Упросил Борисова остаться, уломал Бушуев. Ему нужен был организатор и вдохновитель тех преобразований, которые он замышлял. Ему нужен был человек дела, не трепач, не бумажный спец, а человек, умеющий разговаривать с людьми, идущий на участки, в бригаду, видящий, где и что не получается, знающий, что и как надо сделать, чтобы получилось. Так Борисов стал начальником Южного сетевого района, так станционник стал во главе сетевого цеха. Впрочем, прецедентов хватало. Даже в самом Минэнерго, по мнению Борисова, не работал ни один сетевик — все сплошь теплотехники да станционные электрики. Потому, наверное, когда проектировали и строили заполярную «атомку», никого не интересовало, куда, как будет выдавать свою мощность эта станция.
— Доброе утро, Антон Федорович, — сказал Гусин. — Придется нам с вами слетать к Маралихе. Пожар возле ЛЭП.
— Ну что ж, с-слетать так с-слетать. — Борисов тюкнул сигареткой в пепельницу, выпустил изо рта струйку дыма.
Гусин полез в папку со свежей почтой, нашел телеграмму из РЭУ, протянул ее начальнику района.
— Вы уже готовы к этому?
Борисов мельком взглянул, улыбнулся узкими губами, возле острого носа его собрались морщинки.
— Эт-то же обычное дело, Василь Романович. П-пусть инспекция з-занимается. Только наше управление могло д-додуматься устраивать с-со-ревнования в п-промсезон. У меня людей на пожар взяли, с-семь человек. А теперь — п-пять на соревнование. А их всего — д-девять.
Приоткрыла дверь Валечка, сказала:
— Василь Романович, к вам Юля просится.
— Какая Юля?
— Из детского сада, воспитатель.
— Пусть зайдет.
Грудной голос с истерическими нотками уже звучал в приемной:
— …невозможно так больше. Не нужны мы вам, так распустите детский садик, мы тоже люди, в конце концов…
Юля оказалась красивой женщиной с большими черными глазами и удивительно приятным оттенком кожи лица — кофе с молоком. Высокая прическа, наманикюренные ногти на длинных пальцах, алые губы, дрожащие от обиды, слезы в глазах.
— Здравствуйте, — сказал спокойно Гусин. — Садитесь, пожалуйста. Что у вас случилось?
Юля не села. Она была уже в таком состоянии, что ничего не видела и не слышала.
— Если вы считаете возможным унижать нас и оскорблять, то это не может так долго оставаться… Дети! Разве я могу думать о них, когда меня ни во что не ставят?
— Что у вас произошло? — Гусин спрашивал раздельно и четко.
Юля еще продолжала свою бессвязную речь, но в глубине ее глаз мелькнула какая-то мысль, и Гусин подумал, что она просто ломает комедию, эта красавица.
— Ни с кем так не обращаются, как с нами, другим вы и премию платите, а нам слова доброго не…
— А ну тихо! — властно обронил Борисов, и Юля моментально умолкла, опасливо косясь на начальника района. Видимо, Борисова она знала прекрасно.
— Или говори п-понятно, или м-мотай отсюда, — Борисов даже не глянул в ее сторону.
В кабинет вошел, шумно дыша, расплывшийся шестидесятилетний заместитель директора Филькинштейн. Он поздоровался и, всплеснув руками, сложил их на своем необъятном животе.
— Она уже здесь! Я попросил ее посидеть у меня две минуты, пока говорил со столовой, а она ужо здесь! Гоните ее, Василий Романович. Она вас заговорит. И нету у нее никакого дела. Ее послали в разведку, узнать, кто из начальства остался. Вот прохиндеи! Идем, голубка, идем!
Они вышли. Затренькал концентратор. На другом конце был начальник Северного сетевого района Иван Николаевич Перевалов.
— Возле Маралихи горит тундра, Василь Романович, — голос у Перевалова был скрипучий и сухой, он недолюбливал Гусина, считал его упрямым, занудливым. В открытую никогда не высказывая своей неприязни, Перевалов выражал ее в неприятии любых предложений Гусина.
— Мы с Борисовым попытаемся слетать на Маралиху, — сказал Гусин. — Просьба одна; будьте внимательны, готовьте вездеход и людей на случай отключения. И еще одно. Нужно два верхолаза от вас, на соревнования, в Северянск. Умелых, расторопных и грамотных.
— У меня никого нет.
— Иван Николаевич, телеграмма РЭУ заставляет нас отправлять людей. От Борисова полетят трое. Подумайте, кого будете посылать вы, мы заодно постараемся залететь и взять их сюда, пусть готовятся вместе с командой.
— Директор улетел?
— Да.
— А Цветалов?
