Вечером началась погрузка Десятого гусарского Ингерманландского полка в эшелоны. Офицеры располагались в пассажирских вагонах второго класса. Нижние чины и конский состав - в грузовых, так называемых теплушках. На каждом таком вагоне было написано "Восемь лошадей. Сорок человек".
По плану, разработанному на случай войны, Десятая кавалерийская дивизия предназначалась для боевых действий против австро-венгерской армии. Поэтому эшелоны взяли курс к австрийской границе.
Они задерживались только на узловых станциях для заправки паровозов водой и углём. За окнами пронеслись сёла Полтавщины. Эшелон, в котором находился эскадрон ротмистра Барбовича, проехал по большому мосту через Днепр... Вскоре позади осталась Киевщина, и началась Волынь.
На станции Шепетовка началась выгрузка Десятой кавалерийской дивизии. Здесь все узнали новость о том, что Германия объявила войну России. К австрийской границе части двинулись уже походным порядком. Десятая кавалерийская дивизия расположилась в городке Вышгород до получения дальнейших приказов. Сюда и прибыл новый командир Десятого гусарского Ингерманландского полка полковник Богородский. Старшим штаб - офицером полка был назначен герой русско-японской войны полковник Чеславский, служивший ранее на Дальнем Востоке, и приехавший в Вышгород почти в один день с Богородским.
24 июля Австро-Венгрия объявила войну России. В этот же день, с наступлением темноты, Десятая кавалерийская дивизия перешла границу и, вторгшись в пределы Австро-Венгерской империи, начала продвижение на город Львов.
Её части уже находились западнее города Тарнополь, когда поступил приказ генерал-лейтенанта графа Келлера:
- Спешиться! Окопаться!
Десятый драгунский Новгородский полк, Десятый уланский Одесский полк, Десятый гусарский Ингерманландский полк, Первый Оренбургский казачий полк принялись "зарываться" в землю.
- Хр-р-р... Хрясь... Хр-р-р... Хрясь - скрежетали лопаты о плотную глинистую землю.
Головинский отдал "Камчатку" своему вестовому Егору Мищенко, худому, как жердь, с
с горбатым носом и чёрными цыганскими глазами:
-Отведи лошадь коноводам и сам оставайся рядом с ней!
- Слушаюсь, ваше благородие! - козырнул Мищенко.
- Рядовой, дай мне лопату! - обратился Владимир к рыжеусому солдату второго эскадрона, только что закончившему копать окоп.
- Пожалуйста, ваше благородие! - тот протянул ему лопату.
Головинский с хрустом вонзил её в твёрдую землю.
- А вы, чё, ваше благородие, сами копать будете? - полюбопытствовал солдат, и от удивления его мохнатые брови поползли вверх.
- Да, сам! - коротко ответил Владимир.
- Бу-у-ум-ум-ум! Бу-ум-ум-ум! - вдруг затряслась и начала уходить из под ног земля.
Головинский от неожиданности вздрогнул. В животе стало холодеть...
- Ваше благородие, это чё такое? - прошептал побледневший рядовой.
- Наши батареи открыли огонь. - Стараясь быть спокойным, объяснил тому Владимир.
- Бу-ум-ум-ум! Бу-ум-ум-ум-ум... вновь затряслась земля.
В наступление на позиции Десятой кавалерийской дивизии пошли плотные колонны австрийцев. Орудия Третьего казачьего артиллерийского дивизиона сметали взводы и целые роты, но австрийцы упорно продвигались вперёд.
Головинский залёг в своём, так и незаконченном окопчике. Командовать ему было некем. Он выполнял команду Барбовича "Присматриваться".
Над головой что-то стало непрерывно жужжать:
- Взык, взык, взык, взык, взык....
- Ваше благородие, это чё? Чмели? - снова спросил Владимира рыжеусый солдат, лежащий совсем рядом в своём окопчике.
- Нет, гусар, это не шмели! Это австрийские пули летают. - Просто пояснил Головинский.
Рыжеусый вновь сильно побледнел.
Головинскому тоже стало не по себе :
- Вот одна такая может ударить меня в лоб и... Всё! Нет больше меня!
Подошла артиллерия Десятого армейского корпуса и тоже начала залпами бить по наступающим австрийским колоннам.
День стал серым. Солнца не было видно из-за грязных облаков пыли и сизого тумана пороховых газов.
Неожиданно стрельба стихла... И послышался крик:
- Бегут! Бегут! Бегут австрияки!
И тут же "запели" кавалерийские трубы "К коням", а затем последовало "Садись".
- Первый, второй, третий эскадрон догнать и уничтожить отступающего противника! - передали приказ командира полка.
Головинский встал и бросился бежать в лощину к коноводам. Там лицом к лицу столкнулся со своим вестовым:
- Мищенко, давай "Камчатку"! Где она?! - заорал Владимир.
- Дак вот она, со мной! - спокойно ответил вестовой.
Только сейчас Головинский увидел, что вестовой держал лошадь за поводья. Владимир махом прыгнул в седло и вместе с гусарами второго эскадрона выскочил на перепаханное снарядами поле.
Далеко впереди виднелись фигурки убегавших австрийских солдат в серо-голубых мундирах, спешивших скрыться в лесу.
- Эскадрон, шашки вон! Пики в руку! Справа по три, галопом, за мной ма-арш! - услышал Головинский крик Барбовича и сразу же увидел его самого, верхом на своём красавце "Тегеране", в саженях пяти от себя.
Лес стремительно приближался... Австрийцы вбегали в него и сразу же открывали беглый огонь по русским кавалеристам.
- Лес - это же западня! - вдруг понял Владимир.
И в это мгновение из-за высоких сосен ударил австрийский пулемёт. Хрипя, валились на землю кони. Вместе с ними падали гусары... Крики, проклятия, конское ржание...
- Назад! Отходим! На-за-ад! На-за-ад! - кричал Барбович.
Головинский резко повернул "Камчатку", ударил её в бока шпорами, и лошадь понесла его к
своим позициям.
В этой атаке Десятый гусарский Ингерманландский полк понёс первые потери.
Ранним утром следующего дня, после отпевания погибших полковым священником отцом Владимиром Копецким, они были похоронены в братской могиле на окраине деревни Бялогловы.
- Оказывается у войны нет никакой романтики, как я думал раньше. Война - это горечь потерь, смерть, страдания и кровь... - грустно думалось Головинскому.
Десятая кавалерийская дивизия выступила на Зборов.
На подходе к деревне Ярославице полки получили приказ генерал-лейтенанта Келлера:
- Остановиться и ждать дальнейших распоряжений.
Был замечательный летний день. В безоблачном голубом небе заливался жаворонок.
