- Но... но...
- Мирц. То, что ты сделал - будет стоить тебе карьеры в любом случае. Коммуникатор, не способный гарантировать конфиденциальность связи, не нужен никому и второго шанса тут не дают. А с поправкой на то, какая связь шла через тебя - комиссариат, полагаю, не только о вчерашнем ужине треплется, и с поправкой на то КАКУЮ информацию ты разгласил, тебя просто устранят физически, устроив 'несчастный случай'. И более того, если они узнают, а они узнают рано или поздно, ты ставишь под удар и меня. Потому беги, пока еще у тебя есть время. Мирц, ты слушаешь?!
- Д-да... ехать в порт. Сельдий. Никуда не заезжать. Селки, Шашня. Что же я наделал?..
- Ты, возможно, спас жизнь очень хорошему и очень большому человеку, Мирц. Такое не забывается.
- Мы еще увидимся?
- Обязательно, Мирц, мальчик мой, обязательно. Лаврентий Шашня, запомни, веллетайнец. Все, ступай, - Йохан провел ладонью по щеке друга и легонько оттолкнул его от себя. - Ступай, времени мало.
Глава четвертая. Александр Горьев, статист.
'Только для белых' - венчала скамейку табличка. Данная надпись исключала очень многих - многие людские расы и народности, такие как: ифы, имриры, селки, уроды-осы, чернокожие племена южного Андрована, смуглые - центрального, кочевников и оседлых жителей Нарры, полукровок, метисов, квартеронов. Конечно же, всю нелюдь: горделивых опытных дельцов и финансистов нигуров; карлов, игнорируя тот факт, что само устройство таза не позволит им комфортно разместиться на ровной поверхности, а огромные ступни займут половину пешеходной дорожки; илванов, буде каким чудом окажись одна из них в человеческом поселении. Да всех, по-сути, кому не 'посчастливилось' родиться с единственно 'верным' цветом кожи на материке Рован.
Александру 'посчастливилось'. Всего пару часов назад закончился допрос у младшего дознавателя Диккенза, был принят и описан рапорт и сейчас статист просто отдыхал в отдалении от мрачных теневых кварталов, с внешне праздным видом рассматривая прохожих и посетителей одного из многочисленных городских парков. Цепкий взгляд профессионально фиксировал любую мелочь, заполняя пустоту утраченной личности ненужными деталями. Вопрос 'кто он и что он' уже давно был отторгнут, как неинтересный. Александр не желал возвращаться к незнакомой ему, а то и вовсе чуждой личности, которая бы могла претендовать на уже столь привычное и родное тело. Но при этом оставался нерешенным вопрос жизни этой самой прошлой личности, которую статист про себя назвал просто 'Он'. У Него были знакомые, с легкостью способные заметить странности поведения, были привычки, сейчас неизвестные - и все это существенно усложняло дальнейшую жизнь.
Безусловно, жизнеспособным оставался и вариант чистосердечного признания, но предсказать последствия в этом случае было еще куда более затруднительно, нежели в первом - с продолжением игры в Него. Признание могло вызвать все что угодно - от попытки восстановления старой личности со стороны менталистов Комиссариата, до заключения под стражу в качестве провалившегося шпиона. Смешно было то, что Александр и сам допускал, что Он был шпионом, по каким-то неизвестным сейчас причинам уничтожившим личностную память - может, укрывая сверхценную информацию; может, избегая раскрытия и правосудия. Вот только нести ответственность за поступки человека, о котором он не знал ничего, кроме самого факта его существования, статист не намеревался. Да, он подписал бумаги о невыезде, но следовать или нет прописанному обещанию - еще не решил.
- Куклы.
Незнакомый голос выдернул Александра из неспешного потока мыслей, он оглянулся. Голос принадлежал пожилому мужчине, остановившемуся возле скамейки. Опрятно одетый - жилетка поверх сорочки, небольшой гражданский берет, туфли - лавочник или, быть может, конторский работник, но образ этот несколько портил внушительный саквояж в руках. Лысеющий, седой, с чуть приплюснутым носом, выдающим дальнее родство с неграми Андрована, но уже даже не квартерон, а полноценный 'белый' гражданин - 'черной' крови не более одной восьмой.