— В больнице.
— Ну ясно. Новая метла по-новому метет… А план месяца мне скорректируют на этих верхолазов?
Гусин не стал ничего доказывать. Манера вести разговор у Перевалова была одинакова: все враги кругом, все хотят ему плохого, нужно защищаться. Отчасти он был прав. Северный сетевой район предприятия отстоял от дирекции на триста километров, связь с начальством у Перевалова была слабой — только по телефону, а хозяйство северных электриков располагалось совсем в другом административном районе, с центром на берегу Ледовитого океана, центром, носящим веселое название Ветреный, живущим своими интересами и заботами, порой далекими от забот соседнего, Знаменитовского района. Даже природные условия у соседей были разные: Ветреный — арктический морской порт, стоящий на краю ледяной страны, и глубоко материковский — Знаменитово, окруженный лесами, не знающий ураганов побережья, но зато промерзающий зимой до минус семидесяти по Цельсию, с тоской ожидающий не только навигации, но и открытия зимника. Ветреный принимал грузы с материка в июне, а Знаменитово — в ноябре. Ветреный был старше Знаменитово почти в пять раз, но выглядел всегда юным, умытый волной океанской да обжигающим ветром, а Знаменитово со своими растрескавшимися на вечной мерзлоте строениями выглядел стариком, седым, заиндевевшим стариком.
Ветреный не желал признавать чью-то далекую власть над «своим» сетевым районом. Ветреный нажимал на Перевалова, требуя в первую очередь навести порядок в городе, считая, что транзитными высоковольтными линиями должно заниматься Знаменитово. Страдало от всех этих враждований и недопониманий само дело электроснабжения Заполярья. Страдал и Перевалов. Он был вынужден подчиняться и своей дирекции в Знаменитово, лежащем где-то там, на юге, за горными хребтами и десятками рек, за сотнями километров непроходимой тундры, и близкому, реальному ветренскому начальству — райкому, райисполкому, горисполкому, милиции, народному контролю и т. д. Он должен был крутиться волчком, нередко оказываясь менаду молотом и наковальней. План ему утверждали в Знаменитово, но нередко приходилось выполнять массу мелочной, неблагодарной, неплановой работы в самом Ветреном, потому что план планом, а ведь надо же как-то жить в дружбе и мире с хозяевами жилья, тепла, воды, продуктов. Да и органы местной власти оказывали подчас давление на сетевой район, требуя то новый дом — пусковой объект — включить с отступлениями от техусловий, то уличное освещение привести в порядок, то проводку, порванную ветром, заменить…
Никого на Ветреном не интересовало, сколько у Перевалова людей и техники, есть ли у него мастерские, гаражи и помещения для ремонтов, обеспечен ли он запасными частями и материалами, — все это были заботы, печали и радости Знаменитово, Северянска. А дирекция в Знаменитово, зная, как трудно Северному сетевому району, безуспешно билась уже несколько лет над включением в планы капстроительства сооружение базы на Ветреном. Денег в энергоуправлении, и в Главке, и еще где-то не хватало, деньги уходили на строительство электростанций — той же «атомки», Снежнинской ГЭС, маленьких дизельных станций у горняков. И Перевалов ремонтировал из года в год один и тот же гараж, с каждым разом расширяя его хоть на один бокс, нарушая официальные инструкции и выслушивая угрозы бухгалтерии вывести его на чистую воду, хотя, если смотреть объективно, по-государственному, более преступным было гробить оборудование, запчасти и технику, чем построить, пристроить, оборудовать склад или гараж.
Потому и дрожал Перевалов над каждым человеком: ведь лето, каким бы дождливым и прохладным оно ни было, все же оказывалось самым подходящим временем для хозяйственных работ, ремонтов, копания траншей под кабели, выправки покосившихся опор, сунутых в вечную мерзлоту, которая имела свойство выдавливать наружу все холодное, воткнутое в нее, и поглощать в таинственные свои глубины все, что нагревалось от солнца или собственных источников. А еще надо было менять изоляторы, укреплять траверсы опор, перетягивать ослабевшие провода, определять, не гниют ли опоры, подтягивать каждую гайку на сотнях тысяч зажимов и креплений. А еще были такие проблемы, как декретный отпуск дежурной на тундровой подстанции, — кем подменять? А еще надо было продолжать реконструкцию двух подстанций, добывая любыми путями нужные трубы, рельсы, цемент, ячейки, провод. А кто-то увольнялся, не дождавшись жилья и возможности вызвать на Ветреный семью с материка. А кто-то прищемил палец бревном, и нужно было вести расследование, составлять акт, исписывать кипу бумаг, чтобы получить в итоге выговор и лишение премии за травматизм. А еще…
