– Тебе нужна работа, – кивнул он. – Хорошая работа и жилье.

– Я пока не думал об этом.

– О работе думать никогда не рано.

– Вы правы.

– Чем раньше ты определишься, тем быстрее устроишься, так?

Вот так я и попал в «Счастливое завтра». Дома мне никто не рассказал, что такое работный дом. Я не подозреваю своих родственников в злом умысле, скорее всего, они просто не знали. Зато теперь я знаю, и жизнь моя, получается, расписана на многие годы вперед.

Во всем надо искать хорошее… Я смотрел на ползущего надо мной по потолку толстого деловитого паука. Меня могли убить, ограбить и посадить в тюрьму. А здесь я должен всего лишь работать на благо города. Или вернее будет сказать – на благо Леденца. Самого Леденца я никогда не видел, от его имени всегда говорит клетчатый Чарли. «Счастливое завтра» – всего лишь один из принадлежащих Леденцу работных домов. А всего их, говорят, больше десяти. Правда, не все здесь, в Сердце Мира…

На соседних нарах зашелся в кашле толстяк, опять вернув меня к реальности. Он тоже представлялся, но я тоже не запомнил имени. Дикстрикс? Виксрикс? Он рассказывал, что кашель свой заработал на каторге, рудная пыль и все такое. А я тогда слушал его и никак не мог понять, почему же он такой толстый? Все каторжники, которых я до этого видел, не сильно отличались от скелетов. Подумал это и про себя усмехнулся – а много ли я видел каторжников? Рубиновый Гро жил в хижине на окраине Озерного двора. Детьми мы думали, что он колдун. Седой, тощий, а глаза пронзительные и страшные. И еще был тот, другой. Он постучался в нашу дверь, а мама его впустила. Он был грязный, тощий, оборванный, а на руках широченные железные браслеты с обрывками цепей. Мы с сестрой спрятались под кроватью и боялись даже дышать. А мама деловито собрала ему узелок со снедью, и он ушел.

– Зачем ты впустила его, мама? – спросила тогда сестра. – Он же мог нас убить!

– Молчи, Галла! – прикрикнула мать. – Оба молчите. Ничего не было, вы ничего не видели…

А потом она еще шепотом добавила, что когда-нибудь добрый человек поможет и Райлу, попавшему в беду. Райл – это я. Только в Сердце Мира Райлом меня никто не называет, кроме Чарли. Остальные зовут просто Рыжий.

Странно получается. Когда стараешься о чем-то не думать, это «что-то» настойчиво лезет в голову. Вот с чего, спрашивается, я сегодня принялся вспоминать себя в тот день, когда я вошел в городские ворота? Никакого удовольствия ведь не получаю, просто каждый раз к моей кретинской сущности добавляется еще одна черточка. Нет бы вспомнить что-нибудь приятное… Ну или по крайней мере тратить время на что-то более полезное мне сейчас. Тридцать векселей. Закон. По типовому контракту с работным домом, если я предъявлю тридцать векселей, то мне можно будет уволиться, заплатив небольшой штраф. А не отрабатывать контракт до конца. А конец контракта – через десять лет. Чарли тогда еще сказал:

– Подписывай, парень, это все фикция, просто типовая бумажка! Уйти можно будет в любой момент, как только найдешь что-то получше.

А я был настолько глуп, чтобы поверить ему… Уже потом, в «Счастливом завтра», Рохля Бум поправил на носу очки и сообщил мне, что:

– Молодой человек, вы подписали контракт и теперь обязаны выполнить условия договора. В противном случае вы отправитесь в тюрьму, потому что денег на уплату неустойки за обманутые ожидания у вас не будет!

– А сколько эта неустойка?

– Столько, сколько стоит твое содержание и питание за все десять лет, оговоренные в контракте. Только не говори мне, сынок, что тебя обманули. Знаю я вас, прохвостов. Каждый такой вот приходит и думает, что поживет тут у нас на казенных харчах, а потом вильнет хвостом, когда захочет. Не выйдет! Твои документы будут храниться в надежном месте, а без документов ты в этом городе никто, понял, рыжая морда?!

