Головинский сопроводил австрийских сестёр милосердия к Чеславскому.

- Господин полковник, ваше приказание выполнено! - с чувством облегчения доложил он.

Тысячи фургонов были захвачены русскими кавалеристами. В них находились сотни пулемётов, миллионы патронов, медикаменты. Обоз принадлежал тыловым учреждениям двух австрийских армий, где военнослужащие привыкли жить с конфортом. Фургоны также были загружены гитарами, кроватями, перинами, креслами, скрипками, столами....

- Корнет, не проходи мимо! Помогай! - услышал Головинский.

Штабс-ротмистр Луговой грузил в корзины бутылки с коньяком, шампанским, окорока, колбасы из перевернувшегося фургона.

- Господин штабс-ротмистр,это же... это же мародёрство! - возмутился Владимир.

- Полноте тебе, корнет! Какое же это мародёрство? Это, Головинский, наши трофеи. И такое не очень часто случается на войне! - спокойно улыбаясь, объяснил ему адъютант командира полка.

Владимир не знал, что делать.

- Корнет, чего стоишь? Давай помогай! С тобой так и по миру пойдёшь! - почти крича, раздражённо приказал ему Луговой.

Головинский, чувствуя, что покраснел от стыда, стал аккуратно укладывать в корзины бутылки, которые передавал ему Луговой.

- Господа! Господа, побойтесь Бога! Хватит! Хватит! Мне оставьте! - заорал кто-то у него

над ухом. Это был штабс-ротмистр Александр Трегубов. В полку его называли "Трегубов Первый", а его младшего брата, поручика Дмитрия Трегубова - "Трегубов Второй".

Трегубов Первый спрыгнул с коня и ринулся к фургону.

- Дежнёв,- приказал он своему денщику, прибывшему с ним, - набивай мешки!

Штабс -ротмистр принялся быстро вытаскивать колбасы, сыры, окорока из фургона и передавать их денщику, который ловко наполнял ими мешки.

- Мать честная! Надо было бы с собой ещё и вестового прихватить! Больше бы забрал! - с сожалением произнёс Трегубов Первый.

Головинскому стало нестерпимо стыдно...

К вечеру Десятый гусарский Ингерманландский полк имел странный вид: у всех гусар с сёдел свисали вязанки колбас, окороков, сыров... На обозных телегах в корзинах стеклянно позвякивали бутылки со всевозможными напитками.

Десятая кавалерийская дивизия выступила для окружения австрийской крепости Перемышль с юга.

Через несколько дней её колонна втянулась в узкое ущелье Карпатских гор. В авангарде шёл Десятый гусарский Ингерманландский полк. Начались дожди... Глинистая дорога раскисла и превратилась в топкое болото.

Одна обозная повозка начала скользить по склону горы. Возница никак не мог удержать лошадей. Повозка, набирая скорость, катилась в пропасть. На её пути оказался полковник Богородский. Дышло повозки сбило его с коня. Богородский получил тяжёлое ранение и был эвакуирован в госпиталь. Временно исполняющим обязанности командира Десятого гусарского Ингерманландского полка был назначен молодой полковник Чеслаский В. В., талантливый офицер, георгиевский кавалер, герой русско-японской войны.

Чтобы предотвратить нападение австрийцев на колонну Десятой кавалерийской дивизии, медленно продвигавшейся по узкому ущелью, на склонах гор, примыкавших к дороге, были выставлены наблюдательные дозоры.

Эскадрон Барбовича растянулся на несколько вёрст наблюдательными дозорами на высотах для обеспечения безопасности правого фланга Десятой кавалерийской дивизии.

Дождь, дождь, дождь... У Головинского промокшее обмундирование прилипло к телу. В сапогах хлюпала вода. Владимир укрылся под развесистым старым буком. Слева и справа от него скрытно расположились гусары его взвода.

-Кап-кап-кап-кап-кап.... - стучал дождь по веткам деревьев и опавшей пожухлой листве .

А снизу, с дороги, доносился скрип повозок, ржание лошадей и матерная брань. Колонна медленно двигалась к перевалу.

- Ваше благородие, голоса чуете? - подполз к Головинскому унтер-офицер Петровский.

Владимир прислушался. Действительно прямо на их наблюдательный пост шли люди.

Трещали ветки под их ногами, и слышались голоса.

- Петровский, стрелять только по моей команде! Передай всем! - тихим голосом приказал Головинский.

Минут через десять Владимир увидел, как прямо на него движется группа австрийцев из десяти - двенадцати человек. Они несли патронные ящики и станковый пулемёт.

- Хотят с этого склона горы обстрелять нашу колонну. - У Головинского от волнения пересохли губы.

Когда австрийцы приблизились на расстояние шагов в пятьдесят, он громко закричал:

- По неприятелю, пли!!! - и принялся стрелять по врагам из своего нагана.

Австрийцы на мгновение остановились, а затем, бросив ящики и пулемёт, бросились бежать.

На следующий день, после упорного боя, Десятая кавалерийская вошла в местечко Тростинец.

Сразу же исчезли тучи, перестал сыпаться дождь, который так донимал их в последние дни.

На синем небе ярко светило солнце.

- Добрый знак, ваше благородие! - удовлетворённо произнёс унтер-офицер Петровский.

Офицеры второго и третьего эскадрона разместились в каменном доме хозяина скобяной лавки.

- Семён, тащи мне сухие вещи! Быстрее! - приказал Головинский своему денщику Будкину.

- Слушаюсь, ваше благородие! Сейчас вам всё доставлю! - козырнул Будкин и бегом выскочил из дому.

Через десять минут Семён вручил Владимиру парусиновый тюк с сухим обмундированием.

- Молодец, Семён! - похвалил его корнет.

- Рад стараться, ваше благородие!

Головинский снял с себя промокшие насквозь мундир, нижнее бельё, сапоги и отдал их своему денщику.

- Приведи всё это в порядок!

- Слушаюсь, ваше благородие! - радостно улыбаясь, ответил Будкин - всегда весёлый и расторопный парень из Орловской губернии.

Каким наслаждением было для Головинского надеть сухое бельё и растянуться на металлической кровати с никелированными шариками. Сквозь дремоту он слышал, как его товарищи разговаривали с хозяйкой дома, накрывавшей на стол. А потом по комнатам поплыли запахи свежевыпеченного хлеба и яичницы, жаренной на сале.

- Владимир, вставай! Еда на столе! - разбудил его Васецкий.

- Господа, за взятие Тростинца! - предложил тост ротмистр Барбович, поднимая пузатый гранёный стаканчик с французским коньяком из захваченного австрийского обоза.

- Австрийцы, сволочи! Вот сволочи! - с возмущёнными криками ворвался к ним в комнату штабс-ротмистр Гуржин.

- Что случилось? - подскочил из-за стола Барбович.

- Они в Тростинце своих холерных больных оставили! Ими вся местная школа забита и бараки! Какую свинью нам подложили, а ?

- Зря ты, Гуржин, так нервничаешь! Ничего страшного. То австрийцы, а нашим русским кавалеристам ни одна зараза не страшна! - высокопарно заявил Трегубов Первый.