На математике Люба села с Верой и, разложив на парте все необходимые принадлежности, поманила рукой сидящую на соседнем ряду Надю.

— Ну что, сейчас у Максима спросим, или на истории? — спросила она, выискивая в гомонящей толпе одноклассников отличника.

— Про что, про отпечаток в часов…

— Тс-с-с! Да.

— А чего шептать-то? Все равно нас никто не слушает, у всех свои проблемы, а если кто и услышит, то все равно не поймет, про что мы, — заметила Вера, присаживаясь на парту.

— А как будем спрашивать? — поинтересовалась Надя. — Нужно сформулировать вопрос.

Но тут зазвенел звонок, в класс вошла училка по кличке Терезка, и Надя поспешно убралась на свою парту. Терезка начала объяснять новую тему, но Надя быстро поняла, что тема скучная и непонятная, и стала наблюдать за подругами. Вера и Люба тоже не обращали на учительницу никакого внимания, они о чем-то увлечённо спорили. Однако вскоре они успокоились, а ещё через минуту Наде на стол пришла крохотная записка. Девочка с сожалением подумала, что придется вырывать лист из своей тетради, так как на этом клочке бумаги ответ не поместится. И почему они не захотели воспользоваться тетрадкой для переписки? Но, прочтя записку, она поняла, что ответа не потребуется. Там было всего два слова: «На истории». Возражения явно не принимались.

*

Всласть помусолив в тетради встречу Любы и Вовы, все одноклассницы, которые были в курсе её любовных дел, успокоились, а сама Люба с трудом дождалась перемены, чтобы спокойно обсудить поведение возлюбленного с теми, кому доверяла больше всего: с Верой и Надей.

Подруги вышли из кабинета и заперлись в туалете. Люба печально уселась на свой портфель и вздохнула.

— Послушай, — первая прервала молчание Вера. — Я, конечно, понимаю, что тебе необходимо с кем-то поделиться своими переживаниями, но скажи честно, почему ты рассказываешь обо всём всему классу? Ну, сама подумай: из семнадцати девчонок нашего класса двенадцать, не считая тебя, знают про каждого твоего нового парня во всех подробностях! Неужели тебя это не смущает?

— Ну, не знаю… Так как-то само получается. Случайно. Да и они сами спрашивают…

— Потому, что привыкли, что у тебя каждую неделю новая любовь! Может, пора остановиться, ты так не считаешь?

— Ну, во-первых, не каждую неделю, — возмутилась Люба. — Взять хотя бы того, который был перед Вовочкой — целых два месяца! Да и сам Вова уже месяц…

— Это метафора, смысл-то один и тот же — ты слишком часто влюбляешься и слишком многим об этом рассказываешь! — слегка раздраженно прервала её подруга.

— Может быть, но что я могу с собой поделать? — Люба снова вздохнула. — Ну да ладно. Мне сейчас хочется просто все спокойно с вами обсудить. В тетради ведь всего не расскажешь… В общем, мне не совсем понравилось как он, или, точнее, его друзья на меня смотрели.

— А в чём дело? — поинтересовалась доселе молчавшая Надя, с непонятным упорством отколупывая от стены белую плитку.

— Ну, как вам сказать, — последовал очередной вздох. — Насмешливо, что ли. А Вова очень прислушивается к мнению друзей. Сначала он мне улыбнулся, а потом увидел рожи своих приятелей, и тоже стал смотреть на меня… как бы свысока. И говорил как-то неохотно… Я тогда была очень рада что его увидела и не обратила внимания, а теперь…

— Ну, зато теперь ты сможешь сделать несколько выводов: во-первых, ты ему нравишься, но он тебя не любит. Во-вторых, чтобы завоевать его любовь, ты должна будешь понравиться всем его приятелям, или хотя бы большинству. В-третьих, из второго пункта ты можешь понять, что ты для него значишь намного меньше, чем друзья. И, наконец, в-четвертых, третий пункт должен заставить тебя понять, что твой Вовочка — ничего не стоящая эгоистичная свинья, и что самый выгодный для тебя вариант — послать его куда подальше, — закончив свою длинную триаду, Вера села на батарею и, закинув ногу на ногу, выжидательно уставилась на подругу, ожидая ответа.

