Получатель посылки отступил на шаг, нелепо взмахнул руками, его лицо обиженно сморщилось. Потом он полез под матрас, изредка недобро зыркая в мою сторону.
– Две монеты! – сварливо взвизгнул он. – Больше не дам! И передай Олуху, что дрова заказывать больше не надо, зиму перебедуем.
Я повернулся на бок и уставился на тусклый огонек лампы на столе у выхода. Дома я любил перед сном мечтать и строить планы. А здесь стараюсь вообще думать поменьше, разве что перебираю, как четки, события недавних дней. Где уж тут мечтать, когда сосед напротив храпит, будто конь испуганный, сверху ворочаются два скандалиста, не прекращающие свои потасовки даже во сне, напротив заходится кашлем бывший каторжник Дикстрикс (или все-таки Викстрикс?)… Я бы может и помечтал, но одушевленная, перхающая, постанывающая и похрюкивающая темнота «Счастливого завтра» быстро возвращает меня к реальности. Вот например сегодня… Или уже вчера, пожалуй? Полночь-то давно позади…
Мне повезло. Чарли отправил почти всех обитателей работного дома на чистку большого слива канализации, а меня и еще двух парней – на доставку писем и посылок. Всего-то и дел – растащить гору конвертов и пакетов по разным адресам в Сердце Мира… Наверное у этого Чарли на меня какие-то виды – за эти две недели мне еще ни разу не досталась по-настоящему грязная и противная работа. В конвертах были приглашения на прием, а в свертках – маленькие сувениры, которые хозяин рассылал некоторым из своих гостей в преддверии важного события. Я уже третий раз вот так бегал по городу, так что порядок этот знал. Только одно из приглашений поставило меня в тупик. Предназначалось оно человеку, который жил за Микстурой – это такая река в северной части Сердца мира, за которой испокон веков селились разные отбросы общества. Во всяком случае, никаких особняков, вилл и прочих поместий в тех краях не водилось, а поскольку приглашения рассылал Дублон Свидла, известный богатый бездельник, то это было еще более удивительно. В прошлый раз я носил письма магистра Додо (вообще-то это прозвище, но настоящего имени университетского преподавателя я не знаю), и среди адресатов там хватало странных личностей, живущих в самых что ни на есть неблагополучных кварталах, но Дублон… Мне стало так любопытно, что я даже сам взялся отнести письмо за Микстуру, хоть и далеко это, на другой конец города надо было идти. Впрочем, я не пожалел…
Олух Шутер вдруг заворочался и прошептал:
– Эй, Рыжий! Ты спишь?
Отвечать не хотелось. Я и не стал. Пробормотал нечленораздельное и натянул на голову тощее одеяло. Шутер вздохнул, отвернулся и затих. Не хотелось мне с ним сегодня разговаривать. Опять окажется, что надо кому-то что-то отнести, а я набегался за день так, что мысль о пешей прогулке не вызывала у меня решительно никакого энтузиазма. Кроме того, завтра надо сходить в банк…
По карте выходило, что мне лучше всего было дойти до Первой Торговой, а оттуда Жучьим рукавом идти на север, потом свернуть, пройти вдоль Микстуры до мостика и я окажусь практически на месте, там можно будет спросить. Раньше я не видел эту городскую речку, зато теперь знаю, почему она называется Микстура. Очень похожей по цвету и запаху жидкостью наш толстый каторжник лечится от кашля. Когда у него есть деньги, конечно. Вонючего мутно-желтого флакона ему в прошлый раз хватило дня на три. А еще у нас есть модник один. Он постоянно прихорашивается, по вечерам сидит с иголкой и ниткой – штопает свой бархатный костюм или перешивает какие-то старые тряпки в особо модные. Так вот он на прошлой неделе ходил лечить зубы. И зубной доктор сказал ему, что у него во рту завелись черви, которых нужно травить особой смесью, приготовленной из собачьей мочи. Наверное, врачи свои микстуры наливают из этой самой речки. Я проскочил мостик побыстрее, но все-таки оглянулся в поисках докторов с банками и ведрами, которые пришли сюда пополнить запасы лекарств. И еще мимоходом подумал, что может набрать водички из Микстуры и подарить ее Дикстриксу, все-таки он в прошлый раз и правда меньше кашлял…
Дом адресата я нашел сразу же. Среди маленьких завалюшек он выделялся, как верблюд среди овечек. Эта большая уродливая постройка, наверное, задумывалась как храм или что-то в этом роде. «Везет мне на людей, живущих в общественных местах», – усмехнулся я про себя, входя в помещение сквозь выломанную в незапамятные времена дверь. Вошел и остановился. Стало не по себе. Снаружи у здания были большие окна, а изнутри оказалось, что они закрашены, поэтому в зале было очень темно. Во всяком случае, мне после улицы показалось, что там совершенный непроглядный мрак.