- Вы позволите? - тем временем поинтересовался мужчина, указывая на скамейку. Александр неопределенно повел рукой, как бы намекая, что безраздельным правом на этот предмет уличной мебели не обладает.
- Куклы, - повторил прохожий, присаживаясь. - Я о прохожих. Взгляните на них, пустые взгляды, пустые движения, пустые жизни, если хотите.
Александр не перебивал, но собеседник только сокрушенно покачал головой и примолк, задвинув саквояж под скамейку. Статист пробежался взором по пешеходным тропинкам и лавочкам и не подметил ничего нового для себя - все также млела в объятьях молодого кавалера дама средних лет, о чем-то яростно спорили, хватаясь за шпаги, студенты и только близость гвардейской будки, похоже, останавливала их от рукопашной, неспешно прогуливались несколько пар самых разных возрастов...
- Разрешите представиться, - снова заговорил мужчина, протягивая Александру руку, который тот автоматически и пожал, - Роман Гоноррмаркко, розничная торговля и сбыт сувениров.
- Марк Лапласс, счетная палата, - зачем-то совершенно автоматически соврал Александр.
- Я не покажусь вам излишне навязчивым, если предложу беседу, господин Марк?
- Нет, будьте любезны - просто Марк, - Александр ненавязчиво, но от этого не менее пристально оценивал собеседника. Это была новая-старая привычка, которую он открыл в себе и еще не решил, как к ней относиться - как к разумной осторожности или как к паранойе.
- Марк, тогда и вы не смущайтесь называть меня просто Романом. Понимаете, Марк, в своей жизни я побывал в очень разных местах, а родился так и вовсе на южном Андроване, в таможенной зоне при Сомпе - по-крайней мере, так она тогда называлась. Удивительное место, должен я вам сказать - местные негры меняют название с приходом каждого нового вождя, а надолго те не засиживаются. Но я не об этом хотел рассказать...
Александр слушал, изображая вежливый интерес.
- Государства как такового там по-сути-то и нет - группы племен, беспощадно грызущиеся за власть, еду и воду. Об одном из племен во времена моего детства ходили очень интересные, пусть и неподтвержденные, слухи. Поговаривали, что их шаманы еще с момента рождения нового члена племени изготавливали куклу - вольт по-ихнему - для наложения проклятия. Нравы же в племени, да и не только в том, были таковы, что пускать в ход силу или, в данном случае, колдовство шаманы не стеснялись. Малейшая провинность, косой взгляд или просто плохое настроение шамана могли привести к мгновенной и мучительной смерти. Так вот, я считаю, что если все это действительно так, то эти люди были счастливейшими в Ойкумене. Они жили полной жизнью, ведь каждый день для них был последним, если вы понимаете меня.
Александр кивнул:
- Интересная точка зрения, - но в дискуссию вступать не стал.
- Эти же, - собеседник брезгливо повел рукой вокруг, - да что говорить - даже мы с вами - ведут себя так, как будто собираются жить вечно. Откладывают важнейшие дела на завтра ради того, что и самим-то делать не очень приятно. Прожигают себя в конторах за гроши, бросают близких, топятся в алкогольном и наркотическом небытие, просто теряя целые недели собственной жизни. Они и есть куклы - пустые, бессмысленные оболочки без целей и желаний, способные только на одно - лишить жизни заключенное в них сознание. - Мужчина помолчал. - Мои слова вполне можно трактовать как сочувствие осскому абсольверизму, простите. И, насколько мне известно, это... не совсем приветствуется.
- Простите? Я не знаком с вопросом, что, впрочем, и не удивительно, ведь интерес к нему тоже не приветствуется, - Александр в очередной раз вежливо улыбнулся.
- В трех словах - это доктрина принудительного развития личности, игнорирующая, собственно, интересы личности в пользу интересов системы. Диктатура разума над чувством. Человек в основе своей ленив и празден, полагаю, мы с вами сейчас лучше всего подтверждаем данное утверждение личным примером. И без принуждения человек не сдвинется ни на йоту.
