы.
— Что это? — повторила она. И снова: — Что это?
И Том понял, что этот вопрос — все, что у нее осталось. Она не ждала ответа. Ответ ей был не нужен. Она была как машина, оставленная на холостом ходу. Органическое записывающее устройство, проигрывающее одно и то же.
— Что это? Что это?
Изредка она вставляла его имя:
— Что это, Том?
Иногда в голосе прорывались истерических нотки — но сразу же слабели и отступали.
Каждый раз интонацией, ударением она выделяла разные слова — «что», «это», «Том» — как будто механизм в ее голове давал осечку.
Повторяя снова и снова. Как литанию[10] апокалиптической службы без церкви.
Это напомнило Тому слова старой песни.
«Какая частота, Кеннет?»
Группа «R.E.M.» Из альбома под названием «Монстр».
Трагическая ирония.
«Какая частота, Кеннет?»
Песня рассказывала о реальном случае, когда двое неизвестных напали на журналиста Дэна Разера. Отец Тома смотрел его передачи. А старший брат отца, Сэм, знал его лично. Нападавшие избивали журналиста, повторяя: «Какая частота, Кеннет?»
Только послание Шерри было проще.
— Что это?
Том не знал, как «это» назвать. Не находил подходящих слов.
Слово «инфекция» ничего не объясняло, все было намного хуже.
В телевизоре говорили: «пандемия». Слово звучало довольно точно, несмотря на то, что оно предполагало. Слово казалось слишком большим для этого мира. Для мира полицейской академии, для сонного мирка Сансет-холлоу
— Что это, Том?
Парень на канале «Фокс» сказал: «конец света». Словно библейский пророк. Сказал — и ушел, оставив на экране пустую картинку.
Конец света.
Том не мог сказать Шерри, что это конец света. Это был конец дня.
Сегодняшнего. А может быть, это конец еще очень многого.
Но — конец? На самом деле — конец?
Том не хотел об этом думать. Даже теперь.
Он двинулся дальше, шагая быстрее, в надежде, что она за ним не пойдет.
Но Шерри пошла. Она переставляла ноги механически, как ножницы, режущие бумагу. Чоп-чоп.
— Что это, Том?
Она вроде определилась. Всегда добавлять его имя. Словно вцепилась в него. Наверное, думала, что он знает, куда идет.
— Я не знаю, — ответил он.
Но было ясно: Шерри его не услышала. А может быть, не могла услышать.
Бенни все крутился, потом Том ощутил бедром тепло. Влажное тепло. Подгузник протекал.
Черт.
Всего лишь моча, и все же.