– Эй! – осторожно позвал я в темноту. Сначала отозвалось гулкое эхо, потом где-то вдалеке зашевелились и послышались шаги. По дороге я много раз пытался представить, кто именно тот человек, которому отправил приглашение бездельник и транжира Дублон. Экзотический философ-иностранец? Колдун со странностями, прячущийся от властей? Чудящий аристократ? Ни один из вариантов не попал в цель – во-первых, это оказалась девушка. Никогда бы не подумал, что девушку могут звать Свир Дундук. Во всяком случае, именно это имя было на конверте… Девушка была красивая. В полумраке, правда, к которому я попривык. На вид ей было лет двадцать. Она приняла конверт, вскрыла его, пробежалась глазами по приглашению и усмехнулась. Точнее, хихикнула. И повернулась уходить куда-то вглубь своего странного жилища. Любопытство просто грызло меня изнутри голодной собакой, так что я не выдержал и спросил:
– Скажите, а за какие заслуги Дублон пригласил вас на свой прием? Простите мое любопытство… Я извиняюсь, но вы же никак не можете быть аристократкой, все его гости живут в южной части города… Простите, еще раз…
Девушка усмехнулась. На этот раз именно усмехнулась – цинично, по-взрослому.
– Он проспорил, – сообщила она. – И теперь вынужден провести со мной весь свой прием.
– Этот хлыщ умеет держать слово? – удивился я. Молва утверждала, что это самый ненадежный человек во всем Сердце Мира, что его словам нельзя верить ни в коем случае, а услуги оказывать, только если его деньги уже звенят в твоем кошельке.
– Нет, – ответила девушка серьезно. – Не умеет. Поэтому мне пришлось подстраховаться, и у него теперь нет выбора.
Она снова отвернулась и канула в темноту, а я не решился последовать за ней, хотя вопросов у меня на языке крутилось великое множество. Что был за спор? Что значит – подстраховаться? Почему выбора нет?
По дороге домой я завернул в «Пыльные страницы» повидать старого Креда. И рассказал ему про храм, про девушку и про приглашение. Сам не заметил, как рассказал, если честно. Очень уж хорошо Кред умеет слушать. Впрочем, ругать себя тут не за что, не особенно-то я хотел этот случай скрыть. Собирался даже товарищам по почтовым работам рассказать, наверняка ведь спросят. Хорошо только, что Кред попался все-таки раньше… Когда я вошел, он сидел за столом, беззвучно шевеля губами. Мне всегда нравилось смотреть, как другие читают. Сам я читать умею и даже люблю, но больше все-таки люблю смотреть, как кто-то водит пальцем по строчкам, перелистывает страницы и гримасничает, как бы споря с автором.
– А, это ты, сынок, – старый букинист оторвался от чтения и сдвинул на лоб очки. – Я как раз о тебе вспоминал только что. Вот, послушай, – Кред снова вернул очки на глаза и начал читать вслух.