Люба же беспомощно глянула сначала на Надю, потом на её портфель, потом в окно, потом на бочок унитаза, словно ожидая от них помощи. Наконец она посмотрела на Веру и тихо сказала:

— Не могу.

— Но почему?! — подпрыгнули от удивления обе девочки, которые привыкли, что Люба никогда не расстраивается из-за парней, да и вообще, она сама бросала их чаще, чем они её.

— Я люблю его, — еще тише сказала девочка, глядя в пол. — Наверное, первый раз в жизни по-настоящему люблю. Очень сильно.

Вдруг раздался стук в дверь:

— Эй, вы там чего, заснули, что ли? Там никто никого в унитазе не топит?

Никто из девчонок не отреагировал.

— Ладно, — наконец произнесла Люба.

Стук повторился.

— Ну, чего, не видно, что занято, что ли?! — не выдержала Вера. — Уже утопили, осталось только разрезать труп на кусочки и смыть в унитазе, идите пока отсюда! Туалетов в школе мало?

— Да ладно, пошли, нам все равно уже пора, звонок через минуту. Скажут оценки за контрольную, которую мы писали ещё в прошлой четверти, а оценки пойдут в эту, так что лучше не опаздывать, — заметила Надя. Подруги встали, надели портфели и вышли из туалета, за дверями которого выстроилась длинная очередь.

*

В кабинет русского языка № 339 вошли со звонком. Учителя ещё не было, но на партах уже лежали тетради с проверенными контрольными. Класс шумно обсуждал свои оценки.

— Тебе что? — подскочила к Любе, которая на этот раз села с Надей, довольная Вера.

— Семь, — призналась подруга.

— А мне шесть, — заявила Надя. — Три ошибки в тексте. А у тебя что не так? — она пихнула подругу локтём в бок, призывая подвинуться и показать тетрадь.

— Да вот, запятую забыла поставить, и ещё в будущем времени от глагола «любить» написала «выйти замуж», — Люба выглядела довольно смущённой.

Девчонки прыснули.

— Ну даёшь! О чём только думала? — поинтересовалась Вера.

— Сама не знаю. Кстати, а тебе что? А то такая довольная ходишь!

— Восемь, — гордо ответила подруга. — Перепутала буквы «р» и «л» в слове «отворите». Там предложение было: «Братцы, отворите!». Ну, а вышло: «Братцы, отвалите»…

Тут в класс вошел учитель русского языка и одновременно классный руководитель 7 «А» Кутас Сергей Владимирович по кличке Кутасёнок[3].

— По местам! — скомандовал он. — Люба, Лакизо, опять в джинсах пришли!

— Сам ты Кутас! А я — Олечка!

— А ты мне не хами! Ну, садитесь, садитесь!

Пару человек послушались и сели за свои парты, остальные продолжали громогласно высказывать недовольство своими оценками.

Кутасёнок попытался призвать класс к тишине. С третьей попытки ему это удалось, и он начал говорить:

— Перед тем как мы начнём наш урок…

— Который через двадцать минут заканчивается, — хмыкнул кто-то с задней парты.

— … я должен сделать объявление, — как ни в чем ни бывало продолжил привычный к подобным комментариям учитель. — Директор оповестил всех классных руководителей, что они обязаны каждый месяц водить вверенные им классы в театр, музей, на выставку, в общем, «обогащать вашу культурную программу». Поэтому я сообщаю, что на этой или на следующей неделе, ну, в крайнем случае, не позже чем через месяц, мы всем классом пойдем на художественную выставку! И никаких отговорок! — Кутас произнес это железным голосом, но по выражению его лица было видно, что он с превеликим удовольствием остался бы дома на диване перед телевизором пить горячий чай с булочками, вместо того, что бы тащить куда-то кучку оболтусов по высочайшему директорскому повелению.

Со стороны парт послышалось ворчание:

— Да на кой нам эта выставка?!

— Что мне, делать больше нечего?

— Офигели они там вообще! Каждый месяц куда-то таскаться!..

«Да уж, наш класс не горит желанием приобщаться к культурной жизни», — подумала Надя и поделилась своими мыслями с Любой. Та в ответ так посмотрела на соседку по парте, словно это она была во всём виновата.