Рохля Бум – адвокат. Никогда не знаешь, в какой момент он перейдет с елейно-вежливой речи на визгливые вопли. У него даже лицо становится каким-то другим, и он начинает размахивать руками. На последней фразе он поднялся из-за стола и угрожающе потряс кулаком у меня перед лицом. Потом снова сел и продолжил уже нормальным голосом:

– А теперь, молодой человек, покиньте мой кабинет и отправляйтесь к себе. Мало мне без вас, бездельников, дел…

Надо же, опять я об этом думаю…

Я так и не понял, что меня разбудило. А, проснувшись, обрадовался. Ночь – хорошее время, пусть и шумное очень. Соседи мне достались – врагу не пожелаешь. Хотя зря я так… Вот к примеру Шутер. Сегодня я ходил по его поручению.

– Вот, держи, – прошипел он, впихнув мне в руку что-то, завернутое в промасленную бумагу не больше яблока размером, только плоское. – Помнишь, куда отнести?

Я кивнул и вышел на улицу. Прошел до Бранного рукава, и тут мне в голову мысль стукнула – шапка же! Еще не хватало, чтобы какая-нибудь любопытная бабка рассказала оку закона, что в дом под кошкой приходил какой-то рыжий. Фараон же наверняка знает, что хозяин дома связан с Шутером. Придут они в «Счастливое завтра», а там – вот он я. Не отмоешься потом. Я полез в сумку за шапкой.

С верхних нар посыпалась труха. Прямо мне на лицо.

– Ты чего руками размахался, урод? – сипло прошептал кто-то, потом послышался звук плюхи и сдавленный вскрик. Я вздохнул. Мне повезло, что я сплю не наверху, хотя в нижних нарах тоже есть свои неудобства. Я осторожно, стараясь не потревожить спящего рядом Шутера, стал стряхивать мусор с лица.

Дом под кошкой я нашел далеко не сразу. Все-таки город я пока плохо знаю, а Бранный рукав завел меня в какие-то совсем уж кривые проулки, по которым я и блуждал почти до темноты, пока не увидел ржавую кошку на трех цепях (четвертая болталась оторванной).

– Кого там принесло, – голос был противным и визгливым. И хозяин был похож на свой голос – тощий, похожий на марионетку с несмазанными суставами. Я тогда еще шел за ним и прислушивался, не скрипит ли он на ходу. Он очень долго не хотел меня впускать, выспрашивал через цепочку, кто мои родители. Я рассказал. И три раза повторил в процессе условные слова, что пришел, мол, по объявлению о найме поводыря. После третьего раза он таки скинул цепочку, и я вошел. Наверное когда-то в этом доме был кабак. Во всяком случае, помещение, через которое мы прошли в начале, было похоже на кабачный зал – большое, пыльное, в углу камин, заросший паутиной, а у задней стены явно когда-то была стойка. Пока ее не превратили в кучу бессмысленных обломков и не украсили сверху парой сломанных стульев. Хозяин провел меня к лестнице, такой же скрипучей, как и он сам, мы поднялись наверх и вошли в маленькую клетушку, похоже, единственное жилое помещение во всем этом здании. Тут была кровать, стол, стул, на стене висел гобелен с выцветшим оленем, а посреди комнаты на полу мерцала углями тяжелая жаровня на ножках. И пахло еще так… Незнакомо как-то. Будто траву кто-то жег…

– Давай сюда! – человек-марионетка резко приблизился ко мне, но я отстранился.

– Мама говорила мне, что вежливые люди никогда не начинают сразу разговор о делах, – быстро проговорил я заготовленную фразу. Если честно, мне было очень страшно. Вокруг трущобы, а я нахожусь в одной комнате с каким-то тощим безумцем. Кто знает, что он там под своим траченным молью халатом прячет? Но бросать посылку и бежать тоже не хотелось. Я же не пацан какой уже…