- Гуржин, успокойтесь! Садитесь с нами за стол! - предложил штабс-ротмистру Барбович.

- Благодарю! Приглашение принимаю. Есть хочется, а у вас, здесь, такие запахи!

Всё было хорошо: в сухом белье, в теплой кровати, после сытной еды Головинский ворочался с бока на бок и не мог никак заснуть. Что-то "грызло" его внутри и не давало покоя.

- Ах, ты! Письма надо написать! - наконец понял Владимир причину своего тревожного состояния.

Головинский знал, что больше уже не заснёт. Надо было написать свои первые письма. Писание писем для него всегда было настоящим наказанием, он не знал, о чём в них рассказывать. Раньше Владимир писал письма родителям, а теперь надо и тётушке, и Марине.

От тоски у него свело скулы.

За столом ещё сидели Васецкий и Трегубов Второй.

- Господа, мне не спится. Уступаю вам свою великолепную кровать. - Предложил им Головинский.

- Это хорошо! - согласились они и засобирались спать.

На кухне Владимир увидел женщину, лет сорока, в красном переднике, мывшую посуду.

- Доброй ночи! - поздоровался он.

- Добраноц! - устало ответила она.

- Сударыня, я прошу прощения за беспокойство, вы могли бы дать мне чернил? - вежливо спросил Головинский.

Женщина, не говоря не слова, вытерла руки о полотенце и вышла. Вернулась через несколько минут с чернильницей в руках.

- Проше, пан офицер! - натянуто улыбнулась она, протягивая Владимиру чернила.

- Спасибо! До свидания!

- До видзэня! - пробурчала женщина и продолжила мыть посуду.

Он достал из своей полевой сумки лист бумаги, ручку с пером, обмакнул её в чернильницу и вывел:

- Дорогие мои мама, отец, Лиза и Катя. У меня всё хорошо. Не болею. Не ранен, слава Богу! Гоним австрийцев на Запад. Думаю, что война не продлится долго. Целую вас всех очень крепко. Владимир.

Письмо родителям было готово. Теперь он достал другой чистый лист бумаги и скопировал его. Вместо родителей и сестёр Владимир вывел "Дорогая моя тётушка". Готово было и второе письмо. Головинский облегчённо вздохнул и принялся писать Марине. Третье письмо получилось немножко длиннее. Ведь в нём он написал, как скучает по ней и хочет быстрее увидеться.

12 сентября Десятая кавалерийская дивизия с утра и до заката солнца шла навстречу неприятелю. На следующий день, около полудня, вышли на берег реки Сан. Мосты через неё

были взорваны отступавшими австрийцами.

Полковник Чеславский приказал корнетам Эмниху и Головинскому найти броды через Сан.

Это оказалось нелёгким делом. Дно реки было очень илистым. Только в сумерках гусары взвода Эмниха обнаружили одно место, где можно было форсировать реку. Здесь она была неглубокой и с твердым дном.

Два эскадрона под командованием подполковника Опатовича переправились на противоположный берег и за час очистили от австрийской пехоты город Санок.

Таким образом Десятая кавалерийская дивизия под командованием генерал-лейтенанта графа Келлера выполнила свою задачу: крепость Перемышль была отрезана с юго-востока.

Днём14 сентября Головинский пошёл проверить условия размещения его взвода в одном из частных домов в Саноке

- Ваше благородие, господин унтер-офицер захворал и помещён в лазарет. Также вместе с ним там находятся рядовые Галкин, Табурикин, Спичакин, Иванов, Нестеров. - Доложил ему ефрейтор Веселов.

- Как заболели? Чем заболели? Сегодня же утром они здоровые были! - опешил Головинский.

- Животами они маются, ваше благородие. Может съели чего? - обескуражено пожал плечами ефрейтор.

Утром следующего дня полковой врач официально объявил, что в полку произошло массовое заболевание холерой. Этой болезнью заразились не только гусары Десятого Ингерманландского полка. Около тридцати процентов личного состава Десятой кавалерийской дивизии было помещены в лазареты. Для размещения такого большого количества больных холерой были выделены местная школа, городская больница и свободные бараки.

Немедля ни минуты, Головинский отправился навестить заболевших солдат своего взвода. В полумраке холерного барака в нос ему ударило тяжёлое зловоние. Несколько санитаров в грязных халатах бегали с металлическими тазиками от одного больного к другому, убирая у них рвотные массы и фекалии. Тем, кто корчился от болей, растирали руки и ноги.

С трудом, среди лежащих вплотную на нарах больных, Головинский нашёл унтер-офицера Петровского.

- Здравствуй, герой! - поздоровался с ним Владимир и потрогал его мокрый и горячий лоб.

- Здравия желаю, ва-а-аше бла-бла-городие! - с трудом ответил тот и застонал от боли.

- Держись, унтер-офицер! Держись!

- Помру я здесь, ва-ваше благоро-дие... Точно помру! - тихо, с отчаянием, произнёс Петровский.

- Не помрешь, Иван! У тебя лёгкая форма холеры! - убедительно соврал Головинский, стараясь успокоить больного.

- А вы, почём знаете, ваше благо-ро-дие?

- Почему я знаю? Много книг по медицине читал, симптомы у тебя холеры лёгкой формы. - Продолжал врать Владимир.

- Хорошо если так... - с нотками надежды произнёс Петровский. - Вы мне, ваше благородие, не откажите в одной любезности?

- Говори, унтер-офицер! Помогу всем, чем смогу!

- Ваше благородие, ежели я помру здесь, в этом бараке проклятом, вы уж отпишите моим родителям, что я не от поноса скончался, а пал смертью героя в бою. Погиб за веру, царя и отечество. Старикам моим это утешением станет... - слабым голосом, делая продолжительные паузы, попросил Петровский.

- Я напишу! Обязательно напишу, но тогда, когда ты, не приведи Господь, и правда погибнешь на поле брани. А сейчас писать не о чем. Я уверен, что ты через несколько дней вернёшься в строй!

- Спасибо вам, ва-ва-ваше благо-ро-ро- дие. - С трудом произнёс унтер-офицер.

- Доктор, чем я могу помочь моим солдатам? - подошёл к врачу Владимир.

- Ну если у вас, корнет, есть желание вы можете давать им питьё из бачка, который стоит вон там, в дальнем углу и менять остывшую воду в бутылках. - Безразлично посоветовал доктор с красными от бессонницы глазами.

Теперь Головинский метался от нар к нарам, давая горький напиток солдатам, клал им в ноги бутылки с горячей водой, растирал руки...

Полутёмный барак... Зловонный спёртый воздух.... Мучительные стоны и крики больных. Это для Владимира было гораздо страшнее, чем идти впереди взвода в атаку.

- Это настоящий ад! - подумал он.

Головинский бежал за горячей водой к печи, на которой стояли большие котлы, и вдруг столкнулся с каким-то человеком. Владимир поднял глаза. Перед ним стоял... сам командир Десятой кавалерийской дивизии генерал-лейтенант граф Келлер.

- Прошу прощения, ваше превосходительство! - извинился Владимир и замер по стойке "смирно".

- Представьтесь, корнет! - приказал ему Келлер.

- Ваше превосходительство, Десятого гусарского Ингерманландского полка корнет Головинский.

- Что вы здесь делаете, корнет?